Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

– Чертовы щепки!

Брэдли поднял руку в перчатке, и на пластике было красное пятнышко. Он сдернул перчатку, и щепка, наверное, слетела вместе с ней, так что кровь потекла свободно.

– Немаленькая щепочка, – заметила я.

– Черт побери! – Брэдли смотрел на меня.

– Ты бы сходил, чтобы тебе ее перевязали.

Он кивнул, но никуда не пошел.

– Ты не обижайся, Анита, но не все рады, что я заставил вернуть тебя в дело. Я не могу тебя оставить наедине с вещдоками. Если потом возникнут вопросы, объясняться будет трудно.

– Я никогда в жизни не воровала вещдоков с места преступления.

– Я понимаю, Анита, но рисковать не могу. Проводишь меня до фельдшера?

Ему пришлось подставить вторую ладонь под рану, чтобы кровь не капала на ковер. Я поморщилась, но кивнула.

– Ладно.

Он хотел было что-то сказать, но повернулся и пошел обратно в гостиную. Мы прошли примерно четверть пути, когда Эдуард обратился с просьбой:

– Отто хочет развернуть скатерть и посмотреть, что в ней.

– Я пришлю фотографа и агента Франклина, чтобы они присмотрели.

Брэдли приходилось спешить, чтобы его кровь не испачкала ковер и не исказила картину.

Ни Эдуард, ни Олаф, ни постовой, появившийся как по волшебству, чтобы они не баловались с вещдоками, не спросили, что у Брэдли с рукой. Наверное, им было все равно.

Я пошла вместе с Брэдли к машине «скорой помощи». Снаружи все так же тусовался народ. А не лучше ли им было отправиться на поиски этой твари? Не моя работа – учить их, как им работать, но это было очень недавнее убийство, и я не видела бешеной активности, которая казалась бы мне уместной.

Брэдли сел в машину и предоставил фельдшеру обрабатывать рану. Да уж, рана. На щепку напоролся. Я старалась быть хорошей девочкой и стояла молча, но, наверное, мое нетерпение было заметно, потому что Брэдли нарушил молчание:

– Мы как только прибыли, послали людей на поиски, а прибыли мы очень быстро.

– Я ничего не говорила.

Он улыбнулся:

– Отойди от дома и оглядись на триста шестьдесят градусов. – Он скривился, когда фельдшер сделал ему больно. – Потом возвращайся и доложи мне обстановку.

Я взглянула на него, он здоровой рукой махнул мне, чтобы шла. Я пожала плечами и отправилась на осмотр. Жара давила на плечи, как тяжкая ноша, но не была влажной, а потому терпимой. Под ногами хрустел гравий, громче, чем надо бы. Я шла в другую сторону от кораля. Лошади все еще носились бесконечными кругами обезумевшей карусели. Путь мой лежал между машин, с эмблемами и без. Пожарные фургоны уже уехали. Я вообще не понимаю, зачем их сюда вызвали. Хотя иногда на звонок по 911 тут же выезжают все службы, особенно если звонящий в панике и не может толком все рассказать.

Я остановилась возле безмолвной мигалки какой-то машины. Кто вызвал полицию? Неужто у нас есть свидетель? Если да, почему никто о нем не упомянул? Если нет, кто тогда звонил?

Я пошла дальше, пока горячий ветер, шуршащий в сухой траве, не стал громче треска полицейских раций. Тогда я повернулась обратно к дому. Автомобили издали были такие маленькие, что каждый можно было рукой накрыть. Наверное, я ушла дальше, чем надо было. Так что если начну звать на помощь, меня могут и не услышать. Не слишком умный поступок. Стоило бы тут же вернуться, но мне надо было какое-то время побыть в стороне от всего этого. Постоять одной на ветру. Тогда я выбрала компромиссный путь: вытащила браунинг и сняла с предохранителя, направив ствол в землю. Теперь могу насладиться одиночеством, не подвергая себя опасности. Хотя, честно говоря, не была я уверена, что тварь, за которой мы гоняемся, не плюет на все пули, как серебряные, так и прочие.

Брэдли велел осмотреться, и я так и поступила.

Ранчо располагалось на широкой круглой равнине или на плато, поскольку нам пришлось ехать вверх, чтобы сюда попасть. Как ни назови, а плоская и гладкая земля тянулась на много миль во все стороны до края дальних холмов. Конечно, здешние расстояния для меня непривычны, потому, может, это были не холмы, а горы, и равнина расстилалась еще намного дальше. Деревьев вокруг не росло. Не попадалось никакой растительности, доходящей мне хотя бы до пояса. Тварь, которая выбила ту дверь, должна быть здоровенной, побольше человека, хотя и не очень. Я медленно обернулась, озираясь, и нигде не заметила укрытия, подходящего для таких габаритов. Понятно. Они, как прибыли, сразу бросились искать с полной уверенностью, что тварь далеко не ушла. Радиус поисков все отдалялся, но результатов никаких. Вертолет гудел наверху, достаточно высоко, чтобы не гнать ветер к земле, но и достаточно низко, чтобы у меня не было сомнений: оттуда меня видят. Они высматривали все необычное, а я, стоящая одна посреди поля, была вполне необычной.

Сделав несколько кругов, вертолет застрекотал прочь искать еще где-нибудь. Я осмотрела пустой ландшафт. Негде прятаться. Куда же оно могло подеваться?

Под землю могло или же улетело. Если улетело, тут я не в силах помочь, но если эта штука под землей… в пещерах или, быть может, в заброшенном колодце… Я выскажу Брэдли эту версию, а он скажет, что они уже проверили. Да ладно, я ведь здесь для того, чтобы высказывать версии, так? За этим меня и позвали.

Услышав движение у себя за спиной, я повернулась, уже наполовину подняв пистолет, но тут узнала Рамиреса. Он держал руки в стороны, подальше от своего оружия. Медленно выдохнув, я сунула пистолет в кобуру.

– Извините.

– Ничего, все в порядке, – ответил он.

На нем была очередная белая рубашка, рукава которой он закатал выше смуглых мускулистых предплечий. Галстук был другого цвета, но все равно висел свободно, как ожерелье, а две верхние пуговицы рубашки расстегнуты, выставляя напоказ смуглую гладкость горла.

– Не все. Обычно я не такая дерганая.

Я обхватила себя руками за плечи – не от холода, но от нестерпимого желания, чтобы кто-то меня обнял. Утешил. Эдуарду можно найти много применений, но утешать кого-нибудь – это не для него.

Рамирес подошел ко мне. Он не пытался ко мне прикоснуться, только стоял очень близко и смотрел туда же, куда и я. Не отрывая взгляда от дали, он сказал:

– Вас взволновало это дело?

– Ага, хотя я не понимаю почему.

Он резко и коротко засмеялся, повернулся ко мне, на лице его было написано и удивление, и веселье.

– Не понимаете?

– Нет, не понимаю, – нахмурилась я.

Он покачал головой, улыбаясь, но глаза у него были пронзительные.

– Анита, это совершенно ужасный случай. Я никогда в жизни такого не видел.

– Я видела расчлененных жертв – наподобие тех, которые погибли.

Он стал серьезен.

– Вам уже приходилось такое видеть?

Я кивнула.

– А увечья? – спросил он. Лицо его было уже очень серьезно. Темно-карие, почти черные глаза рассматривали меня в упор.