Эрика-Джейн Уотерс - Песнь призрачного леса [litres]

– Ах да, мисс Пэтти. Я прошу прощения за свое грубое поведение на похоронах Джима. Мне было трудно тогда совладать со своими чувствами.

– Что ж, очень хорошо. Извинения приняты. Прощать даже самый заклятых грешников – долг каждой христианки.

Мне опять-таки стоит больших трудов не закатить глаза к небу.

Она сторонится, пропускает меня в дом, шлепает на кухню и включает там свет.

– Ладно, чего тебе нужно? Ты отвлекаешь меня от молитвы.

Вынимаю из кармана снимок и передаю ей.

– Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Здесь изображена семья моего папы. Вы хорошо ее знали.

Мисс Пэтти нацепляет на нос древнего вида очки для чтения и всматривается в кадр, наверное, лет тридцать.

– Ну и что же?

– Мне кажется, тут чего-то или кого-то не хватает. Чего-то не видно. Вот тут, рядом с тетей.

– Нет, здесь никого больше нет… ох! Ох-ох-ох! Постой, я же забыла… забыла про ту, другую девчонку!

Меня как молнией ударяет.

– Какую девчонку?

– Про вторую сестру, она умерла еще ребенком. Разбила сердце своей матери – если не сказать, погубила всю эту странную семейку. Злой, испорченный ребенок…

Дрожь легкими холодными спазмами пробегает по моему хребту снизу доверху.

– Как ее звали?

– Я уже стара. Многое забывается, очень многое. Но она – она была сущим несчастьем, вечно попадала в переделки, доводила родителей до белого каления. Никому не подчинялась, ничем ее было не укротить. От того и умерла – от озорства, от шалостей своих каких-то. Плохо они для нее закончились. Если впустил в дом демонов, потом не жалуйся и не удивляйся, если…

Закусив губу, борюсь с нетерпением, но не получается – перебиваю:

– Так как же, вы совсем запамятовали ее имя?

Мисс Пэтти снова переводит взгляд на семейный протрет.

– Брэнда? Или Белинда… Кому теперь какое дело.

– Может, Брэнди? – замираю я.

Мисс Пэтти щелкает своими узловатыми пальцами.

– Брэнди! Точно. Ну что за человек вырастет из ребенка, названного в честь дьяволова пойла. Поделом, поделом, удивляться нечему. Дрянное, нечистое имя.

– Спасибо, – прерываю я ее прежде, чем она выйдет на новый виток своих злобных излияний, и выхватываю у нее фотографию. – Всего вам доброго! – И бегом на выход.

Старуха продолжает бубнить что-то о дерзких и нечестивых детях, забывших Господа, но я решительно закрываю за собой дверь, хватаю с крыльца оставленную там скрипку и устремляюсь под сень деревьев. Вероятно, она могла бы рассказать мне и еще что-нибудь полезное, но я не в силах больше слушать ханжеские измышления о моей семье.

Брэнди была сестрой папы и тети Ины, умерла в юности, и имя ее никогда не упоминалось в доме. Она – источник всех наших бед, боли и чувства вины. Она и есть то, что скрывалось в моей семье более тридцати лет.

Ее дух – следующий на очереди. Пусть ждет моего вызова. Уже вне зоны слышимости проклятий мисс Пэтти, где-то на полпути к дому тети Ины, останавливаюсь, привалившись спиной к сосне. Здесь, в роще, привидения свободно перешептываются и вьются вокруг меня – их явно привлекает скрипка. Наверное, и бедная Брэнди тоже здесь, ждет, когда хоть кто-то придет на помощь. Жаждет поведать наконец – спустя столько лет – свою историю.

Собираюсь уже расстегнуть футляр, когда под чьей-то подошвой совсем рядом хрустит ветка. Подскакиваю, оборачиваюсь, сердце колотится бешено.

– Седар, какого черта?! – Инстинктивно прячу инструмент за спину.

– Как раз собирался спросить тебя о том же. – Впервые на моей памяти в его голосе – ни намека на игривость, а на губах нет улыбки. – Ты сбежала. В нынешних обстоятельствах – и сбежала. И опять с чертовой скрипкой.

– Как ты меня нашел?

– Я с пяти лет хожу на охоту. Выследить тебя – не сложней, чем оленя. – Молчу. Он подходит ближе. – Шейди, что ты задумала?

– Я ходила к одной старухе, нашей соседке с давних времен. Расспросить о семейном портрете. И правильно сделала – оказалось, там действительно изображен еще один человек. Некая Брэнди. Вторая сестра моего отца. Она умерла еще в детстве.

Седар сводит брови.

– Бессмыслица какая-то. Ну и что? Какое отношение девочка, умершая давным-давно, имеет к убийству Джима Фрэнком?

Пожимаю плечами.

– Может, и никакого. Но тут кроется что-то важное. Существенное. – Я ощущаю это подсознательно… – Я должна разузнать, что именно с ней случилось.

– И ты явилась сюда вызывать ее дух? А о Черном Человеке забыла? – Голос Седара напряжен, натянут, как тетива лука.

– Я не прошу помощи. Можешь идти домой. – Отворачиваюсь в сторону от него и всех его эмоций. Вглядываюсь в кроны деревьев, которые раннее утро красит нежным золотистым светом.

Парень в несколько шагов преодолевает расстояние между нами, обвивает меня руками сзади, трется небритой челюстью о мою шею и вздыхает прямо в ухо:

– Но ты же сама до конца не понимаешь, как оно действует, ведь верно? Неужели ты думаешь, что я брошу тебя на произвол судьбы?

Та часть меня, что поддалась чарам «звезды родео», при этих словах тает. Но есть и другая часть – ее снедают скорбь, страх и тьма. Ей приходится изо всех сил сопротивляться порыву сбежать подальше в рощу, раскрыть футляр, сыграть, призвать дух Брэнди – в одиночку, без посторонних глаз. Мне этого хочется. Смертельно хочется. Но папа бы не одобрил. Папа бы не пожелал взваливать все бремя целиком на мои плечи. И от Черного Человека тогда, на стройке, меня спасли друзья, только друзья – сама бы не справилась. Если бы Седар не привел их на помощь. Если бы Сара своей музыкой не пробила тропинку во мраке и не вызволила меня из него…

Что ж, вот так вот, разрываясь надвое, все же беру за руку Седара и веду обратно в тетин дом, игнорируя безмолвные стоны и призывы скрипки из футляра.

– Давай позовем Сару с Орландо, – предлагаю.

– Они уже приехали. Я позвонил обоим, как только обнаружил твое отсутствие. Знал, что тебе захочется видеть Сару. После того как тогда, в последний раз… – Седар смущенно замолкает.

Видимо, того, что я при маме назвала его «своим парнем», недостаточно. Ему нужно все словами разжевать: мол, с Сарой покончено, ты для меня – не «запасной вариант». Самомнение даже у звезд родео имеет пределы, стало быть.

– Слушай, я свой выбор сделала. Насчет нас с тобой. Хочу остаться с тобой. И если, когда вся эта чертовщина закончится, ты сам не переменишь отношения ко мне, останусь. Я своих решений не меняю.

Седар заглядывает мне в глаза.

– Точно?

Просто киваю. Он расплывается в такой радужной белозубой улыбке, что груз скрипки в моих руках и страшной тайны в кармане становится чуточку легче. Потом он нежно накрывает ладонью мою щеку и пробегает мозолистым большим пальцем по нижней губе.