Александр Варго - Кристмас

Лилипутка молча продемонстрировала мне парики, всевозможные маски со сморщенной и обожженной кожей, как у Фредди Крюгера. [4]Все становилось на свои места.

– Ладно, – удрученно произнес я, потом спохватился: – А как ты на коляске, без ног, умудрился Бояринова завалить? Зимой, да еще в лесу! Он ведь тоже не пальцем деланный, да и ствол почти всегда при нем!

Борис многозначительно усмехнулся, и я почувствовал, что наступил кульминационный момент. Он скинул с ног проеденный молью плед, встал с коляски, отпихнул ее ногой и выбил ногами чечетку.

Потом мнимый инвалид прошел уверенным шагом по комнате и остановился:

– То же самое и с проказой. Не дай бог вам, ребята, в самом деле этой дрянью заразиться. – Сказав это, он принялся неторопливо снимать с себя бинты. – Пара дохлых крыс в кармане, тухлая селедка, и нужный эффект обеспечен, верно? Если бы ты знал, как мне самому надоела эта вонь… хотя человек способен ко многому привыкнуть, согласен?

Я молчал, хмуро кусая губы. азиться. ки ее вспыхнули пунцовыми розами.

– Короче, мое дело предложить, твое – подумать. Главное – ты помог друзей сюда привезти. Может, у тебя, конечно, затмение памяти было: я не знаю, да и знать не хочу. Как-то ты себя первые дни странно вел. Тут еще и Ангелина, естественно, свою роль сыграла. Между прочим, Андрей, мой братец, который уж точно должен знать, кто она такая, и то иногда считает ее неземным созданием. Как пел классик шансона: «…ну, сумасшедший, что возьмешь…» Ты можешь присоединиться, можешь отказаться и рассказать об этом разговоре своим товарищам. Трупом больше, трупом меньше. Я не запугиваю: это просто констатация факта. Просто жалко, при твоих-то задатках если талант в землю закопаешь с собой вместе. Убийцей ведь тоже надо родиться, как музыкантом или поэтом. Ты подумай, немножко времени у тебя есть. Если все сложится хорошо, то будешь ассистировать дяде Боре на новогодней операции. Я уже приготовил два анатомических стола. Три последних года как-то банально выходило – убили и не повеселились толком.

Он захохотал, и я почувствовал, как спину обдало ледяным холодом.

Сергей и Женя зашли к нему в комнату, и Бакунин тщательно запер дверь изнутри. Поразмыслив, он решил подстраховаться и с усилием подвинул к выходу тяжелый комод. После этого он подошел к кровати и брякнулся на нее не раздеваясь. Устало посмотрел на девушку, продолжающую безмолвно стоять у порога.

– Чего теперь у двери торчишь, как бедный родственник в гостях? – Сергей заложил руки за голову и с наслаждением потянулся. – Кровать, как видишь, здесь одна. Располагайся и не стесняйся. Насиловать тебя никто не собирается. Хотя, если хочешь, иди к себе в комнату. Могу проводить, – и он сделал попытку подняться.

– Не-ет, – самопроизвольно вырвалось у Алексеевой. Она робко приблизилась к кровати и села. Сергей опять плюхнулся на спину.

– Не против, если я закурю? – спросил он.

– Можно подумать, что если я скажу «нет», ты воздержишься, – улыбнувшись, ответила Евгения.

– Ради приличия надо же спросить, – одарил ее ответной улыбкой Сергей и щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, он задал вопрос: – У вас с Сашкой серьезно было? Если не хочешь, не отвечай.

– Как тебе сказать… Он мне нравился, – задумчиво ответила Женя. – А уж я ему… Это сейчас только одному Богу известно. У него ведь девок куча была. Ты же знаешь.

– Знаю, – подтвердил Бакунин. – Насчет этого дела он никого не пропускал. Один раз я даже прикололся: Сашок, говорю, бабушка есть на примете, восьмидесятилетняя, но озабоченная. Штуку «зелени» обещает. Трахнешь? А он подумал и на полном серьезе: за штуку нет, а вот за полторы возможны варианты. А сейчас он в подвале валяется, весь изрезанный. Его, наверное, теперь и в гроб не запихаешь, скрюченного. Положено сказать: «Пусть земля ему будет пухом». А где она – земля? Пока что не предвидится.

