Александр Матюхин - Самая страшная книга 2022 [сборник litres]

– Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, – говорим мы хором и расцепляем мизинцы.

– Ты не дуйся, – тихо говорит бабушка. – Нервы у меня ни к черту. Жизнь у меня была… всякая была, в общем. Вот и срываюсь по мелочам. Хочешь, в зоопарк сходим?

От счастья я и сказать ничего не могу. Только киваю.

Какой счастливый день сегодня! Папа жив, жив, жив! Посылку прислал: две пачки печенья и сухарей полкило. Мама с лейтенантом Скворцовым нарубили стульев, растопили буржуйку жарко-жарко. Мы пьем кипяток с сухарями, и Скворцов тоже его пьет. Когда он собирается уходить, то сует мне кусок сахару и гладит меня по голове. А потом, уже у двери, говорит маме: «Машина послезавтра пойдет обратно…» и что-то еще, но я не слушаю. Я обнюхиваю и облизываю сахар. Кусок маленький и пахнет табаком, но это настоящий сахар, как раньше, до войны.

Мама провожает Скворцова до лестничной площадки, светит ему коптилкой. Возвращается, садится ко мне на матрас и обнимает меня крепко-крепко.

– Мы уедем, Риточка! Уедем! Лишь бы все получилось…

До чего же трудно просовывать руку в карман. Но я все-таки вытаскиваю оттуда «Мишку».

– Мам, смотри…

Протягиваю маме конфету и кусок сахара. Хоть я его и облизала, но там еще много осталось.

Мама всплескивает руками:

– Это тебе Скворцов дал? Да?

Киваю. Это же не то что соврать: я просто молчу. И про те конфеты, которые съела, тоже молчу. А то просто умру от стыда.

Мама опять меня обнимает. И я ее тоже.

Бабушкин комод я стала разбирать только через месяц после похорон, раньше просто руки не поднимались. Это было все равно что могилу разрыть. А потом решила: сколько можно! И отперла комод маленьким ажурным ключом. Он всегда лежал на каминной полке, под старыми бронзовыми часами с орлом. Как же я боялась камина, когда была маленькая!

В комоде не оказалось обычного старушечьего хлама: лоскутков, пуговиц, баночек с засохшими кремами, старых лекарств. Только духи, пара флаконов. Жестяная коробка из-под чая, в ней пачка фронтовых писем прадеда и его ордена. И еще резная шкатулка, а там пожелтевший конверт.

В конверте несколько фотографий. Вот бабушка совсем маленькая, в платье с ромашками. Вот она уже школьница. Худая, одни глаза. На обороте фотографии надпись химическим карандашом: «Маргарита Гаранина, 1945».

Словно слышу ее голос: «Мама раскрошила сахар молотком, мелко-мелко. Раньше сахар кололи щипчиками, но мы их на хлеб променяли, они серебряные были. А конфету мама нарезала ножом на тонюсенькие ломтики. Я не помню, как мы ехали, только помню, как меня в кузове прятали под брезент. А мама мне всю дорогу совала в рот этот сахар по крошке или по одному ломтику конфеты. Нужно было их держать под языком, как валидол, пока не растворится. И себе тоже клала их под язык, конечно. Без них бы мы не доехали, точно. Замерзли бы».

Под фотографиями фантики от конфет: один от ириски «Кис-кис» и два от «Мишки на Севере».

На одном фантике белому медведю фломастером пририсован красный платочек.

Рутина убивает часто.

Двенадцать процентов самоубийств происходит из-за того, что людям стало скучно жить.

Десять процентов семейных пар разводятся из-за обыденности (пассивная смерть из-за клинической депрессии, каково?).

Четыре процента людей, совершивших убийство, делают это, чтобы разнообразить свою жизнь.

То есть кто-то берет молоток и забивает до смерти случайного прохожего просто потому, что ему надоело из года в год вставать по будильнику, ходить на работу, обедать в одной и той же столовой, каждый день слушать своего начальника и засыпать сразу после быстрого перепихона.

Когда у меня на работе внезапно исчезает сотрудник, я представляю, что он решил вырваться из липких переплетений рутины. Может быть, он снял двух проституток где-нибудь на проспекте Просвещения, наглотался таблеток, запил их виски с колой, трахался до потери сознания и умер от сердечного приступа на балконе, когда его обнаженное и вспотевшее тело нежно ласкали лучи восходящего солнца. Смерть – лучшее средство от рутины.

На самом деле в большинстве случаев сотрудники просто увольняются, болеют, берут отпуск или выходные. Ничего интересного не происходит. Я веду конспекты их жизней, поэтому знаю наверняка.

Люди придумывают себе хобби, чтобы не сойти с ума от рутины. Кто-то собирает марки, кто-то учится рисовать или вязать морские узлы. Я знавал одного человека, который облизывал внутренние стороны фантиков от конфет и подробно записывал вкусовые ощущения. Отличный способ вырваться из серости будней. Хобби – это что-то вроде спасательного жилета под креслом в самолете. У всех есть, но не у всех хватает ума вытащить его, вцепиться зубами в клапан, потянуть, наполнить воздухом и спастись. Многие гибнут просто потому, что не догадались заглянуть под кресло.

Первое мое хобби – наблюдать за людьми, которых засасывает рутина. Они приходят на работу, заспанные или бодрые, с наушниками или уткнувшись в газету, со стаканчиком кофе в руках или меланхолично поедающие банан – похожие на серые тени, заполняющие пространство офиса с наступлением рассвета. Я среди них. Будто мы сбегаем от солнца, прячемся за столами, мониторами, ноутбуками, за пыльными шкафами с папками, в переговорке или крохотной столовой. Будто если мы выйдем на улицу, солнце растворит нас, сотрет с лица земли.

Ритуал неизменен. Я знаю, кто опоздает, а кто придет раньше всех, кто начнет рассказывать о своей собаке, а кто будет смотреть в телефон. И, конечно же, я вижу рутину.

Рутина похожа на жвачку, растаявшую на солнце. Это вязкие пятна, застревающие в волосах, облепившие лицо, плечи, ладони, уши, глаза. Чем больше человек погрязает в рутине, тем больше на нем жвачки. Эти люди мне интереснее остальных.

День изо дня я наблюдаю, как эта масса поглощает человека, сжирает его заживо, превращает в вязкий комок однообразных действий. Рутина высасывает мечты, желания, эмоции, мысли. Обгладывает до косточек, оставляет лишь скелет базовых инстинктов. В какой-то момент человека уже не спасти. Я пишу в записной книжке: «Этот экземпляр сломался, несите другой».

Два года назад у нас работала Сонечка. Ей было двадцать восемь, она дважды расставалась, а потом сходилась с парнем, который ее бил. Сонечка по утрам размещала в социальных сетях выписки из гороскопа. Потом выгуливала собаку, готовила парню завтрак, ехала в метро, читала по дороге «Мастера и Маргариту», затем заваривала себе зеленый чай с мятой, открывала рабочий ноутбук и до обеда разбирала и проверяла договоры. Обедала Сонечка с главным бухгалтером – полчаса в кафешке на первом этаже здания: здоровая пища, овощные салаты без майонеза, ничего мучного – возвращалась за рабочий стол и снова проверяла договоры. После работы она выходила на улицу и ждала парня, который забирал ее на машине. Если парень не успевал, Сонечка бежала к метро, снова читала книгу, добиралась до дома, выгуливала собаку, готовила ужин, занималась с парнем любовью и ложилась спать.