Алексей Атеев - Холодный человек

Жюль Верн откупорил бутылку и налил старухе полную рюмку.

– Ваше здоровье, – чинно произнесла она, одним глотком выпила рюмку, ухнула и громко испортила воздух.

– Фу, бабуська! – поморщилась Катя. – Как не стыдно! При чужих-то людях.

– Ничего, – отозвалась старуха. – Воздух чище будет. А то тухлятиной который день воняет. Катюшка полы помыть ленится. Так чего вам, милые, из-под меня надоть?

– Расскажи им про старое кладбище.

– Про кладбище-то? Это можно. Только, молодец, – обратилась она к Жюлю Верну, – налей-ка мне еще рюмашку.

– А как вас величать, бабушка? – поинтересовался Жюль Верн, выполняя требуемое.

– Зовут ее Ефросинья Филипповна, – сообщила Катя. – Можно просто: баба Фрося.

Последовал еще один стремительный глоток, потом бабка захрустела капустой. Вера обратила внимание: зубов у старухи во рту еще довольно много.

– Про кладбище рассказывать можно долго, – сообщила баба Фрося. – Чего вас на ем интересуеть?

– Про ведьму им расскажи, – ввернула Катя.

– Про Амальку безбожную? Охотно, ребятки, охотно. Эта самая Амалька родных сестриц извела. Со свету сжила, другими словами. Ну, ее и прикончили. Батюшка родный приказал, а женишок ейный исполнил. Так, без креста, без отпевания, и схоронили. Ночью гроб притащили и в склепину засунули. И стала та Амалька заложной покойницей. Неприкаянной, другими словами. В ад Сатана ее не взял, а на небо вовсе путь заказан. Вот и бродит она по земле, людям пакостит.

– А почему ее в ад не взяли? – полюбопытствовала Вера.

– Думаю, потому, что ее на освященной земле схоронили, – сказала баба Фрося. – А таким на кладбище не место. За оградой таковских закапывать надобно. Но они богатые были. Че хотели, то и делали. Там и другие такие имеются. Вот, скажем, купец Брыкин. Опился до того, что синий огонек изо рта показался. Мальчишка еще, который заживо в смоле сварился. Это уже в нашу пору случилось. Мальчишка-то чего удумал… Ловил кошек или там собачонков, залазил на леса и животину эту с верхотуры кидал в бак с кипящей смолой, смотрел, значит, как она мучается подыхая. Вот его Господь и покарал. Сам следом свалился. Ну и другие некоторые имеются. Вот они ночами встают из могил и бродят. Добрым людям вред приносят.

– А вот я слышала: если эту Амалию попросить о чем-либо, может помочь.

– Если правильно просить, – отозвалась старуха, – тогда навстречу пойдеть. Только от помощи этой не больно-то прок будет.

– Это почему?

– Если она привяжется, то не успокоится, пока просителя не изведет.

– Убьет, что ли?

– Не убьет, а изведет! Изведет – это другое. Как вам объяснить? Ведь Амальке чего нужно? А нужно ей снова человеком стать. Конечно, в натуре это никак не получится, поскольку она давным-давно померла, но дух-то ее не отошел с белого света. И вот в того, кто у нее чего-нибудь попросит, дух-то ейный и вселится. Покаместь они общались мало, он, дух этот, спокойно сидит, наружу не высовывается. Если можно так сказать, обживается в новом теле. А как только желание просителя исполнится, дух-то Амалькин свое возьмет. И станет все по-своему делать, а разум того бедолаги в дальний уголок загонит и выпущать оттедова не будет.

– А скажите, баба Фрося, избавиться от нее как-нибудь можно?

– От кого избавиться? От Амальки, что ли? Зачем тебе? Ты разве с ней якшалась?

– То-то и оно, что якшалась!

– Ну и девка! Когда же успела?

– Недели полторы назад.

– А день-то, день какой был?!

– Не днем это случилось, а ночью.

– День… ночь… Ты не понимаешь… Число какое, другими словами?

– Кажется, семнадцатое… Точно, семнадцатое октября.

– На Ерофея-мученика?

– Ага.

– Совсем хорошо! А погоды какие в ту пору стояли?

– Буря разразилась.

– И вовсе отлично! Как же ты себя повела?

– Пошла на кладбище, залезла через дыру в склеп фон Торнов, разделась донага и заклинание прочитала, как меня ваша Катя научила.

– Катюшка?! Так это ты, зараза, ее подбила?!

– Ничего я не подбивала, – заныла Катя. – Я давно, еще в детстве, ей рассказывала…

– В детстве, говоришь? А ну-ка, прочитай слова заветные!

