Максим Макаренков - Дни стужи [litres]

– Стас, мы начинаем подгорать, – спокойно напомнил ему товарищ.

– Тшш, не мешай, – Хромой не отводил глаз от стрелки. Возле ножки кровати стрелка закачалась и принялась описывать хорошо заметные круги.

Стас поддел половицу ножом, нажал, и она вышла из пазов. Тайник был заделан на совесть, никакое простукивание не помогло бы, потому что не было внутри пустоты: все заполнял плотно набитый, обернутый в грубую бумагу пакет. Хромой подхватил его, не разворачивая сунул за пазуху, половицу приладил на место.

– Бестолочи, – буркнул он, поднимаясь, – бес-то-ло-чи.

– Ладно, главное, дело мы сделали, – хлопнул его по плечу Иван, – пошли уже отсюда.

Улицы были пусты, фонарей в этой части города отродясь не видели, к тому же снова замело. С одной стороны, оно и к лучшему, больше времени на отход.

Но Стас отставал все сильнее, и в конце концов Ивану пришлось вернуться и почти силком перекинуть руку друга себе через плечо.

Так и похромали дальше.

– Ладно, зато, если патруль встретим, сойдем за перебравших купчиков, – пыхтел он, пытаясь подстроиться под тяжелый хромающий шаг Стаса.

– Хрен мы за кого сойдем, дымом провоняли, морды в саже, да небось на тебе еще и кровища, – бурчал Стас, пытаясь идти как можно быстрее.

– Рискнем, двинем к Мещанской? – кивнул в сторону уходящего направо переулка Иван.

Там можно было поймать извозчика, сесть, вытянуть больную ногу. Укрыться теплой полой и, откинув голову на спинку сиденья, задремать. Черт, до чего же заманчиво.

Но Хромой только головой помотал:

– Рискованно, Вань. Ну как и правда на патруль нарвемся, как объясняться будем, откуда мы такие красивые?

Иван не выдержал и остановился.

– Ну нарвемся. И что? Дымом пахнем, одежда порвана? Кстати, и не порвана она почти. Знакомым помогали! Погорельцам! Где горело? Да рядом с вашим Управлением! Ты видел – пожар-то на жилье перекинулся. А нам надо ногу твою в порядок приводить. И бумаги смотреть.

– Двинули.

Когда добрались до освещенных улиц, Стас уже с трудом наступал на ногу. Колено немилосердно хрустело, от пятки до затылка вставили стальной шипастый штырь, и, казалось, кто-то медленно поворачивал его из стороны в сторону. А иногда начинал вколачивать прямо в голову.

Шли долго – ни одного извозчика, вообще никого. Даже трактиры закрыты – после сегодняшних пожаров и заварушек хозяева благоразумно решили переждать. Выручка выручкой, но береженого боги берегут.

Наконец в темной арке глухо всхрапнуло, захрустел снег, и на улицу медленно выдвинулась лошадь, запряженная в извозчичьи сани.

Иван пронзительно свистнул и замахал рукой.

Загрузил друга, сел сам.

– Дык, а куда везти вас, господа хорошие? – повернулся извозчик.

Друзья переглянулись.

– А вези-ка нас на Измайловский остров, – глядя Стасу в глаза, скомандовал Иван.

Стас молча кивнул.

– Кудо-о-ой? На чертов остров? – вскинулся извозчик. – Ни в жисть не поеду!

Иван вытянул руку, сосредоточенно поводил пальцами. В воздухе повисла голубая капля. Чуть нырнула, поплыла и зависла у мужика над правым плечом.

– Отвезешь – твоя. На неделю, а то и дольше. Как ехать будем.

– Дак… Эта! Я ж это, завсегда! – Мужик засуетился, подобрал вожжи и звонко щелкнул кнутом. – Пошла, родимая!

Мужик знал дело – полозья свистели, сани шли ровно и ходко, извозчик только чуть трогал вожжи, когда надо было объехать выбоину или смерзшиеся глыбы, непонятно как оказавшиеся на дороге. Мчались по Садовому, свернули к Мертвой площади, где так и стояли оплавленные, с раззявленными провалами, здания старых вокзалов. Здесь извозчик подобрался, зачмокал-загукал, и – сани пронеслись мимо нехорошего места, ушли в темные улицы.

Мужик обернулся:

– Только, таво, господа хорошие, я вас у ворот высажу, а внутря не поеду, не невольте вы меня!

– Не поедешь, ты нас туда доставь, – успокоил его Стас.

Ногу все еще дергало, но уже не так сильно. Нагнувшись, он потихоньку растирал колено и беззвучно матерился. Решил молодость вспомнить, старый дурак. Еще бы колесом прошелся да вприсядку сплясал. Нога долго терпела, но такого издевательства не выдержала. Через теплые штаны колено прощупывалось плохо, но, похоже, начинало опухать.

Ох, как некстати.

«А когда такое кстати бывает?» – спросил он себя.

Вот то-то и оно.

Во время События вокруг Измайловского острова землю подняло да расшвыряло, полезла на берег пруда какая-то неимоверная дрянь, но долго не протянула и издохла, оставив на берегу черные щупальца, которые воняли так, что не спасали даже пропитанные уксусом повязки, которыми заматывали рот и нос. Во всяком случае, так рассказывали старожилы. Стас специально порылся при первой возможности в отчетах – не врали.

Образовавшиеся провалы и рвы заполнила черная вода, в которой не выживало ничего, кроме какой-то непонятной черной рыбешки с острым раздвоенным хвостом и гроздьями крохотных глаз на прозрачных стебельках. Рыб этих не ели даже местные кошки, которые тем не менее охотились на них с маниакальным упорством.

Кошки пришли на остров вместе со служащими Особого приказа Патриархии и быстро стали объектом поклонения местных жителей. Заполучить котенка от кошки «с острова» считалось величайшей удачей, кошек холили, лелеяли и слегка побаивались.

А молчаливых мужиков в черном просто боялись до судорог, хотя за все время существования Приказа ни одного столкновения с ними у островитян не было.

Прибывшие быстро привели в порядок основательно обветшавший собор Пресвятой Богородицы, обжили вросшее в землю здание, в котором в какие-то совсем древние времена, говорят, была богадельня для увечных воинов, и устроили там… что они там устроили, точно никто не знал, но слухи ходили самые жуткие. Стас считал, что их охотно распускают сами приказные дьяки. Чтоб лишних глаз не было.

Полозья прошуршали по мосту.

Извозчик ежился, поводил плечами – неуютно ему было от нависающей громады Мостовой башни, от молчаливой мощной силы, что исходила от высокой стены из почерневшего кирпича, от беззвездного ночного неба.

Не по себе ему было, и бедолага очень хотел побыстрее избавиться от седоков.

Остановились перед воротами.

– Посиди, Стас, я сейчас. – Иван метнулся к воротам, заколотил в холодное, стянутое темным железом дерево. При его приближении по железным полосам пробежала полоска синеватого огня и пропала.

В левой створке отворилась неприметная калитка, из нее выглянул человек в черном полушубке. Знакомый голос окликнул:

– Иван Николаич, ты чего грохочешь? Тащи болезного, идем.

Извозчичьи сани исчезли за мостом с такой скоростью, будто в них запрягли бегового рысака.