Элизабет Ли - Ведуньи [litres]

– Слушай, Гэбриел, а тебе домой не пора? – сказал отец. – Ты ведь всегда так о своей бедной матушке заботишься, она наверняка волнуется, не зная…

– Какая буча? – прервал отца Дэниел, и голос его прозвучал непривычно резко.

Гэбриел с громким скрежетом подтащил к себе стул, уселся, широко расставив ноги, и с удовольствием сообщил:

– Да насчет магистрата. Он ведь по пьяному делу в любовь со своей служаночкой поиграть решил.

Отец вздрогнул, откинулся на спинку стула, вытянул одну ногу, потом снова ее подобрал и весь напрягся.

– Быть того не может! – воскликнул он. – Ведь эта Филлис совсем еще девчонка!

– Очень хорошенькая девчонка, – кивнул Гэбриел. – Видели бы вы ее! Я бы не отка…

Отец, не дав ему договорить, грохнул кулаком по столу. Теперь голос его звучал угрожающе, а из носа показалась струйка крови.

– Довольно! Никому не позволю у меня дома за моим столом так о молоденькой девушке отзываться! Ясно тебе?

Гэбриел побагровел, согласно кивнул, но все же позволил себе гнусно усмехнуться, когда отец вновь поднес кружку ко рту и сделал несколько больших глотков.

– А сама-то Филлис как? С ней все в порядке? – волнуясь, спросил Дэниел, коря себя за то, что не остановился тогда, не увез девочку куда-нибудь в безопасное место.

– Пока в порядке. Но наверняка это только к началу зимы станет ясно. Вот тогда мы уж точно увидим, намечается там ребеночек или нет.

– Если такое случится, он обязан на ней жениться! – твердо заявил отец. – Честный человек только так и может поступить. Я очень надеюсь, парни, что вы-то никогда девушку в такую беду не втянете, но ежели такое все же случится, вы оба по-мужски поступите. – Он пристально посмотрел на обоих.

И Дэниел невольно опустил голову. Голова у него пылала, в висках стучала боль. Он принялся пальцами стирать налипшую на веки грязь, чувствуя, что заслужил упреки отца. Ведь Филлис всего четырнадцать, и теперь ее застыдят, затравят, особенно если узнают, что она беременна от магистрата. Он знал, что отныне ее глаза, полные слез, будут вечно его преследовать. Впрочем, так ему и надо!

Но он ошибался. Он уже и сам понимал, что преследовать его будут вовсе не глаза Филлис. Уже несколько дней он постоянно видел перед собой штормовые глаза Сары, невольно вспоминая, как льнуло к нему ее теплое тело, когда они ехали верхом на Бонни. Вспоминал каждое ее колючее словечко. Впрочем, постепенно голос ее стал звучать гораздо мягче, ласковей. И воспоминания эти по ночам не давали ему уснуть, вызывая в душе разные греховные желания, которые он тщетно пытался подавить.

В итоге он еще до рассвета встал и оделся; у него не хватило терпения ждать, когда солнце взойдет и разгонит эту бессмысленную дремоту. В такой ранний час воздух был еще полон ночной прохлады, но безоблачное небо предвещало по-настоящему теплый день. Дэниел пошел проверить, как обстоят дела на гороховом поле. Утренний воздух был словно пронизан струйками дыма от догоравших костров, на которых еще тлели прошлогодние сорняки, старые корневища и папоротники. Вдруг кто-то, набросившись на него сзади, прижал его к стене дома. Ну, конечно же, Гэбриел! Хорошо еще, что вокруг никого и никто не видит, как его в очередной раз пытаются унизить. Сейчас он чувствовал себя слишком усталым, чтобы затевать бессмысленную ссору, а то и драку.

– Не думай, что я забыл, как ты украл у меня возможность в кои-то веки поступить по справедливости с теми дьяволами из чумной деревни, – прошипел Гэбриел, наклоняясь так близко, что Дэниел с отвращением почувствовал у себя на щеке капельки его слюны. – И не надейся, я это дело так не оставлю. Найду подходящий момент. Та сука за все мне заплатит.

Он ушел, а Дэниел так и стоял, устало привалившись к стене и пытаясь перевести дыхание. Хейвортов все в деревне боялись, а некоторые даже ненавидели, однако Гэбриел никогда раньше против них не выступал.

Встряхнувшись и прокашлявшись, Дэниел двинулся в поле такой ленивой и расслабленной походкой, которая уж точно должна была любому показать, что ему ровным счетом на все наплевать. Он и сам не мог толком понять, как это ему удалось не только остановить разъяренную толпу почти у самого дома Сары, но и заставить людей повернуть в лес на поиски другого преступника. «Вряд ли, – думал он, – мне и в следующий раз так повезет. У меня и сил маловато, и уважения среди крестьян никакого».

Потом он весь день провел в поле, разгребая остатки костров и полусгоревшие корни и распределяя это удобрение по земле в преддверии сева; ему нравился запах дыма и земли, хотя глаза, когда он ровным слоем рассыпал серую золу по поверхности почвы, сильно щипало, у него даже слезы потекли, мгновенно пересохло горло, а во рту воцарился вкус все той же золы. К полудню спина у него уже ныла от усталости, ладони покрылись пузырями. Снедавшее его беспокойство и тяжелый труд отняли остаток сил. Но он продолжал работать, зная, что, даже когда он вымоется, поест и ляжет спать, перед ним вновь незамедлительно возникнет образ Сары. Возникнет и более не исчезнет. Да он и сам не захочет, чтобы она исчезала. У него и сейчас было такое ощущение, словно она весь день простояла с ним рядом.

Стука в дверь никто не ожидал. Трое мужчин, покончив с утренними делами, уже собирались уходить и лишь недоуменно переглянулись: деревенские вообще заходили к ним нечасто, а уж в воскресенье утром и вовсе никогда.

Бетт, тоже собиравшаяся уходить, открыла дверь, и мужчины услышали ее голос:

– Ты что, забыла, что сегодня воскресенье? Я сегодня и хлеб не пекла, и печь не топила, так что мне и дать-то тебе нечего.

– Да я не за хлебом пришла, мне поговорить с тобой нужно, – ответил ей кто-то, стоявший за порогом.

Бетт оглянулась, сердито посмотрела на Дэниела, мотнула головой в сторону двери и вышла. Дэниел, в свою очередь, посмотрел на отца, но тот, подняв брови в безмолвном вопросе, только плечами пожал.

Выйдя из дома, Дэниел увидел Молли, которая смущенно стиснула затянутые в перчатки руки, и в голове у него мелькнула некая неприятная мысль. «Зачем ты сюда явилась?» – хотелось ему спросить, но он стоял и молчал, а отец и Гэбриел топтались у него за спиной, не понимая, что происходит.

– Мне тебя повидать захотелось, – шепотом призналась Молли.

Не выказав по этому поводу ни удивления, ни радости, Дэниел жестом предложил ей отойти в сторонку. При подобных разговорах свидетели уж точно ни к чему. Они медленно побрели через поле, освещенные разгоравшейся в небе алой зарей. Весна уже совсем вступила в свои права, стало тепло, да и дел на ферме, хотя Дэниел по-прежнему был занят с утра до ночи, стало как будто поменьше.

– Ты вообще-то нормально себя чувствуешь? – чуть насмешливо спросил он, хотя ему было совсем не до шуток. Скорее, он испытывал неловкость, находясь наедине с Молли.