Дин Кунц - Чужие

Голос Сэнди стал еще более хриплым от переполнявших ее эмоций, она заплакала, но не от печали — от счастья.

— Глядя на тот корабль, — сказала она, — я вдруг почувствовала, что навсегда смогу оставить всю свою боль в прошлом… и словно стала кем-то. Всю свою жизнь я чувствовала себя ничем, меньше чем ничем, грязной и бесполезной, вещью, которую можно как-нибудь использовать, но ничем таким, что обладает… достоинством. А потом поняла, что все мы — песчинки на этом берегу и все одинаково важны. Но не только это. — Она издала тихий вздох разочарования. — Как бы я хотела найти нужные слова и правильно их использовать!

— Ты все хорошо говоришь, — тихо произнесла Фей. — Видит бог, девочка, ты все верно говоришь.

— Но хотя мы только песчинки, — сказала Сэнди, — мы еще… принадлежим к расе, которая в один прекрасный день может подняться туда, в ту темноту, откуда прилетели существа, находившиеся в корабле, да, пусть мы — песчинки, но у нас есть наш дом и наши устремления. Вы понимаете? Мы должны быть добры друг к другу, помогать ближним. И настанет день, когда все мы, миллиарды людей, кто был и кто есть, будут там, далеко, с теми, кто прилетит за нами… там, над всей этой темнотой, все пережитые нами трудности обретут смысл, потому что без них наш полет не состоялся бы. Все эти мысли промелькнули передо мной в одно мгновение, пока мы стояли там, на федеральной трассе. В тот вечер, на том месте, я вдруг начала плакать и смеяться одновременно…

— Я помню! — сказал Нед из своего угла. — Боже мой, я помню, помню, оно возвращается! Мы стояли там, на обочине дороги, и ты обняла меня, прижалась ко мне. Ты впервые сказала, что любишь меня, в первый раз, хотя я и знал, что ты меня любишь. Ты обняла меня, сказала, что любишь, и это было нечто — с ума сойти, прямо перед космическим кораблем, совершившим посадку! И знаешь что? Те несколько секунд, что ты обнимала меня, говорила, что любишь… корабль не имел значения. Имело значение только то, что ты говоришь, говоришь после стольких лет. — Его тоже переполняли эмоции, и Д’жоржа поняла, что он обнял Сэнди, сидя в темноте, на противоположной скамейке. — У меня это отобрали. Пришли со своими чертовыми наркотиками и промывкой мозгов и забрали у меня тот первый раз, когда ты сказала, что любишь меня. Но сегодня я вернул те минуты, и больше они никогда не отберут их у меня, никогда. Никогда больше.

— А я все еще ничего не вспоминаю, — жалобно проговорила Фей. — Я тоже хочу вспомнить. Хочу быть частью этого.

Все погрузились в молчание. Армейская машина урчала в ночи.

Д’жоржа знала: остальные, вероятно, размышляют над тем же самым, те же мысли не дают покоя и им. Одно только существование другого, более развитого интеллекта заставляло по-иному взглянуть на человеческие дрязги. Извечная жестокая борьба людей друг с другом за верховенство и порабощение, упорное навязывание целым народам той или иной философии, сколь бы кровавыми и мучительными они ни были, — все это казалось теперь жалким и бессмысленным. С ограниченными философиями господства и принуждения будет покончено. Будут, вероятно, процветать религии, проповедующие единство всех людей, а те, которые требуют насильственного обращения в веру, останутся в прошлом. Чутьем, не поддающимся объяснению, но совершенно безошибочным (как и у Сэнди), Д’жоржа вдруг поняла, что благодаря контакту с внеземной цивилизацией все человечество может стать одним народом, одной огромной семьей. Впервые в истории каждый человек сможет добиться уважения к себе, которое не в состоянии дать ни один король, ни одно правительство — только добрая, любящая семья.

Что-то спустилось с неба.

А все человечество может вознестись.

— Луна, — прошептала Марси в шею Д’жоржи. — Луна, луна.

«Все будет хорошо, детка, — хотела сказать Д’жоржа, — теперь мы поможем тебе вспомнить то, что ты забыла, а когда ты вспомнишь, ты поймешь: тебе нечего бояться, ты поймешь, как чудесна жизнь, детка, ты будешь смеяться». Но она ничего не сказала, не зная, что собирается сделать с ними Фалкерк. Пока они находились во власти полковника, Д’жоржа не питала особых надежд на счастливый исход.

— Я вспомнил еще кое-что, — сказал Брендан Кронин. — Мы спускались по насыпи с федеральной дороги. Шли к кораблю. Он лежал там, как сверкающий янтарный кристалл кварца. Я медленно шел к нему, а над головой летали самолеты, рядом шли другие люди… включая вас, Фей, и вас, Эрни… А еще Доминик и Джинджер. Но до корабля со мной дошли только Доминик и Джинджер, и когда мы поднялись туда, то увидели дверь… круглую дверь… открытую…

Д’жоржа помнила, как стояла на обочине восьмидесятой, боясь подойти к кораблю ближе и объясняя свое нежелание опасением за жизнь Марси. Она хотела предостеречь всех, но в то же время хотела и подстегнуть, она видела, как Брендан, Доминик и Джинджер приблизились к золотистому кораблю. Эти трое начали исчезать из вида за бортом корабля, и все, кто находился на обочине автомагистрали, бросились на восток, пробежали футов сто и остановились — с этого места трое смельчаков все еще были видны. Д’жоржа видела и дверь — круг ослепительного света на боковине сверкающего корпуса.

— Мы втроем остановились у двери, — тихо сказал Брендан, впрочем его голос перекрывал гул мотора. — Думали, оттуда появится что-нибудь. Но ничего не появилось. Но зато у света внутри было что-то такое… чудесный золотой свет, который я видел потом в сновидениях… утешительное, зовущее к себе тепло, которое притягивало нас. Нам было страшно, Боже мой, как нам было страшно! Но мы слышали, что подлетают вертолеты, и понимали, что военные, оказавшись здесь, начнут командовать, возьмут все в свои руки и прогонят нас, а мы хотели быть частью происходящего. И этот свет! Такой…

— И вы вошли внутрь, — сказала Д’жоржа.

— Да, — подтвердил Брендан.

— Я помню, — сказала Сэнди. — Да. Вы вошли внутрь. Вы втроем вошли внутрь.

Громадность воспоминания не шла ни в какое сравнение ни с чем. Момент, когда первые представители человеческой расы вошли в то, что не было создано ни земной природой, ни человеческими руками. Момент, который навсегда разделил историю на до и после. Они вспоминали, их блоки памяти разрушились полностью; какое-то время никто не мог произнести ни слова.

Машина рокотала, приближаясь к неизвестному пункту назначения.

Темнота внутри казалась бескрайней. Но эти восемь человек ощущали такую близость друг к другу, какую не чувствовал никто с начала времен.

Наконец Паркер спросил:

— И что случилось, Брендан? Что случилось с вами, со всеми троими, когда вы вошли внутрь?

По веревочному мосту они перебрались через чувствительную к давлению сигнальную решетку. Несколько раз останавливаясь, чтобы воспользоваться другими хитроумными устройствами из арсенала Джека, они прошли через тонко сплетенную сеть электронной защиты, охранявшую территорию Тэндер-хилла, и наконец оказались у главного входа.