Влада Молнева - Ангелы плачут в июне [litres]

– Не дай бог, ты же тут всех до зернышка раскулачишь, вымогатель! Ладно, поехали искать тело.

– К Никольскому? Думаешь, он пятнадцать лет хранил труп в доме, где жил с женой? Я бы не стал – давно бы вывез подальше и перепрятал.

– А что, уже приходилось? – сурово поинтересовалась неслышно подошедшая бабушка.

Громов вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки и нацепил дежурную улыбку.

– Добрый вечер. Вы, вероятно, Василиса Аркадьевна?

Осведомленность «оборотня» не удивила, наверняка навел справки о моих родственных связях заранее.

– Она самая, – не слишком вежливо буркнула бабушка. – И еду с вами!

– Но… – совсем как я недавно, попытался возразить Громов.

Увы, его ждала та же участь:

– Никаких «но»! Одну я тебя с ним не отпущу! – заверила она меня.

Надо отдать бабуле должное – в людях она разбиралась, вот и этого вымогателя сразу раскусила.

– Зачем же одну? Мы вот еще и его прихватим, – Громов махнул рукой в сторону спускавшегося по лестнице Войнича.

Тот остановился.

– Видите, он согласен.

– Согласен на что? – недовольно уточнил спортсмен. – Куда это вы собрались на ночь глядя?

– Искать останки Ларисы. Помнится, ты уверял, что возишь в багажнике лопату? Она и сейчас там?

– Нет, в гараже… А где…

– Ты с ними? – Бабушка подошла к Войничу и окинула его цепким оценивающим взором, тот заметно напрягся, но ответил утвердительно.

– Ладно. В таком случае я, пожалуй, останусь. Поезжай, но имей в виду: за нее, – она подтолкнула меня в его сторону, – отвечаешь головой!

– Почему я?! – возмутился тот, покраснев от досады.

Громов отвернулся, издав нечленораздельный звук, подозрительно напоминающий сдавленный смешок.

– Действительно, – поддакнул полицейский, – с чего такая несправедливость? Я все-таки в форме и с пистолетом.

– Не обижайся, но какой-то ты хлипкий на вид, этот покрепче будет, – вынесла свой безапелляционный вердикт Василиса Аркадьевна.

Наблюдать за тем, как вытягиваются их лица, было сплошным удовольствием.

Я засмеялась, поцеловала бабушку и, шепнув оторопевшему Алану: «Не отставай, ангел-хранитель!», – выбежала из подъезда первой.

Дом Никольского стоял на отшибе, фактически скрытый густыми зарослями деревьев и кустарников.

Я поискала взглядом дерево с кроной в форме сердца, но не нашла ничего подходящего.

Неужели его срубили? Жаль, в таком случае придется ориентироваться наугад.

Громов съехал с трассы и остановил машину рядом с пунктом назначения.

Мы подошли к дому. Войнич нес лопату и фонари – начинало темнеть, они могли понадобиться. Калитка была заперта, мы перебрались через покосившуюся изгородь и оказались в засыпанном сухой листвой и мусором дворе. Кроме неплохо сохранившегося кирпичного дома, здесь находились подвал, гараж и несколько покосившихся сараев для домашней живности.

Я направилась в сторону входной двери, но Громов предостерегающе шикнул:

– Подожди! Там кто-то есть: в окне был свет – свеча или фонарик!

– Ты говорил, тут бомжи ночуют, – напомнила я.

– Может, и бомжи. Пойду проверю. Ждите здесь!

– Может, лучше я? А то какой-то ты хлипкий на вид, – с усмешкой процитировал Войнич слова бабушки.

Похоже, ему они пришлись по душе.

Громов нахмурился, но тут же вернул усмешку.

– Ну что вы, господин Войнич, я не могу рисковать спортивной гордостью страны, пусть и бывшей, – уколол он. – К тому же вам велено девушку охранять, приступайте.

Старший лейтенант вручил помрачневшему Войничу лопату и растворился в незаметно сгустившихся сумерках.

Я без труда открыла рассохшуюся дверь подвала и нащупала на стене выключатель.

Естественно, свет не загорелся. Алан включил фонарь, бесцеремонно оттеснил меня в сторону и спустился первым.

Я улыбнулась – бабушка сделала правильный выбор.

В подвале было сыро, неприятно пахло испорченными солениями. На деревянных стеллажах стояли несколько взорвавшихся банок с огурцами и грушевым компотом.

Я провела ладонью по стенам, коснулась пола – тишина. И пол, и стены – все молчало. Они не видели ничего, кроме консервированных овощей и фруктов.

– Это не здесь, идем дальше.

Мы проверили сараи – в них тоже было чисто. На двери большого гаража висел замок.

Парень, не раздумывая, сбил его лопатой. Под его натиском дверь со скрипом распахнулась.

Мы вошли внутрь.

– И здесь ничего, – осмотревшись, заметил Алан. – Тут просто невозможно держать пленников, вон окно какое.

Я вздохнула.

– Да, в том помещении окон точно не было. Нужно проверить дом – других вариантов не осталось.

– А если и там не найдем?

Я не успела ответить, тишину разорвал чей-то крик.

– Это Громов!

– Похоже, у твоего Лейстреда неприятности! Пойду посмотрю, что там.

Войнич отдал мне лопату и некоторое время колебался, решая, можно ли оставить меня одну.

– Иди уже! Я не скажу бабушке, что ты бросил меня без охраны на вражеской территории.

Спортсмен усмехнулся:

– Ох, не завидую я тому, кто попробует на тебя напасть: ведьма, да еще с лопатой, – ужас! Кстати, насчет лопаты, если что – бей прямо по голове или в живот, поняла?

Алан ушел, а я осталась в полном тупике. Может, пойти за ним, все равно, кроме дома, осматривать нечего.

Я с досадой отбросила лопату в сторону. Слух резанул звук пустоты под металлическим покрытием пола.

Я опустилась на колени и разгребла пыль. На первый взгляд ничего подозрительного – сплошное ровное покрытие.

Я поднялась и осмотрелась. Внимание привлек заваленный старыми шинами едва заметный крюк в стене.

С трудом оттащив шины в сторону, потянула крюк вниз – ничего. Еще две попытки, и он медленно и тяжело поддался, сработав в качестве рычага. За спиной раздался неприятный лязгающий скрежет.

Я обернулась – в полу зиял темный прямоугольный проем.

С сильно бьющимся сердцем я осторожно спустилась вниз и сразу узнала сухой земляной пол, стены без единого намека на окна и узкую деревянную лавку в углу, которая служила Ларисе Малининой кроватью в последние часы ее жизни.

Под лавкой обнаружились остатки разбитой гитары. Я провела по ней ладонью, и шея мгновенно отозвалась глухой болью случившейся здесь трагедии.

Раздался тихий, едва слышный звук за спиной, и в следующую секунду фонарь вылетел у меня из рук, а на шее снова оказалась удавка, только теперь все происходило на самом деле и гораздо быстрее, чем во сне.

Не прошло и десяти секунд, а я уже задыхалась. Разум отчаянно цеплялся за осколки уплывающего сознания, пытаясь просчитать возможные варианты действий. Но вариант у меня был только один.

Собрав последние силы, я вцепилась в душившие меня руки. Все, что нужно, – настроиться и увидеть его сердце. Представить, как оно медленно и неизбежно замедляет ритм сокращений – все реже, реже и реже, но, увы, мое собственное едва билось. Для такого воздействия требовались силы и много энергии, которой у меня почти не осталось.