Дэн Симмонс - Песнь Кали

– Я слушаю, мистер Лузак.

– Что вы скажете на это, мистер Гупта? Я просто уеду или все-таки пообщаюсь с М. Дасом?

– Все будет организовано. Позвоните, пожалуйста, через три часа.

– А-а-а… Неужели, мистер Гупта?

– Да.

– Я уже отправил экземпляр… м-м-м… первого варианта статьи своему издателю в Нью-Йорке с просьбой не вскрывать пакет до моего возвращения домой. Надеюсь, этот вариант не пригодится. Я предпочел бы написать о Дасе.

– Не пригодится, мистер Лузак.

Водителями всех такси, курсирующих между городом и аэропортом «Дум-Дум», были ветераны индо-пакистанской войны 1971 года. У нашего водителя вся правая щека представляла собой сплошной шрам, а глаз был закрыт широкой черной нашлепкой, заставившей меня невольно задуматься о его монокулярном зрении и оценке расстояний, когда мы крутились в густом потоке машин на шоссе для VIP-персон.

Снова шел дождь. Все приобрело цвет грязи: облака, дорога, громоздящиеся друг на друга хибары из полотна и жести, отдаленные заводы. Лишь красные и белые полоски, нанесенные на изредка попадавшиеся придорожные баньяны, скрашивали пейзаж хоть какими-то цветовыми пятнами. Ближе к окраине поднимались новые жилые дома. То, что они новые, я смог определить лишь по строительным лесам из бамбука и стоявшим поблизости в грязи бульдозерам, но сами сооружения выглядели такими же запущенными, покрывшимися пятнами от старости, как и древние развалины в центре города. За бульдозерами виднелись скопления навесов, под которыми прятались тесно сгрудившиеся фигуры. Кто они – семьи строителей или новые жильцы, ожидавшие въезда? Скорее всего, эти отверженные были ядром новой чольи – растущей окраины двухсот пятидесяти квадратных миль сплошных трущоб.

Слева промелькнул белый щит, который я заметил еще тогда, ночью. С этой стороны на нем были слова:

«КАЛЬКУТТА ГОВОРИТ ВАМ ДО СВИДАНИЯ. ДОБРОГО ЗДОРОВЬЯ».

Женщина с кастрюлями и большим бронзовым кувшином на голове присела на корточки в грязи за щитом.

В аэропорту было людно, но не так, как в ту ночь, когда мы прилетели. Все билеты на делийский рейс уже были распроданы, но один только что сдали. Да, самолет «ПанАм» вылетает из Нью-Дели в семь вечера. Билеты можно будет приобрести.

После досмотра багажа мы прошлись по залу. Свободных мест не было, и нам пришлось поискать тихий уголок, чтобы сменить Виктории подгузник. Затем мы заглянули в небольшое кафе – выпить чего-нибудь прохладительного.

Мы почти не разговаривали. Амрита казалась погруженной в свои мысли, а у меня все еще трещала голова. Время от времени перед глазами мелькали обрывки сна, и тогда все сжималось в животе от напряжения и замешательства.

– При худшем раскладе, если вдруг не успеешь на «ПанАм»,– сказал я,– можешь переночевать у своей тетки в Дели.

– Хорошо.

– Или остановиться в какой-нибудь хорошей гостинице рядом с аэропортом.

– Да, конечно.

В кафе ввалилась толпа туристов из Бельгии. Одна из них, невообразимая уродина в сетчатых штанах, тащила здоровенную гипсовую фигуру бога Ганеши со слоновьей головой. Все они оглушительно гоготали.

– Позвони Дэну и Барб, когда доберешься до Бостона.

– Ладно.

– Я прилечу на следующий день после вас. Кстати, ты будешь звонить родителям из Хитроу?

– Бобби, но я и вправду не прочь остаться еще на день. Тебе может понадобиться помощь… с переводом. Ведь речь пойдет о рукописи, да?

