Ливи Майкл - Камень ангела

Настоятель прижал пальцы к глазам. Нужно снова промыть их, подумал он. Если он утратит зрение, то не сможет читать.

Наконец он услышал неровную поступь Картера, подволакивающего больную ногу, бросил взгляд в сторону потайной двери и, когда шаги приблизились, подумал: а не скрыться ли ему в тайнике?

Но настоятелю не хотелось рисковать: ведь потайную дверь могут запечатать. Он подождал, пока шаги не замерли, и распахнул дверь, не дожидаясь, пока Картер постучит.

— Значит, мы готовы? — осведомился он.

И, не дав ответить Картеру, который стоял, тяжело дыша и злобно косясь на настоятеля, он прошел мимо него по коридору и спустился по лестнице.

А в это время у него в комнате отодвинулся в сторону гобелен. Человек в черном, с бледным овальным лицом, короткой острой бородкой и очень темными глазами с довольным видом оглядел комнату, обшитую панелями. Он сделал шаг вперед, словно опробуя пол, повернулся и посмотрел на окно, затем на дверь. Взглянув на приборы на столе, взял в руки каждый поочередно и понюхал. Полистал страницы дневника доктора Ди и улыбнулся. Приподняв ковер, изучил пентаграмму, которую настоятель рисовал на полу, встал в центре нее и исчез.

Доктор Ди наконец-то добрался до своей комнаты. Сначала весь этот вздор в Корт Лит, где шумная толпа вынудила его уйти, потом женщина на улице, умолявшая вылечить ее детей, которые, по ее словам, были одержимы демонами.

— Все так думают о своих детях, — ответил он женщине, но она все не отставала, и в конце концов ее увели констебли.

А потом вечерняя трапеза. Она была именно таким тягостным испытанием, как он и думал, потому что на ней присутствовали радикальные пуритане из Сэлфордской Сотни, которые действовали на нервы, рыдая во время еды. Их предводитель, Роберт Даун, был особенно несносен. Он хотел, чтобы отменили заупокойные молитвы, чтобы всю службу читали, а не пели, и чтобы в воскресенье запретили есть мясо и пить эль. Он хотел, чтобы проводились службы прямо в открытом поле для тех, кто не желает ходить в церковь, и призывал закрыть таверны на Лонг Миллгейт.

Лицо Оливера Картера темнело до тех пор, пока не стало того же цвета, что вино у него в кубке.

— Это все? — спросил он, и впервые доктор Ди проникся к нему симпатией.

Роберт Даун говорил с уверенностью человека, у которого ни разу в жизни не возникло и малейшего сомнения в своей правоте. Он не пил вино — только немного воды — и ел хлеб и капусту. Лишь очень молодой человек, думал доктор Ди, забираясь по лестнице к себе в комнату, может демонстрировать такую стойкую уверенность в себе. Лишь тот, кто не жил при правлении шести монархов, у каждого из которых были свои взгляды.

Подойдя к своей двери, он остановился. Там, на дубовом дереве, кто-то нацарапал число «666».

Доктор Ди долго стоял, не отрывая от него взгляда. Наверно, кто-то из мальчишек из школы, предположил он. Правда, с членов церковной коллегии и даже викария тоже станется. Он протянул руку и потрогал число пальцем. Оно было не написано, а вырезано — не смоешь. А если он раздует из этого целое дело, то лишь усилит враждебное отношение к себе, которое с каждым днем становилось все более открытым.

Настоятель отпер дверь, чувствуя, как сильно устал. О Господи, до чего же надоедливы эти идиоты, сказал он себе и, взяв гусиное перо, написал на листке бумаги: «Не беспокоить» и прикрепил его к двери, прикрыв оскорбительные цифры. Потом зажег свечи и приготовился к работе. Но он так устал и расстроился, что утратил вкус к своим занятиям. Глаза у него закрывались, и приходилось прижимать к ним пальцы, так как буквы на странице расплывались, и поверх них появлялась надпись на его двери. 666 — число Зверя.

Вот в чем беда с этими людьми, которые считают себя избранниками Божьими, — от них ужасно устаешь. Все эти дрязги и раздоры отняли целый день, а теперь его одолевал сон. А поспать ему нужно, хотя бы часок. Голова стала такой тяжелой, что он уронил ее на кожаную подушечку на письменном столе.

Спустя несколько часов он резко проснулся, в полумраке — свечи почти догорели. Он сразу же ощутил перемену в комнате. Он мало что мог разглядеть в тусклом свете, но почувствовал, что изменилась температура: внезапно стало холодно. Та часть комнаты, которую он мог видеть, была такой же, как до сна. Дрожащими пальцами он зажег свечу у окна. Она медленно разгоралась, маленький язычок пламени завивался на фитиле. Доктор Ди не мог оторвать от него глаз. Он боялся, очень боялся какой-то сверхъестественной тишины в комнате.

Сначала он увидел складки одеяния, неподвижные, словно высеченные из камня, затем пальцы ног, как у классических скульптур. Второй палец был длиннее первого, голый и мускулистый. «Статуя», — подумал он, как в тумане, но тут длинные пальцы ног зашевелились.

Доктор Ди не мог заставить себя поднять глаза. Свеча у него в руках тряслась, и воск капнул на одежду.

— К-кто вы? — с трудом выговорил он.

— Разве ты меня не знаешь, Джон? — спросил голос — несомненно, ангельский.

В нем слышались музыка и трепетанье крыльев. Однако ангел говорил с ним на родном языке доктора Ди, а не на енохианском — языке, который с таким трудом освоил настоятель.

Наконец настоятель заставил себя взглянуть вверх. Его взгляд перемещался все выше, с каменных складок ангельского одеяния — на каменный свиток в гладких каменных руках. Лицо ангела было повернуто в профиль, и доктору Ди были видны каменные завитки волос на высеченной из камня шее.

Настоятель увидел, что ангел гораздо выше его — а ведь он считался высоким человеком. Фигура ангела заполнила всю комнату, и казалось, что комната исчезла и они с ангелом стоят на какой-то темной плоскости, где-то за пределами знакомой вселенной — там, где замерло само время.

Доктор Ди не слышал своего затрудненного дыхания и биения собственного сердца, хотя знал, что оно сильно бьется.

«Это Ангел Смерти», — подумал он, и несмотря на страх почувствовал облегчение от того, что смерть оказалась такой безболезненной. Но уже в следующую минуту его заинтересовало, что написано в свитке и правда ли все то, что ему говорили о Судном дне.

Все это время ангел просто стоял перед ним, казалось, даже ничего не выжидая. Доктор Ди чувствовал, что его молчание было каким-то насмешливым. Уж если он обречен, то хотелось бы, чтобы ангел хотя бы взглянул на него.

— Значит, ты пришел за мной, — с трудом выговорил доктор Ди.

— Пришел, — подтвердил ангел, но доктору Ди не было видно, шевелятся ли его губы.

Потом ангел поднял большую каменную голову, и оказалось, что у него совершенно пустой взгляд. Когда он повернулся к доктору Ди, тот с трудом подавил желание закрыть глаза.