Михаил Тырин - Кладбище богов

– Это невозможно… – произнес он уже растерянно. – Мы бы знали…

– Вот и узнали, – хмыкнул Влад. – Эти большие зеркала недавно появились, если я не ошибаюсь… Когда вам было узнавать?

– Ну, допустим, что ты прав… – изрек Аматис и вновь замолчал, погрузившись в размышления. И чем дольше он размышлял, тем явственнее понимал, что в словах Влада больше логики, чем предположений.

– Но если так… – пробормотал Аматис. – Если зеркала передают вещи… и людей… это совершенно меняет дело! Это меняет все!

Он вдруг ринулся к двери, но на полпути остановился, обернувшись к Владу:

– Мне нужно связаться с Академией. А ты сиди здесь – и никому ни слова. Никому! Пожалуйста, на этот раз исполни то, что я говорю, в точности!

– Эй, муммо, поднимайся. Вставай, муммо, слышишь?

Петрович вздрогнул и открыл глаза. На него насмешливо уставился глаза Зигф – бригадир, как привык называть его Петрович.

– Любишь спать, муммо, – изрек Зигф, как изрекал каждое утро.

Петрович собрался с силами и поднялся, откинув с себя задеревеневшее рыжее покрывало. Все соседи-энейцы уже давно поднялись, взбодрились и серой проворной струйкой вытекали из помещения на работу. Петрович знал: сейчас этот живой ручеек потечет по коридорам, разветвится и быстро иссякнет. Каждая живая частица найдет себе прибежище: маленькую дверцу в стене, незаметную лесенку, уводящую под пол, просто какую-нибудь темную дыру.

– Поторапливайся, муммо, дело не ждет, – посмеивался Зигф.

Зигф имел азиатские черты лица и серую с синевой кожу. Он не был ни злым, ни ехидным, с Петровичем они состояли в почти приятельских отношениях. Зигф просто был главнее, он жил в подземельях гурцоров очень давно и долгие годы буквально света белого не видел. Да и не жаждал уже…

Темные общались с ним не сказать, что уважительно, а скорее снисходительно. И это было неплохо. Петровича они не замечали вообще, а если замечали – брезгливо сторонились.

Была еще одна важная вещь: Зигф являлся тут единственным человеком, с которым Петрович общался. Глуповатые усоды и пришибленные энейцы ему в собеседники не очень годились.

– Почему ты зовешь меня муммо? – спросил однажды Петрович.

– Как почему? – рассмеялся Зигф. – Ты и есть муммо!

– А что это – муммо?

– Это ты! Посмотри на себя – увидишь муммо. Все просто!

Петровичу осталось только вздохнуть и согласиться быть муммо.

– Сегодня будет новая работа, – сообщил Зигф, идя чуть впереди и по привычке оглядываясь через плечо. – В нижних уровнях вчера умер работник, тоже муммо, – теперь ты будешь делать его работу.

Петрович устало кивнул. Его здорово угнетало местное правило не кормить никого завтраком. До ближайшей кормежки оставалось часа три. В его возрасте это уж точно не вдохновляло на работу.

А что касается новых обязанностей, то это его мало беспокоило. У него уже бывали новые работы. Сначала он замещал банщика возле поливочного автомата. Потом перетаскивал тяжелые баки с какой-то слизью между двумя лифтами. Последней работой было чистить трубопроводные каналы, заросшие неподатливой мокрой плесенью.

– Тебе лучше стараться, внизу строгие землецы, – добавил Зигф.

Землецами он почему-то называл гурцоров. И снова Петрович кивнул. Стараться он умел. Сейчас он думал о другом: как бы приучить себя оставлять что-нибудь съестное с вечера на утро. Из-за утренней голодухи настроение было совсем никудышнее.

– Ну, пошли? – Зигф подвел его к шахте воздушного лифта.

Петрович напрягся. Никак он не мог приучить себя прыгать в эти чертовы скважины, хоть и знал, что его тут же подхватит подушка упругого теплого воздуха. И бережно опустит по месту назначения.

На этот раз полет в темной яме продолжался необычно долго, у Петровича даже голова закружилась. Но все прошло как всегда нормально. Они с Зигфом оказались в комнате с низким потолком, из которой расходилось полдюжины коридоров. Здесь гораздо сильнее ощущался таинственный гул, который преследовал обитателей подземелья буквально повсюду. И невидимый груз сверху давил куда заметнее.

– Дорогу запоминай, завтра без меня пойдешь, – предупредил Зигф, направляясь первым в один из коридоров.

Они пришли в место, напоминающее диспетчерский пункт. Видимо, это было охранное помещение: на стенах и на столах имелись небольшие зеркала, транслирующие виды из однотипных сумрачных коридоров со множеством одинаковых дверей. Скорее даже люков – квадратных, тяжелых, непривычно низких для обыкновенного человека.

«Тюрьма», – сразу подумалось Петровичу. Впрочем, это было неоригинально. Мысль о тюрьме не отпускала его с первой минуты пребывания в подземелье гурцоров.

Было и несколько больших зеркал – изображение на них то и дело менялось, и это были уже не коридоры, а какие-то залы, напоминающие спортивные комплексы, уставленные снарядами.

Здесь, в «дежурке», находилось только одно существо – энеец, одетый в мешковатый серый комбинезон с грязно-лимонной полосой через грудь и спину. Он ел из глубокой чашки нечто похожее на посиневшие макароны.

– Это Гайда, – представил его Зигф. – Твой новый водырь. Или магистр, как тебе больше понравится.

Они оба расхохотались и смеялись довольно долго, пока Петрович переводил недоуменный взгляд с одного на другого.

– Добро пожаловать в Гостиницу, муммо, – произнес энеец. – Для тебя здесь много важной работы. Возьми в том ящике одежду, давай прямо сейчас.

В небольшой кладовке Петрович увидел ржавый контейнер. Внутри обнаружилась пара комбинезонов и несколько просторных рубах с лимонными полосами. Петрович выбрал рубаху, которая показалась наименее грязной.

– Это понадобится, – объяснил Гайда. – Все будут видеть, что ты имеешь право ходить по Гостинице.

Петрович слушал его вполуха, потому что взгляд его привлекло изображение на одном из зеркал.

По коридору суетливо двигались двое усодов с лимонными полосами на рубахах. Они тащили какое-то тело, совершенно неузнаваемое, просто некий комок лохмотьев. Тем не менее это было тело: сзади болтались две ноги, узловато-дистрофичные.

Чуть позади трусил еще один усод. Он волок на себе квадратную корзину и забрасывал туда куски, которые отваливались от тела…

Петрович не успел прийти в себя от пугающего зрелища, как энеец Гайда отодвинул от него зеркало.

– Это не твой участок, муммо. Гостиница большая, у тебя будет шесть таких коридоров внизу. И лучше, если ты окажешься добросовестным работником, у нас тут растяпы долго не задерживаются.

– Да я уж понял, – с внутренним содроганием проговорил Петрович.

– Первое, что ты должен, – отнеси в кислотную яму мертвого муммо, который работал до тебя. Можешь порыться в его вещах, это теперь твои вещи.