Джо Лансдейл - Дорога мертвеца. Руками гнева

— Ты же сам и есть банк, Парди, — выдал я ему в лицо. — Кого ты хочешь обмануть? Все люди, живущие здесь, знают — у банка нет никакой управы выше тебя.

— Я понимаю глубину твоего горя, твоих мучений, — сказал банкир, совсем как герой какого-нибудь дешевого романчика, из тех, что папа изредка почитывал, — но долг есть долг, дело есть дело.

— Да, ты это уже говорил.

— Рад, что ты услышал. — С этими словами мистер Парди повернулся и пошел к своей повозке. И уже у самой повозки обернулся ко мне, стоявшему в упоре на костылях, и добавил: — Говорю тебе, сынок, это самая печальная история, которую я когда-либо слышал, история поистине трагическая! Никогда не смогу ее забыть — она так и будет висеть у меня над душой. До самой смерти, клянусь тебе. — Он постоял немного, поставив ногу на ступеньку повозки, и вид у него был такой же подавленный, как у молодого петушка, которому не дали зайти в курятник, а потом вскарабкался наверх и легонько щелкнул кнутом поверх голов лошадей. Должно быть, в его глазах стояли слезы — ведь когда он развернул повозку, колесами с левой стороны покатился аккурат по могиле моего отца.

Что ж, фермерская доля отвернулась от меня в самом начале. И вот что скажу — прямо там и тогда я решил не приводить разоренный участок в порядок. Более того, я пошел и выкопал всех похороненных недавно цыплят и раскидал их по старым местам. Возвращаясь в палатку, я думал лишь о том, что зря сжег тушу мертвого мула — пускай бы тоже валялась на виду.

Самым разумным было пойти к мистеру и миссис Паркс — почти сутки на костылях, — но я просто не мог. Я решил отправиться в город, найти там работу и начать собственный путь. Конечно, нужно было что-то делать, пока заживает нога — с ней хорошую работу мне вряд ли удастся найти.

Я прикинул, что если отправлюсь рано, завтра же утром, то смогу добраться до города к ночи, и плевать, что я привязан к костылям. Наверное, пару раз упаду, пару раз разобьюсь в кровь — какая, в сущности, разница.

Как было сказано, семейство Фогг — люди гордые и, может статься, немножко глупые. Поэтому на следующее утро я, как и наметил, двинулся в путь, оставив за спиной палатку, прихватив на дорогу немного черствого хлеба, вяленого мяса и сушеных фруктов в мешке.

Должно быть, упал я не раз и не два, прежде чем добрался до дороги, но по ней мне было куда легче ковылять даже на костылях, потому что на дороге льда намерзло не в пример меньше.

К полудню мои подмышки так болели от трения костылей, что кровоточили и вспучились волдырями, которые лопались, пока я шел.

Решив сделать привал, я сел на камень на обочине, сбросил верхнюю одежду и съел немного хлеба с вяленым мясом. До моих ушей вдруг донесся какой-то звон, и я поднял взгляд от земли.

Оказалось, звенели колокольчики на упряжи, влекомой восьмеркой крупных мулов. Тащили те мулы ярко-красную повозку, которой правил большой черный мужик в длинном темном пальто и цилиндре. Когда солнце коснулось его зубов, они сверкнули, как револьвер с перламутровой рукояткой.

Едва фургон сделал небольшой поворот на дороге, я увидел клетку, что была поставлена с одной стороны повозки — как бы уравновешивая бочки с водой и припасами на стороне другой. Сначала я подумал, что в клетке сидит уродливый цветной парень, но когда повозка подкатила ближе, я увидел, что это животное, покрытое шерстью, — самое уродливое и страшное из всех, каких я когда-либо видел.

В тот момент я чувствовал себя гораздо менее гордым, чем утром, поэтому подобрал под себя костыли и, прихрамывая, вышел на дорогу, помахав рукой человеку на повозке.

Повозка замедлила ход и поравнялась со мной. Возница крикнул: «Эй, вы, старые уродливые мулы!» — и колокольчики упряжи перестали звонить.

Теперь я очень хорошо видел животное в клетке, но все еще не мог понять, кто это. Над клеткой желтым были выведены два слова:

ФУРГОН ЧУДЕС

А справа от клетки красовалась маленькая табличка с причудливым росчерком, гласившая:

ВОЛШЕБНЫЕ ФОКУСЫ

ЧУДЕСА МЕТКОСТИ

ПРЕДСКАЗАНИЯ

ОБЕЗЬЯНА-СИЛАЧ

ЧУДОДЕЙСТВЕННЫЕ ЛЕКАРСТВА

ВСЕ ЭТО — ПО РАЗУМНОЙ ЦЕНЕ!

По мне, звучало все неплохо.

— Похоже, тебе не помешает прокатиться, мальчик, — сказал негр-великан.

— Да, сэр, еще как не помешает, — ответил я.

— Негру нельзя говорить «да, сэр». — Я обернулся посмотреть, кто это сказал, и увидел парня в выцветших красных брюках и мокасинах, со светлыми волосами до плеч и короткими светлыми усиками над губой. Он скрестил руки на груди, ежась от холода. Он явно вышел из фургона, но вышел так тихо, что я даже не заметил его присутствия, пока парень не заговорил. Когда я ничего не ответил, он добавил: — Это мой фургон. А этот тип просто работает на меня. Так что мне решать, кому кататься, а кому нет. Тебе я точно не разрешаю кататься.

— У меня есть немного вяленого мяса, консервы и бобы. Могу ими за поездку расплатиться. Да и сяду где-нибудь с краю…

— Был бы это твой фургон — садился бы, где хотел, — сказал блондин. — Но фургон не твой. — Он отвернулся, и я заметил, что его брюки немножко протерлись на заднице, и тихо по этому поводу хихикнул. Блондин тут же юлой на месте крутанулся и недобро на меня уставился. Глаза у него были очень холодные и уродливо-серые, как два ружейных ствола.

— Мне не нужны ни твои бобы, ни твои консервы, — ни к селу ни к городу выдал он и направился обратно к фургону.

— Он может поехать со мной, если захочет, — сказал негр.

Белый парень развернулся и затопал обратно.

— Чего-чего?

— Я сказал, он может поехать со мной, если хочет, — повторил негр, медленно шевеля губами, будто разговаривал с идиотом. — Пора слишком холодная для мальчишки — особенно для мальчишки на костылях.

— Для черномазого ты чересчур борзый сегодня, — протянул блондин и хмыкнул. — Особенно для черномазого, которому я плачу из своего кармана. — Может, оно и так, — сказал цветной парень. — И меня это ужасно беспокоит, мистер Билли Боб. Я так беспокоюсь об этом, что не могу нормально спать по ночам. Я просыпаюсь, гадая, не злится ли мистер Билли Боб на меня, а то вдруг я палку перегибаю.

Мистер Билли Боб погрозил цветному парню пальцем:

— Продолжай в том же духе, черный. Продолжай — и однажды проснешься у стервятников под лапами, слышишь меня?

— Я-то слышу, — сказал цветной парень и чуть ли не зевнул. Билли Боб снова затопал к фургону, подтянул свои протертые штанцы, затем вдруг повернулся и пошел обратно.

— Альберт, — сказал он, снова грозя негру пальцем, — если бы где-то здесь был неподалеку Боженька наш Иисус, он бы быстро все расставил по местам. Он бы честно сказал, кто из нас черномазый, а кто — нет.

— Да, мистер Билли Боб, совет свыше мне бы не помешал, а то я иногда как-то путаюсь слегка на этот счет…