Игорь Лесев - 23

Наконец, официант подошел ко мне (джинсы и рубашка в клеточку мало роднили парня с моим классическим представлением о том, как должен выглядеть настоящий официант).

– Что вы хотели?

– У меня на столе лежал желтый блокнот. Вы его не видели?

– Нет, не видел.

– Но вы видели то, что он у меня был?

– Да, вы, кажется, что-то читали.

– Я не «что-то» читал, а именно желтый блокнот. Вы его видели у меня?

– Да, кажется, видел. Он у вас пропал?

– А вы как думаете?! – Парень начинал выводить меня из себя. – Женщина давно ушла отсюда?

– Какая женщина?

– Женщина в красном платье! Или вы тут еще каких-то женщин видите?

– Никакой женщины я здесь сегодня не видел. Особенно в красном платье. С четырех утра вы здесь один были, – официант сделал полшага назад, видимо, почувствовав, что наш диалог мне не нравится.

– У нас с вами тут чудная картина получается. Значит, блокнот был. А вот в заведении, кроме меня, никого не было. Но блокнот все равно исчез. Я ничего не упустил?

Парень туповато смотрел в мою сторону.

– Может, еще пива?

– Какого, на хрен, пива?! Где мой блокнот?!

Официант по-прежнему продолжал туповато смотреть в мою сторону. Мгновенно взбеленившись, я так же мгновенно и остыл, поняв, что ничего путного от него не добьюсь.

Я вздохнул:

– Несите пиво.

Официант с таким же вздохом пошел выполнять заказ.

Я его окликнул:

– Не подскажете время?

– Начало девятого.

А ни хрена себе я поспал «минутки три»!

– Спасибо.

Не удивительно, что я успел уже протрезветь. Так, а блокнот, пожалуй, сперли. Хотя я успел прочесть почти все, только со стихами не успел разобраться. Я стал анализировать приснившийся сон. Белый костюм, 5000 гривен, 200 долларов, сдача 160 вместо 200. Что все это значит? И дети. Я напрягся. Во сне было четверо детей: две девочки и два мальчика. Именно столько необходимо убить детей, чтобы оживить гулу. По крайней мере, так было записано в блокноте. Дети пели песенку про сорок дней. Через девять и сорок дней проводят поминки по покойникам. Так. Что еще? Они меня звали к себе и просили отдать 160 гривен сразу. Что это может быть?

– Наше время заканчивается, – официант поставил на стол пол-литровый бокал пива. – Мы в девять закрываемся.

Точно! Время заканчивается. Мое время заканчивается! Сорок – это символ смерти, знак моей смерти. Из 5000 вычесть 1800, должно получится 200. Но мне дали только 160, 160 разделить на 40, получается 4. До моей смерти остается почему-то четыре дня, хотя до двадцать третьего еще целых шесть дней. Да, но без сегодняшнего дня -6. А если 200разделить на 40, то получается как раз пять. Значит, у меня один день хотят забрать. Дети же и вовсе предлагали отдать все деньги, то есть отнять все дни жизни сразу и не затягивать время.

Я залпом выпил полбокала и подозвал официанта.

– Сколько с меня?

Он удалился и вернулся со счетом. На желтой бумажке было выведено «63 грн.». Отлично. Отсчет пошел. 40+23=63. Я расплатился и направился к выходу.

Помимо чтения блокнота ничего путного за ночь я не сделал. Напротив, умудрился еще и сам блокнот просрать. Никакого плана действий у меня также до сих пор не было.

Я брел по узким улочкам старого города. Было сыро и чертовски холодно, редкие прохожие озирались на меня, как на полоумного. По такой холодине ходить в одном костюме, без плаща или куртки выглядело несколько странно. Все, что я надумал на этот момент, – найти первый попавшийся магазин «Оптика» и купить контактные линзы. Ходить, как в тумане, мне уже решительно надоело. Неприятностей на мою задницу без того хватало, чтобы еще присовокуплять к ним проблему перехода улиц и большую вероятность попасть под машину.

Вообще-то говоря, найти в Столице магазин по продаже контактных линз и очков не намного труднее, чем, скажем, киоск «Союзпечати», – и те и другие встречаются буквально повсеместно, вне зависимости от престижности района. Но, как назло, не в этот раз. Я щурился на каждую попадавшуюся мне витрину и вывеску магазина, но все было не то: «Канцтовары», «Куртки», «Телефоны», «Фотоуслуги» – что угодно, но только не то, что мне было нужно. Наконец, я стал спрашивать прохожих, где находится ближайший магазин оптики. Но и среди прохожих мне, как назло, попадались одни бараны, которые ничего не знали. Больше всего меня бесила манера некоторых персонажей остановиться, напустить на лоб морщины, делая при этом вид усиленного «думания», а затем выпалить: «Нет, не знаю».

В конце концов я решил сесть на метро и поехать на площадь Льва Толстого, где я точно знал расположение нужного мне магазина. Но и тут меня ждала неудача – теперь я уже не мог найти метро! Заблудиться, пусть и без контактных линз, но в городе, в котором я прожил почти десять лет, – это надо было умудриться! Я стал петлять по внутренним дворикам, многочисленным аркам и в результате попал в совершенно не знакомый мне сквер.

Впереди я разглядел темный силуэт женщины, выгуливающей собак. Еще из курса социальной психологии я помнил, что наибольшее доверие у женщин вызывает мужчина, гуляющий с собакой, – это его характеризует как человека с домом (не на вокзале же он живет с собакой?), независимого и семьянина. В чем именно проявляется «независимость» и почему именно «семьянин» (неужели холостяк не может выгуливать собаку?), я уже не помнил, но именно сейчас у меня в голове всплыл весь этот бред. Похоже, женщина с собаками вызывает у мужчин не меньшее доверие.

– Извините, пожалуйста! – я ускорил шаг и подошел к прохожей.

В лицо мне ударил противный запах псины и немытого человеческого тела. А подойдя к женщине вплотную, я увидел перед собой натуральную бомжиху с распухшим от постоянной пьянки красным лицом и копной слипшихся волос. Поверх непонятной одежды она была обмотана одеялом.

– Тебе понравились мои собачки? – красное пятно улыбнулось мне, и в ноздри ударил запах остатков несвежей пищи.

– И-извините, я обознался, – я попятился, но бомжиха оказалась настырной.

– Ты такой красивенький. Как мои лучшие собачки. Это комплимент такой?

– Ладно, не буду вас задерживать, – я развернулся и быстро пошел прочь от этой вони.

– Недолго осталось, мой милый.

Я остановился. Мне это послышалось?

– Что вы сказали?

– Поиграй с моими собачками, мальчик.

– Вы сказали: «Недолго осталось, мой милый». Что вы имели ввиду?

– Тебе нравятся мои собачки?

– Что вы имели ввиду, сказав, что недолго мне осталось?

– Они не любят чужих, а ты им понравился. Дай на водку.

– Ну хорошо, поговорили, и хватит, – я решил, что передо мной очередная сумасшедшая, только уже с киевской пропиской (вернее, вовсе без прописки). – Всего хорошего.

– Уйдешь – умрешь. Угости женщину водкой. Я остановился как вкопанный.