Максим Макаренков - Дни стужи [litres]

Стас только моргнул. Он даже не увидел, как клинок появился в ее руке.

Сам он еще утром взял боевой топор на короткой рукояти – верхняя часть лезвия топора уходила вверх, образуя сужающийся клинок, а нижняя доходила почти до конца рукояти.

Рубить с размаху этим приспособлением было не очень удобно, зато в тесном проходе действовать – то, что надо.

Дверь вынесли с одного удара, и тут же шедший первым крепыш с двуручным тараном в руках завалился на товарищей. Стрела вошла в его глаз с такой силой, что пробила череп и высунула черное жало из шлема.

Штурмовики присели, с обеих сторон ударили выстрелы, в темном коридоре закричали, кто-то упал.

Вскинув щиты, забежала в сени первая пятерка, зазвенело, скрежетнуло, крикнули:

– Чисто!

Иван в два прыжка перемахнул ступени, исчез в доме. Стас даже не успел броситься за другом. Якут кивнул Ниуле:

– За ним иди!

Ступени были скользкими, и Стасу пришлось осторожничать: чертова нога некстати онемела. Такое бывало и раньше, и всегда не вовремя. Нервы, что ль, так шалят?! Пес с ними, не до того.

В сенях темные груды по углам, мертвецов отбросили с прохода, чтоб не мешали, пол тоже скользит, сумерки заползают с улицы и ни черта не видно.

– Глаза беречь! – крикнул Стас и увидел, как всплывает над рядами атакующих освещающая пространство капля. Тут же всплыл в воздух второй светлячок – Ваня постарался.

Этот длинный коридор оказался, к счастью, широким, можно идти по двое.

Впереди звенело оружие, хрипели умирающие, черные спины закрывали коридор, задние упирались в передних, совали руки с клинками через головы соратников, гортанно кричали чужие голоса.

Четверо порубежников проверяли двери, вышибали ногой, отскакивали, осторожно осматривали помещения.

Стас шел последним, Якут обогнал его в сенях и сейчас двигался вместе с основной группой, держась поближе к Ивану и Ниуле.

Захрустело внутри стены, Стас отпрянул. Распался на опилки заслон, из незамеченного схрона вывалился в коридор человек в тряпье, его тяжелый молот глухо ударил порубежника, шедшего перед Стасом. Боец отлетел, словно его дернули со спины, ударился о стену и затих.

Нападающий гнилозубо ощерился и с неожиданной ловкостью выбросил вперед руку с молотом, целя Стасу в грудь. Хромой с трудом уклонился. Развернувшись на здоровой ноге, он пропустил молот мимо себя и коротко, без замаха, рубанул по руке противника.

Лезвие скрежетнуло по кости, но человек в тряпье даже не обратил внимания на рану. Перехватил молот двумя руками и снова обрушил его на Стаса.

Но залитая кровью рукоять уже скользила в руках, удар вышел смазанным, Хромой увернулся. Молот ударил в пол, проламывая доски, человека дернуло вперед, и Стас нанес удар снизу вверх, вогнав верхушку лезвия в грязную толстую шею.

Плеснул темный фонтанчик, и мертвец рухнул, загораживая проход.

Стас перешагнул через тело и поспешил за штурмовой группой.

Те мерно выдавливали защитников дома из коридора. Шли в ногу, в такт ухая, налегая щитами, не давая противнику размахнуться и ударить.

Иван держался рядом с Якутом, безмолвно ругая старого упрямца. Он думал, что Якут встанет в середину круга вязальщиков, завертит коло посолонь, согласует действия участников. Тогда можно будет ударить всем разом, проломить защиту в Верхнем или Нижнем мире и остановить надвигающуюся из Запределья воронку, от одного вида которой делалось нехорошо.

Но Якут только осуждающе покачал головой:

– Не здесь наше место. Тут люди сильные, сдюжат. Нам с тобой туда идти надо, всеми глазами разом смотреть.

Иван послушал учителя. Даже уточнять ничего не стал. Шаман просто коснулся его лба тонким сухим пальцем и показал , зачем надо идти, почему надо смотреть разом и в явном, и в тонких мирах. Делать то, что умели лишь немногие – те, кто и становились истинными вязальщиками, в отличие от большинства, которым всегда нужны были напарники, чтобы прикрывали их в явном мире.

Иван раздваивать себя хоть и умел, но не любил. Страшно не хватало за спиной Стаса, но Хромой еще на входе рявкнул: «Вперед идите» – и остался с арьергардом порубежников. И это было правильно: теперь Иван был уверен, что с тыла не нападут, – Стас проследит, чтобы зачистили каждый закоулок.

Теперь спину прикрывала Ниула. Скользила, ни на миг не выпуская их с Шаманом из поля зрения, постоянно держа наготове тонкий клинок, и – не давала лезть вперед. Как-то раз просто дернула Шамана за ворот, рявкнула что-то злое на незнакомом языке и толкнула к Ивану.

Тому все меньше нравилось происходящее.

Порубежники двигались вдоль широкого темного коридора, слаженно теснили противника, шаг за шагом отвоевывая пространство. В первом ряду шли щитоносцы, прикрывавшие остальных здоровенными, в рост человека, щитами, покрытыми обережной вязью.

Коротко жалили противников мечами, снова смыкали щиты, не давали прорваться, смять стальную стену. Над кромками щитов из задних рядов просовывали копья, и каждое находило себе добычу.

Защитники бились яростно. Даже умирая, бросались на щиты и клинки. На смену павшим вставали все новые и новые люди с черными, заполняющими чуть не всю глазницу зрачками, в которых билась кроваво-огненная тьма.

Иван держал картину и в тонком мире, видел, что над стеной черноглазых людей кружат черные тени, клубятся вокруг, заполняют их сознание, толкают вперед.

Похожие вещи делали «черные вдовы». Если их гнездо приволокли сюда, значит, где-то в глубине усадьбы должен быть заполненный скользкой паутиной подвал с коконами и утоптанным голыми пятками полом, где сейчас кружат, завывая, тощие фигуры в черных балахонах.

Значит, придется столкнуться с мужьями-заклятыми, которые тоже будут биться, как безумные лисицы, защищая своих темных богинь и детей-нелюдей в коконах.

Главное, чтобы не успели раскрыться коконы. А если «вдов» притащили давно, то, может, уже и раскрылись…

Почему же молчит Якут?

Он дернул учителя за плечо, выволакивая из жаркой духоты схватки. Ниула тут же возникла рядом. В нескольких шагах обнаружился Стас и тройка порубежников, проверявших двери.

– Что? – коротко спросил Стас.

– Не знаю, но что-то не так, – поморщился Иван. – Нас словно заманивают глубже.

Якут вытирал с лица пот и выглядел осунувшимся и непривычно растерянным.

– Дитя… Я не чувствую его.

У Ивана в голове зазвенело.

Вышло на поверхность то, что не давало покоя.

Он немо открыл рот, но над черным, едва видимым в свете серебристых шаров валом схватки вспухло гнилостно-зеленое свечение и накрыло всех, покатилось волной по головам и спинам, потекло по стенам и потолку.

Слизь натекала и тут же твердела, превращая месиво боя в чудовищную скульптурную композицию. Чей-то меч так и застыл в глотке врага, замерли взлетевшие в воздух капли крови, словно мухи в янтаре. Казалось, даже многоголосый крик-стон вобрала в себя накатывающаяся слизь.