Я покачал головой.

– Слишком поздно, детка. Багаж уже погружен. Без лишних нарядов ты обойдешься, но без запаса разовых подгузников здесь нечего делать.

Амрита не улыбнулась.

– Серьезно,– сказал я, взяв ее за руку.– Просто мне нужно кое-что закончить с Гуптой и этими клоунами. Черт возьми, мне все еще не хватает материала на статью. Одного дня будет достаточно.

Амрита постучала по моему кольцу.

– Хорошо, но будь поосторожнее. Не пей сырую воду. А если Камахья придет поменять ткань, постарайся, чтобы она дала тебе только ее – и ничего больше.

Я ухмыльнулся.

– Договорились.

– Бобби, а почему ты не пустил горничную?

– Что?

– Убраться в номере. Перед уходом ты ей велел подождать до завтра.

– Из-за рукописи Даса,– торопливо ответил я.– Не хочется, чтобы там кто-нибудь шнырял.

Амрита кивнула. Я допил остатки «фанты», посмотрел на маленького геккона, прошмыгнувшего по стене, и постарался отделаться от мысли об автоматическом пистолете двадцать пятого калибра, лежавшем на полке стенного шкафа в гостиничном номере.

Самолет уже подали на посадку, и я поцеловал обеих на прощание.

Но тут Амрита вдруг вспомнила:

– Ой, слушай, а если Камахья вдруг не появится в гостинице, ты не смог бы заскочить к ней домой и забрать ткань?

Она принялась копаться в сумочке.

– Это так важно?

– Нет, но я была бы тебе признательна.

– А почему ты просто не поменяла ткань в лавке?

– Все было разрезано по мерке. И я не сомневалась, что мы еще раз с ней увидимся. Черт, я же точно положила бумажку сюда. Ничего. Я помню адрес.

Достав книжечку спичек, прихваченную из гостиницы, она написала адрес на внутренней стороне обложки.

– Только если у тебя будет время.

– Хорошо.

Времени у меня не будет. Мы еще раз поцеловались. Виктория, озадаченная толчеей и шумом, вела себя беспокойно. Я положил ладонь на головку ребенка, ощутив бесконечную нежность ее волосиков.

– Хорошего вам полета. Увидимся через пару дней.

В аэропорту «Дум-Дум» не было галерей для посадки в самолет. Пассажиры проходили по мокрому гудрону и забирались по трапу на борт «Эйр-Индия». Прежде чем скрыться внутри аэробуса французского производства, Амрита повернулась и помахала мне пухленькой ручонкой Виктории.

Мельком взглянув на часы, я быстро пошел через зал к телефонам. Гупта поднял трубку после пятого гудка.

– Все решено, мистер Лузак. Запишите адрес…

Я полез за записной книжкой, но вместо нее извлек спички, которые дала Амрита. Номер улицы я чиркнул рядом с адресом Камахьи.

– Э-э-э… и еще, мистер Лузак…

– Да, слушаю.

– На этот раз вы пойдете один.

Дождь уже прекратился, когда я вышел из такси. От мостовой вздымался пар и проплывал между старыми зданиями. В адресе, полученном мною от Гупты, указывалось пересечение улиц в старой части города, но по дороге сюда я не заметил знакомых мне ориентиров.

Улицы после ливня были заполнены людьми. Проезжали велосипеды, позвякивая звонками. Выхлопные газы от мотоциклов делали насыщенный паром воздух еще гуще. Старый вол, спину которого сплошь покрывали струпья и открытые язвы, тяжело разлегся посреди проезжей части. Плотный поток машин осторожно огибал животное.

Я стоял и ждал. Тротуаром здесь считалась четырехфутовая полоска неровной грязи между сточной канавой и стенами старых домов. Между зданиями были трехфутовые щели, и, когда до меня донеслась ужасная вонь, я подошел поближе, чтобы заглянуть в одну из этих узких скважин.