Уильям Ходжсон - Карнакки - охотник за привидениями

Я прикрыл дверь еще более осторожно, чем открывал ее; а когда обернулся к моему новому другу, обнаружил, что лицо его превратилось в серую маску, и он не мог выдавить из себя даже слова в течение целой минуты.

— Все в порядке, брат, — проговорил я, — он не увидел меня. Мне нужно было получить какое-то доказательство подлинности твоей истории, прежде чем встревать в нее. Теперь я тебе верю, верю вполне; только трудно понять, что здесь есть живой дьявол, и чертовщина эта происходит всего в двадцати фатомах от моего судна.

— Так… так ты возьмешь его, брат кэп, ты обещаешь мне? — Он сумел наконец взять себя в руки, заботясь о своем сыне.

— Да, — пообещал я, — только не надо нести его на корабль сегодня ночью. Если верно то, что ты сказал, они разберутся в ситуации в полмгновения; и тогда будет слишком поздно… останется только похоронить его. Предоставь все дело мне, я придумаю, что надо сделать. Я пришлю к тебе моего второго помощника, чтобы он купил у тебя одну из этих занятных бамбуковых палок. Он передаст тебе записку, в которой будет сказано, что ты должен делать. Ты читаешь по-английски?

Он кивнул и указал на открытую входную дверь, в то же время с нескрываемым ужасом оглядываясь через плечо на закрытую внутреннюю дверь, ручка которой поворачивалась медленно и бесшумно; словом, я почел за лучшее немедленно выйти наружу, чтобы, если у чертова китаезы за дверью вдруг разыграются подозрения, он не мог узнать меня в лицо, что только увеличило бы мои трудности.

Позже, в тот же самый день

Корабль мой стоит почти напротив лавки того китайца. По прямой — ярдов восемьдесят; но посередине проложены рельсы для пыхтящего паровичка… удивительно, как это они здесь прокладывают железную дорогу прямо по улице!

Вернувшись на борт, я отправился прямо в рубку, на мостик, и извлек из ящика отличный бинокль, который получил от министерства торговли за участие в мелкой, но опасной передряге, в которую меня однажды случайно занесло. И скажу я, что это добрый бинокль, и лучшего даже за шестнадцать гиней не купить. Во всяком случае, он показал мне все, что было нужно, поскольку я включил пару портовых огней на обращенной к берегу стороне штурманской рубки, и еще на корме и на носу, и приглядывал за этой лавкой весь чертов день до самого вечера, то есть с двух до восьми.

Стоя внутри рубки, я мог незамеченным рассматривать все, что меня интересовало, и вот какие результаты принесла мне моя дневная работа.

Во-первых, над дверью моего новообретенного брата сомнительной национальности было начертано имя мистер Хуал Миггет. Во-вторых, мистер Хуал Миггет явным образом не подозревал обо всех масштабах слежки за его заведением.

У меня не оставалось никаких сомнений в том, что знаменитое братство Безымянных испытывало явное недоверие к намерениям мистера Хуал Миггета, ибо представители его высыпали на причал целой ратью. С помощью бинокля я насчитал поболее дюжины китаез, бездельничавших неподалеку, сидя, стоя и расхаживая неторопливой, обыкновенной для этого племени походкой, то и дело встречавшихся друг с другом и тут же расходившихся. На причале поблизости можно было видеть сразу два частных автомобиля с китайцами за баранкой (тут я понял, что в деле этом замешаны богатые люди).

Я легко определил, что сборище это занято наблюдением, поскольку китайцы не оставляли улицы, а также время от времени некоторые из них обменивались какими-то непонятными знаками. За всем этим угадывалась какая-то цель.

В пять часов я прозвонил стюарду, чтобы он принес мне наверх чай, и перекусил в штурманской рубке, не оставляя своего наблюдательного поста.

К половине седьмого начало смеркаться, и я заметил, что количество китайцев на улице увеличилось… теперь на ней можно было видеть уже три открытых автомобиля, управлявшихся китайцами.

Тем не менее, я не мог объяснить подобную суету оскорблением, нанесенным накладной косичке президента; впрочем, пришлось напомнить себе о том, что китайцы могут воспринимать случившееся совершенно иначе.

Электричество включили в семь часов вечера, и на улице сделалось вполне светло, хотя и теней тоже хватало, и в каждой тени, как мне казалось, таился китаец.

Не много же будет шансов выкатить тележку с этим ящиком из лавки и погрузить ее на корабль, отметил я про себя. Китаец, должно быть, свихнулся от страха… исполнить его намерение просто не представлялось возможным. Не стоит сомневаться в том, что эти люди будут ждать здесь всю ночь, всю неделю, следующую неделю и так далее, пока не добьются своей цели.

Без четверти восемь я отправил второго помощника на берег с запиской для Хуала Миггета. Я сообщал китайцу, что если он хотя бы ненадолго выглянет на улицу, то тут же заметит с круглую дюжину Безымянных дьяволов, караулящих его дом; и что если он желает поскорее похоронить сына, для этого достаточно только вынести его из дома в футляре из-под мумии! Если же он действительно хочет сохранить жизнь этого цирюльника-любителя, то должен устроить его поудобнее в лавке, при необходимости накачать наркотиками и дождаться моего появления утром, когда я приду и предложу ему план, согласно которому можно будет безопасно доставить молодого человека на борт.

Я дал второму помощнику соответствующие наставления, чтобы он чего не напортил. Я велел ему сперва отправиться в город и зайти в лавчонку на обратном пути. Передать записку, купить сувенирную трость, немедленно выйти, после чего на час или два отправиться в мюзик-холл и только потом вернуться на корабль… я не хотел, чтобы эта толпа уличных китаез связала меня с лавкой на той стороне улицы, как сказал бы мясник.

30 октября

Ночью я опять следил за улицей с девяти часов вечера до часа ночи; и все китайцы были на месте… они либо расхаживали, либо стояли где-то неподалеку. Время от времени подъезжал автомобиль и останавливался на какое-то время на углу соседнего квартала, откуда прекрасно была видна лавка Хуала Миггета.

Второй помощник вернулся на борт незадолго до того, как я спустился вниз. Я видел, как он входил в лавку и оставил ее в начале десятого, и с помощью бинокля заметил парочку китайцев, пристроившихся к нему на улице за спиной, после того, как он вышел из магазинчика редкостей; однако в итоге они все-таки отстали, убедившись в том, что видят обыкновенного покупателя.

Я спросил у второго помощника, видел ли он кого-нибудь в лавке, когда передавал записку. Он ответил отрицанием, однако добавил, что, когда покупал трость, в двери позади прилавка вдруг появилась рожа самого рослого из всех китайцев на свете, упорно рассматривавшего моего подчиненного в течение, должно быть, целой минуты.