– «Ты, ты – дух нечистой красоты…» – уныло затянула Вера.

– Знаешь, – констатировала старуха. – Похоже, не врешь.

– Зачем мне врать? Я, наоборот, к вам за помощью пришла.

– За помощью, говоришь? Как же я могу тебе помочь?

– Научите, как избавиться от Амалии.

– Да я и сама толком не знаю.

– Скажите, Ефросинья Филипповна, сколько вы знаете случаев, когда Амалия вселялась в людей? – перебил диалог Веры и бабы Фроси Жюль Верн.

– Кто же о таком рассказывает.

– Но ведь я рассказала! – вскинулась девушка.

– Ты… Может, и зря рассказала.

– Почему это?

– Амалька недовольна будет.

– Думаете, она узнает?

– А то нет. Она и сейчас тут. Рядом с нами. Все слышит, только проявить свой норов не может. Не ее время. Вот ночью… Ночью она горазда на выдумки.

– И что же мне сделать может?

– Думаю, лично тебе – ничего. А вот ему… – Баба Фрося кивнула на Жюля Верна. – Ему может непоздоровиться.

– Почему? – спросил Жюль Верн.

– Сам подумай. А? Ты чего хочешь? Чтобы девка твоей стала. Разве нет? А Амалька для нее уже мужа сыскала. Вот! Ты как бы ее планы нарушить хочешь. А она этого не любит. Может отомстить.

Жюль Верн пожал плечами:

– Не очень-то ее испугались.

– Это ты, парень, сейчас храбришься. А придуть ночью, чего тогда делать будешь?

– Как-нибудь справлюсь.

– Ой ли! Справился один такой… А может, и не один. Слышала я, что эти, заложные, с добрыми людьми делают. Страх такой, не приведи господи!

– Как же с этими «заложными» справиться? – поинтересовался Жюль Верн. – Способ есть какой?

– Способ? Он давным-давно известен. И в литературе зафиксирован. Сам Николай Васильевич Гоголь в книжке своей описал. «Вий» книжка-то называется. Читал, наверное.

– Читал.

– Вот! Помнишь, хлопец ведьму в церкви отпевал. Вокруг себя круг мелом очертил, а потом давай молитвы читать да креститься. Жаль, не помогло. Слабину дал. Ну, да Бог с ним. Ты-то сам крещеный или как?

– В детстве бабка крестила, только креста не ношу.

– А зря! Надеть бы нужно. Это первое от нечисти средство. Ну а дальше – как у Николая Васильевича. И в глаза нечистикам глядеть не нужно. Вообще смотреть в их сторону не стоит. Загрызут!

– С ним-то понятно, а как быть со мной? – тоскливо спросила Вера.

– С тобой, голуба? Ты таки хочешь от ее избавиться? Трудненько. Был, помнится, один способ. Бабанька моя мне про его рассказывала. Еще при царе-батюшке это случилось. Один паренек имел зазнобу, но вот родичи ее паренька этого в расчет не принимали. Не глянулся он им. Он был из купцов, правда, не особо богатых, и зазноба так же из семейства купеческого… Но ее отец с матушкой решили породниться с дворянской костью. И нашли ей женишка хошь и бедного, но родовитого. Паренек и так, и эдак, а те – ни в какую. За дворянина пойдет наша дочка – и все тут. Кто-то его надоумил сходить на кладбище и попросить безбожную Амальку посодействовать. Он, вот как ты, выбрал самое подходящее время, аккурат на Ерофея-мученика. Нужно тебе сказать, в те поры склеп этих немцев, забыла, как их звать-величать, был еще не порушен. Тогда с этим строго было. Баловства никто не допускал. Даже двери у склепа не запирались. Хочешь смотреть, заходи – смотри… Ну, вот. Этот парнишка явился на кладбище в самую бурю: дождь хлещет, ветер воет… Влез внутрь, исполнил все, как полагается, и с надеждой пошел домой. А вскорости, по евоному желанию, значит, и обернулось. Дворянчик, за которого девку прочили, скоропостижно Богу душу отдал. Чахотка у него оказалась, что ли… Но девкины батюшка с матушкой не сильно горевали – зачем им больной зять, а паренек тут как тут: прошу, мол, руку вашей доченьки. Был он парнем справным: высокий, смотрит орлом, волос светлый да кудрявый. Ну и согласились они, выдали девку свою за него. Дело шло – чин по чину, и паренек думал: все само собой сделалось, однако не тут-то было. Сыграли свадьбу, оказались молодые в спальне, а молодец девку-то не топчет.