Сергей Атеев - Дно разума

– Вы, отец Афанасий, хотите сказать, что и мне подобное свойственно? – с изумлением спросил Севастьянов.

– Свойственно, свойственно. Не отрекайтесь. Я давно к вам присматриваюсь. И раньше замечал подобное, а теперь и вовсе уверился в своем мнении. Даже ваша антирелигиозная риторика подтверждает это.

– Риторика?

– Именно риторика! С какой целью вы так последовательно и так тщательно обличаете религию?

– И с какой же? Раскройте мне глаза.

– Понятно с какой. Вы желаете быть причастным.

– Причастным к чему?

– К чудесам.

– Что за вздор вы несете?! – рассердился Севастьянов. – К каким чудесам?! К тем, что творились в Дусиной квартире?! Так это вовсе не чудеса.

– А что, по-вашему?

– Не знаю.

– Вот видите, у вас нет четкого ответа.

– Вот я и разбираюсь. Какая же здесь тяга к необычному? Просто пытаюсь найти рациональный ответ.

– А меня пригласили…

– Так то по просьбе Дуси. Я ей обещал…

– Хорошо. Допустим. Только вы мне всего не рассказали. Ведь у вас есть какое-то объяснение.

«Расскажи ему про монету, он и вовсе поднимет меня на смех, – размышлял Севастьянов. – А впрочем, почему бы и не рассказать. Даже если и посмеется, что в этом страшного? А может, чего и подскажет».

– Повторяю: четкого объяснения у меня не имеется, – сказал он. – Есть кое-какие гипотезы.

– Так расскажите!

– А смеяться не будете?

– Постараюсь.

И Севастьянов принялся повествовать о своих изысканиях.

– Значит, вы считаете: все дело в таинственной монете? – спросил отец Афанасий.

– Не знаю. Может быть…

– Но вот это – чистейшее суеверие.

– Согласен.

– Так чего же вы отрицаете свое желание собственными глазами узреть чудо?

– Да бросьте вы с вашими чудесами! Чудо, чудо… Ничего я узревать не хочу. Я просто хочу разобраться…

– Попробуем вместе. С чего все началось? С событий в квартире у этой самой Дуси. Девочка сказала: ей стало скучно, она и решила малость повеселиться. Допустим. А если причина движения мебели вовсе другая?

– Но какая?!

– Не знаю. Просадка дома, например…

– Думал! Дом стоит крепко. Я проверял.

– Электромагнитные поля. Рядом с этой улицей полно промышленных объектов…

– Тогда почему в других квартирах не происходило ничего подобного?

– Ну не знаю… Вам, как физику, должно быть виднее.

– Ничего мне не виднее. Налицо самый настоящий полтергейст.

– Не совсем понял. Объясните?

Севастьянов растолковал смысл слова «полтергейст».

– Шумный дух, говорите? Никогда о таком не слышал. Ну допустим, первое проявление волшебных сил монеты в квартире Дуси Копытиной с рациональной точки зрения объяснить действительно трудновато. А дальше? Монета попадает к мальчику, тот меняет ее с огромной, как ему кажется, выгодой. Что же тут сверхъестественного? Заинтересовала монета коллекционера, вот он и отвалил за нее сверх всякой меры. Дальше – сам коллекционер. На его квартиру произошел налет… Ну и что? Просто совпадение. Жену замучили до смерти? Еще одно совпадение. Потом грабители не смогли поделить добычу, и один убил другого. И здесь нет ничего странного. Подобное у разбойников случается сплошь и рядом. И, наконец, монета исчезает. Вернее, попадет к тому, кто не желает афишировать ее присутствие. Но что за последнее время случилось в вашем городе такого, что бы иллюстрировало действие этой таинственной монеты?

– Как будто ничего, – отозвался Севастьянов.

– Вот видите! А посему думаю: вы принимаете желаемое за действительное. Просто вам хочется, чтобы все выглядело именно так, как вам рисуется.

– Возможно, – пожал плечами Севастьянов. – Со мной все ясно, – хмыкнул он. – Ну а вы сами как можете объяснить все, о чем я вам рассказал?

– На все воля Божья, – спокойно ответствовал отец Афанасий. – Этого для меня вполне достаточно. Возможно, существует научное объяснение происходящего, возможно, оно лежит в каких-то иных сферах. Мне не важно это знать. Промысел Божий – вот и все.

Однако разговор с умным попом нисколько не смутил Сергея Александровича. Ему страсть как хотелось разобраться в происходящем, и промысел Божий тут был ни при чем. Поэтому, когда вечером того же дня Севастьянову позвонил Тимофей Иванович Кобылин, профессор необычайно обрадовался.

– Серёнька?! Здорово, брат! Помню, помню о твоей просьбе, – хрипловато бормотал старик, – поэтому и беспокою. Удалось кой-чего накопать. Приходи, коли интересно. Да можешь хоть сейчас. Жду!

В голосе Кобылина слышались загадочные интонации. Севастьянову стало до того любопытно, что он чуть ли не бегом бросился к старому краеведу. Вот и знакомый подъезд. По потертым ступеням Севастьянов взбежал на третий этаж и нажал на кнопку звонка. За дверью послышалось кряхтение, щелкнул замок, и на пороге возник сам Кобылин.

– Привет, привет. Проходи. Погоды-то нынче… Сама в сад умотала, а мне чего-то неможется. Сквозняком, похоже, продуло. Вот дома и остался. Тебя, дорогой, поджидал. Сейчас чайку сварганю. С малиной… Ты как насчет чайку?

– Охотно.

– Вот и славненько. На кухне заседать будем. Там как-то привычнее. Айда за мной.

Кухня у старика выглядела старозаветно и своим убранством напоминала скорее музейный уголок, нежели жилое помещение. Добрую ее половину занимал громадный буфет черного дерева, походивший на готический собор. Стены буфета украшала причудливая резьба в виде гирлянд роз, ирисов и других цветочных штучек. Под самым потолком два веселых ангелочка, а может, амурчика сыпали из рогов изобилия виноградные гроздья, яблоки, груши и прочую плодово-ягодную хренотень. За цветными стеклами виднелись высокие хрустальные стаканы и громадные чайные чашки. Стены кухни украшали чернолаковые жостовские подносы, расписанные такими яркими пионами, астрами и анютиными глазками, что от их вида ломило зубы. Кроме подносов на стенах висел громадный безмен, который больше напоминал древнее холодное оружие – шестопер. На полках стояли старинные стеклянные бутылки квадратного сечения, с какими-то неведомыми разноцветными жидкостями. На столе высился древний медный самовар с многочисленными медалями на тусклых боках.

Хозяин щелкнул по самовару корявым ногтем и многозначительно взглянул на Севастьянова:

– Сейчас кипяточку заварим.

– В самоваре? – удивился профессор. – Это же долго, да и канительно.

– Мне его под электричество переделали, – пояснил Кобылин. – Воткнул вилку в розетку, и все дела. Пятнадцать минут, и можно чаек пить.

Действительно, самовар вскипел очень быстро. Хозяин налил гостю в стакан, стоявший в серебряном подстаканнике, себе же наполнил уже знакомую Севастьянову громадную чашку, расписанную столь же яркими цветами, как и на подносах.