Алексеева всхлипнула.

– Ты так и будешь всю ночь сидеть, как сторож на складе семечек? – похлопал ее по спине Сергей.

Девушка робко прилегла рядом.

– Серега, угости сигареткой? – нерешительно попросила она.

– Возьми, – Бакунин щелкнул по пачке ногтем. – Ты же вроде не куришь?

– Закуришь тут и запьешь в этой проклятой деревне, – опять всхлипнула Женя.

Она неумело затянулась и закашлялась.

– Я понимаю, тебе вспоминать сейчас про это… – Сергей замялся, – про мутанта. Но вдруг такое повторится? Я должен знать. Как Санька в оборотня превратился?

Девушка передала Бакунину сигарету:

– Затуши, пожалуйста!

Парень выполнил ее просьбу и повторил вопрос.

Женя, помявшись, сказала:

– Мы, в общем, ну…

– Трахались, – подсказал Сергей, – что ты нукаешь, как первоклассница перед мамой? Здесь все свои.

– Короче, потом я неожиданно заснула как убитая, – сказала Женя, в какой-то мере обрадовавшись, что ей не пришлось подробно останавливаться на пикантных деталях.

– Что же здесь неожиданного? – удивился Бакунин. – После этого дела всегда спать хочется.

– Это у вас, у мужиков, – сказала Женя. – А у женщин наоборот. Мы помедленнее остываем. Ладно, не буду тебе лекции по половому воспитанию читать, – она повернулась набок. – Проснулась я, а рядом уже не Сашка: кто-то страшный, глаза горят! Мне еле удалось в коридор выскочить. А там – колясочник, с ружьем. Мутант прыгает, а сделать ничего не может! Если бы не инвалид – сожрала бы меня эта тварь! А потом, – глаза девушки наполнились слезами, – колясочник сказал, что, может, и я оборотнем стану. Из-за спермы, что в меня попала…

– Так вы без резинок трах… то есть сексом занимались? – удивился Сергей. – Не знаю, будешь ты мутантом или нет, но залететь можешь точно.

Алексеева начала тихо плакать:

– И еще он говорил, что ви-и-дел, как у че-е-ловека хобот вырос. Он им людей души-ил!

– Врет твой колясочник! – решительно сказал Бакунин.

Несколько минут они лежали молча. Потом Женя спросила:

– Если, как ты говоришь, «здесь все свои», то расскажи, почему ты вены резал?

– Долгая история, – вздохнул Сергей. – В принципе, я Максу рассказал и от тебя скрывать не собираюсь. Поделишься – и легче становится. Был у меня «закидон» по молодости, – вообразил себя «сверхчеловеком».

– Кем-кем? – переспросила девушка.

– Сверхчеловеком, – повторил Бакунин, – есть понятие такое. Был у меня любимый немецкий философ Ницше. Так вот: у него есть теория избранности. Ты можешь в силу рождения, проявления силы воли встать над другими людьми. Они стадо, а ты – бог! Не зря книга Ницше даже у Гитлера на столе лежала. И теорию он эту же проповедовал. Если бы только теорией и ограничился. А то стал и на практике осуществлять, причем в мировом масштабе. К чему это привело фюрера, ты, надеюсь, знаешь. Так и я, только в своих пределах. Вместе с друзьями завалил бродяг на кладбище. Да еще с особой жестокостью, чтобы силу воли воспитать и среди других выделиться. Самое ужасное, что среди них и ребенок маленький был. «Сверхчеловеком» я от этого, естественно, не стал, зато впал в другую крайность: мир недостоин меня – значит, надо из него уйти. И ушел бы… Мать раньше с работы вернулась и «Скорую» вызвала. Вот, собственно, и все, – невесело закончил Сергей. – Противно было слушать?