Максим Макаренков - Дни стужи [litres]

Низкие потолки в древних, по подоконники ушедших в землю постройках заставляли непроизвольно пригибаться, каменные полы были истерты ногами давно ушедших из этого мира людей, редкие свечи давали ровно столько света, чтобы не шарить руками в темноте. Однако дышалось здесь неожиданно легко.

Друзья с любопытством посматривали по сторонам – слышали и знали они об Особом приказе предостаточно, но внутри оказались впервые.

Скрипнула дверь, в коридор неспешно вышел высокий, очень прямой человек в черной рясе. Иван обратил внимание, что на нем не было никаких знаков сана, лишь простой крест темного дерева на шнурке. Монах поманил их.

– Что с тобой, сын мой? – в голосе монаха прозвучала искренняя тревога, когда он обратил внимание на хромоту Стаса. А у того нога вновь решила напомнить о себе.

Хромой только поморщился, и за него ответил Иван:

– Давние раны, а сегодня немало пришлось походить, да еще и покувыркаться решил почтенный Стас Григорьевич.

– Это он зря, зря, – в голосе монаха чувствовалась затаенная усмешка.

Впрочем, он тут же стал серьезным и приказал дьяку:

– Попроси Валерия Павловича побыстрее заглянуть.

За дверью оказался вытянутый в длину зал, дальний конец которого терялся в глубоких тенях. Сводчатый потолок поддерживали колонны зеленого с коричневатыми прожилками камня, увитые мастерски вырезанными ветвями с продолговатыми нежными листьями.

– Садитесь, – показал монах на низкую широкую лавку с прислоненными к спинке подушками, – вытяните ногу, сейчас придет Валерий Павлович, и вам сразу станет легче. А пока давайте поговорим, – он хлопнул в ладоши, потер ладонью о ладонь, – час уже поздний, но времени у нас почти нет.

Иван молча бросил на стол перетянутые бечевкой бумаги.

Монах развязал сверток, бумаги разлетелись по столу. Листы разного размера, старые, пожелтевшие, маленькие серые квитанции, напечатанные на машинке справки, протоколы.

Иван сразу отложил в сторону тетрадь в синем переплете, и все трое начали просматривать бумаги.

В дверь постучали. Так стучит тот, кто имеет на это право. И тут же дверь распахнулась, невысокий коренастый человек в коричневом костюме-тройке быстро осмотрел зал и уверенно направился к Стасу.

На ходу кивнул монаху и Ивану.

– Отец Сергий, доброго вечера.

Протянул руку Стасу.

– Валерий Павлович. Здешний врач.

Кивнул на вытянутую ногу бывшего порубежника:

– Давно?

– Часа три как дергать начало.

– Понятно.

Не только врачом был этот человек в хорошем костюме. Приказав расслабиться и не отвлекаться от разбора бумаг, он присел и положил широкие ладони на больную ногу. В колено сразу же пошли теплые успокаивающие волны.

«Так это и есть отец Сергий, – думал Иван, – надо же…» Он представлял человека, который много лет железной рукой управлял Особым приказом, совершенно другим. А сейчас понял, что даже и не знает теперь, каким именно. От Сергия исходила непоколебимая уверенность в том, что он делает, каждый жест, каждое сказанное глубоким мелодичным голосом слово убеждали собеседника в том, что перед ним человек, которого стоит слушать.

Резкими уверенными движениями Сергий раскладывал бумаги, быстро просматривал, сортировал. Какие-то сразу отдавал Ивану, другие – Стасу, некоторые откладывал в стопку перед собой.

– Эти купца и Говоруна не касаются, их потом смотреть будем, – объяснил он, заметив вопросительный взгляд Ивана, – глубоко копал этот Загорцев, и очень интересно, зачем это ему понадобилось.

«Увидим мы еще эти бумаги или они потихоньку осядут в архивах Особого приказа?» – подумал Иван. Но встретил улыбку отца Сергия и понял, что тот видит его насквозь и предугадывает каждый вопрос. Да уж! Такого человека лучше иметь в союзниках.

Отодвинув в сторону стопку, не касающуюся Говоруна, Сергий разложил оставшиеся документы, глянул на Ивана и Стаса.

– Ну как? Что-то поняли?

– Бумаги разнородные. Тут и копии счетов, и какие-то записки, и вырезки из газет, – Иван продолжал раскладывать бумажный пасьянс на столе, – такое впечатление, что Загорцев изучал всю жизнь Говоруна за последние лет пять.

– И не просто изучал. Он искал какие-то закономерности, Вот, смотрите, тут он выписывает, какие клубы посещал Говорун, с кем там имел контакты, – добавил Стас, – эти данные лейтенант полиции просто так получить не может, если только они не касаются человека, дело которого он ведет. А Говоруна, насколько я знаю, официально ни в чем не обвиняли.

Сергий молча кивнул, а потом начал выкладывать в центр стола один за другим сероватые плотные листы. На таких обычно выписывали купчие.

Это они и были.

Валерий Павлович, покряхтывая, поднялся, буднично сказал:

– Все, можете снова прыгать и кувыркаться. Потом, правда, снова ко мне прихромаете, – и, коротко поклонившись, вышел.

Стас удивленно сгибал и разгибал ногу. Боль прошла, словно ее и не было.

– Володя, карту поподробнее, – попрощавшись с врачом, попросил инока отец Сергий.

Откуда добыл карту инок, непонятно; наверное, все это время держал ее наготове. Или наколдовал из воздуха? Во всяком случае, на столе она появилась, как только Сергий договорил последнее слово. Так показалось Стасу.

Начальник Особого приказа расстелил карту, наклонился над ней, и тут Стас окончательно понял, что не давало ему покоя все это время.

Манера держаться отца Сергия.

Ох и непрост был смиренный монах!

Интересно, где он обучился такому быстрому и точному чтению карты, этой характерной командной манере окидывать ее поначалу одним взглядом, чтобы оценить масштаб, прикинуть важнейшие направления движения войск, возможные узлы обороны и учесть массу других мелочей, на которые обычный человек, разыскивающий улицу, даже не обратит внимания?

Сергий расправил серые листы купчих, выдвинул неприметный ящичек стола, достал карандаш.

Видимо, адреса он уже запомнил. Короткими точными движениями он обводил на карте маленькие кружки. Закончив, выпрямился, кивнул друзьям:

– Смотрите. Что видите?

На севере Москвы – шесть черных точек. Словно кто выстрелил дробью. Стас всмотрелся – подробнейшая карта, четко обозначен каждый дом, а кое-где и отдельные постройки. Потому и края листа свешивались почти до пола.

– Вижу шесть домов поблизости друг от друга, ну это и так понятно, – пожал плечами Стас. – Хотя…

Он присмотрелся, протянул руку, монах молча вложил в нее карандаш. Стас соединил пять точек. Шестая – в центре. Черный, недобро глядящий в темноту зрачок.

Монах кивнул.

– Кто хозяева, как связаны? – Стас чувствовал, как забытые, казалось бы, ощущения снова встают в полный рост. Он словно вернулся в те дни, когда Старшой так же раскладывал перед ним карту и они вместе, склонившись над ней, определяли судьбу тех, кто пока что были только точками на бумаге.