Максим Макаренков - Дни стужи [litres]

– Время дорого. Надо было сразу к тебе, – отозвался Якут. Смотрел он при этом почему-то на Ивана. Увидел, что тот поймал его взгляд, и улыбнулся.

– Думаешь, это оно? – спросил монах.

– Не думаю. Знаю, – ответил Якут.

Сергий как-то сжался и словно бы усох и постарел. Жестче сделались морщины вокруг носа и глаз. Пусть на миг, но дрогнула рука на простом деревянном посохе, и только сейчас Стас понял, насколько стар этот человек. И сколько ему приходится нести на старых, хоть и мощных до сих пор плечах.

– Он идет из мира в мир, и ведет его дитя. Невинное дитя приводит Его и дает руку, ведя в мир. И Он пожирает дитя и близких его, и растет, заполняя мир собой и покоряя его, пока не станет мир Единым и не будет исполнять волю Его. И, заполнив мир, оставляет его слугам своим, и срывает его с Древа Мироздания, словно гнилой плод, и бросает в Черную Кладку, где, подобные мерзкой икре древнего чудовища, копятся, источая в Великое Пространство смрад, покоренные Им миры. Те миры полны жизни, которая хуже всякой смерти, и не жизни уже, а непрерывного ужаса, из которого нельзя сбежать в другие миры и рождения.

Якут говорил нараспев, полуприкрыв глаза. Он был словно не здесь, в зале осталось только его тело, а сам он ушел туда, где рождались эти жуткие слова.

– И увидев, что полна Черная Кладка и переродились миры Его, прорвет Пришедший пелену, что удерживает те миры, и бросит неисчислимые полчища слуг своих и рабов своих, для которых нет уже ни жизни, ни смерти, а лишь воля Его, и пройдут они по Великому Пространству, срубая Древа Мирозданий, и разрушат они Звездный Тракт, что соединяет Древа, – голос Ниулы был густым, тягучим, от него перехватывало дыхание. Она говорила без всякого акцента, но отчего-то слова ее звучали так, будто всю жизнь девушка разговаривала на каком-то другом, очень древнем языке, и сейчас пыталась передать древние звуки и смыслы словами куда более молодых и глупых еще существ.

Ниула замолчала.

Наступила тишина.

– Впервые я слышу пророчество в таком полном виде, – слова Сергия тяжело падали в тишину, – хотя слышал его не раз от тех, кто умеет слушать то, что другим неведомо. Думаешь, это Его хотят воплотить здесь?

Якут стоял, перекатываясь с пятки на носок.

– Это ты услышал, монах. – Он снова заговорил, прикрыв глаза: – И там, где будет Он, будет стужа, будет холод, и не сможет человек вздохнуть, ибо замерзнет дыхание в теле его и льдом обратится кровь в жилах его. Они уже здесь, монах.

Сергий молчал и смотрел в лицо Якуту. Заговорил осторожно, словно нащупывая каждое слово:

– Мы собирали это пророчество много лет. Искали его обрывки повсюду. Расспрашивали и тебя. Помнишь, когда ты вернулся из волжских степей? Сегодня ты говоришь много больше. Гораздо яснее. И от этого сердце мое неспокойно. Кто же ты, знающий столько, но молчавший все эти годы?

Шаман выдержал взгляд. Смотрел спокойно, как человек, совесть которого чиста перед силами всех миров.

– Я твой друг. И его, – он указал на Ивана. – И твой, – кивнул он Стасу. – Все мы хотим одного. Чтобы Гость не воплотился. Поэтому мы здесь.

Пророчества, гибель Мировых Древ… Звездный Тракт… Иван мотнул головой. Голова кружилась, неясные видения, которые лишь изредка мелькали перед ним в шаманских путешествиях, обретали имена и от этого проступали яснее. И от такой картины замирало сердце. Но негоже пускать эмоции в разгул.

Он откашлялся и сказал:

– Время. Вы говорили о том, что времени почти нет. Скажите нам, что делать?

Сергий встряхнулся, словно сбрасывая с себя чары. А Ниула, которая замолчала, произнеся последнее слово пророчества, лишь глядела на него темными глазами и улыбалась едва заметной, чуть кривоватой, похожей на ухмылку, улыбкой. И от этого было очень не по себе.

Тяжело опираясь на посох, монах встал.

– Время собирать верных.

В дверь резко и коротко постучали.

Старшой слушал молча.

Его не удивило присутствие Якута и Ниулы. Стаса с Иваном он просто сгреб в объятья, выдохнул: «Живы!» – и пошел к столу. Сергию коротко поклонился и, опершись руками о стол, уставился на карту.

С другой стороны стола стоял Сергий. Иван снова подумал, что совсем не удивится, если узнает, что эти двое не в первый раз вот так, вместе, стоят над картой.

Старшой кивнул Стасу, и тот присоединился к ним. Втроем они снова разглядывали бумаги Загорцева, оценивали расположение домов.

Приказ стремительно превращался в штаб войсковой операции. Иноки в черных полушубках, принося с собой запах мороза и свежего снега, коротко докладывали о происходящем в городе.

Прибыл гонец от городской полиции – начальник убит, заместитель сошел с ума, увидев в ночи что-то, что полностью выжгло его разум.

Убиты многие начальники отделов, некоторые вместе с семьями.

Служба Охраны затворила все ворота Кремля, опустила глухую защиту в Верхнем и Нижнем мирах. Якобы отдан приказ стрелять на поражение в любого, кто подойдет ближе чем на сто метров к любому проходу.

Дружина городского гарнизона забаррикадировалась в казармах, откуда высылала усиленные патрули, но подчиниться приказам Службы Охраны отказалась. Начальник гарнизона пропал, его заместители пытаются наладить взаимодействие с городской полицией и порубежниками.

Не успел гонец все это выложить, как доложили о делегатах от Дружины.

Сергий командовал коротко, ясно и жестко.

Дружинникам велел сосредоточиться на охране городских границ. Полицейским приказал взять под охрану думу и мэрию. Правда, при этом хмыкнул, что пользы от этого немного, но приличия соблюдать надо. Услышав о запечатанном Кремле, нахмурился, но ничего не сказал.

Иван смотрел на происходящее и видел, как буквально на глазах неразбериха превращается в порядок, как проясняются линии движения, вырисовываются пути, которые можно использовать для победы, и, понимая это, чувствуя свою нужность, приходят в себя, оживают еще недавно растерянные, потерявшие опору люди.

Но что-то не давало Ивану покоя…

Улучив момент, он взял Шамана за локоть и отвел к окну.

– Дочь Столярова – то самое дитя?

Он до последнего не знал, о чем точно хочет спросить своего учителя. Вопрос сорвался с языка словно сам собой. И только тогда Иван понял, что это был именно тот, нужный вопрос. Именно это и беспокоило его, ворочалось внутри.

Якут молча кивнул.

Иван нагнулся к самому уху бывшего наставника.

– Убить не дам, понял?

Шаман только улыбнулся.

– Дурак ты, Ваня. Храбрый и добрый, но дурак.

Такого Иван не ожидал. Впервые за много лет он снова был зеленым юнцом, который с обидой и раздражением смотрел на хохочущего Шамана, не понимая, серьезно тот говорит или издевается.