Катриона Уорд - Последний дом на Никчемной улице [litres]

– У меня все получилось, я в твоем теле, – безмолвно звучат мои слова.

– Спасибо, Оливия.

Она крепко меня обнимает, я тоже прижимаю ее к себе.

– Лорен, а почему воздух здесь движется, будто живой?

– Это ветер… – шепчет в ответ она. – Ветер, Оливия. Мы под открытым небом.

Господи. Боже праведный. На миг меня настолько переполняют чувства, что я не могу думать. Потом спрашиваю:

– А где именно?

– В лесу, – отвечает она, – чувствуешь его запах?

Когда Лорен произносит эти слова, мне в нос тоже бьет аромат. Невероятно. В нем все – минералы, жуки, холодная вода, нагревшаяся от зноя земля и деревья. Боже, это действительно запах деревьев. Вблизи он воспринимается симфонией. Мне такое даже во сне присниться не могло.

– У него с собой нож. – произносит Лорен. – Представляешь, он его закопал.

– Может, он просто взял нас с собой на прогулку? – с надеждой в голосе говорю я. – А нож прихватил, потому что боится медведей.

– Котята никогда не возвращаются обратно из леса, – возражает на это она.

Потом мы молчим. Больше всего мне хочется оказаться под какой-нибудь крышей. Но Лорен нельзя оставлять одну, так что надо храбриться.

Тед где-то с час идет по пересеченной местности. Взбирается на крутые склоны, переходит вброд ручьи, шагает по долинам и холмам. Вскоре мы оказываемся среди дикой природы.

Он останавливается в каком-то месте, где пахнет камнями, где деревья разговаривают друг с другом, перекрывая шум бегущей воды. Насколько мне видно в крохотную дырочку у горловины мешка, это неглубокий овраг с водопадом на конце.

Тед разбивает лагерь, каждое его движение сопровождается то хрустом, то стоном. Через темную, заточившую нас ткань мерцает свет. Огонь. Наверху ласково поглаживает листья бриз. Хотя видно мне совсем немного, я нутром чувствую огромность окружающего нас пространства. Под напором ветра рушатся облака.

– Как хорошо было бы никогда не знать этой правды, – говорю я Лорен, – на открытом воздухе мне страшно. Здесь и в помине нет стен. Этому простору нет ни конца, ни края. И далеко он простирается, этот мир?

– Он круглый, – отвечает она, – и поэтому тянется до тех пор, пока не возвращается обратно к тебе.

– Какой кошмар, – говорю я, – хуже этого мне в жизни ничего не приходилось слышать. О Господи, спаси и сохрани…

– Сосредоточься, Оливия, – велит она.

– Он вообще выпустит нас из этого мешка? – спрашиваю я. – Скажем, пописать, или чего-нибудь еще?

– Нет, – отвечает Лорен, – не думаю.

Я слышу, как в ее голове яростно проносятся мысли.

– План немного изменился, – шепчет она. – Только и всего. Согласно обстоятельствам. У него сейчас нож. Я чувствую его у него на бедре. Ты хватаешь его и убиваешь им Теда. В принципе то же самое, только еще лучше, потому как мы в самой дикой глуши, где ему никто не придет на помощь. И этот план может сработать. Как думаешь?

Уж не приложилась ли она к Тедову бурбону? А то говорит в точности так, как он, когда выпьет. Страх, похоже, может коверкать слова не хуже спиртного.

Я думаю о нашем теле – слабом и немощном против крепкого и сильного Тедова. Холодными пальцами мою шерстку гладит ветер. Я вдыхаю его в себя и чувствую, какой он одновременно молодой и старый. Может, это мое последнее в жизни ощущение?

– Ветер прекрасен, – говорю я, – и мне приятно его наконец ощутить. Еще мне хотелось бы попробовать настоящей рыбы.

– Я бы тоже хотела, чтобы ты ее попробовала, – отвечает она.

– У меня не получится этого сделать, Лорен. Я думала, что смогу, но вижу, что нет.

– Это ведь не только ради нас, Оливия, – говорит она, – но и ради него. Думаешь, ему самому хочется таким быть? Думаешь, он счастлив быть чудовищем? Тед ведь тоже узник. И ты, кошка, должна ему помочь. В самый последний раз.

– Какой кошмар… – говорю я.

– Ну что ж, будь по-твоему… – кротко и покорно говорит Лорен. – Может, все еще и обойдется.

Я думаю о круглом мире, о том, что, если по нему достаточно долго ехать, рано или поздно вернешься на то же место.

«Наберись храбрости, киса, – шепчу я себе, – ведь именно для этого тебя сюда привел Господь».

Затем делаю глубокий вдох и говорю:

– Хорошо, я все сделаю. Схвачу нож и убью его.

– Умница, – отвечает она, и я слышу, как часто она начинает дышать, – но действуй быстро, потому что шанс у тебя будет только один.

– Знаю.

Внизу во тьме рычит Мрак. Когда он напрягает мышцы, дабы разорвать свои оковы, я чувствую, как извиваются его мускулистые бока.

– Чего тебе? – спрашиваю я, стараясь не тратить лишних слов. – У меня дела и на тебя в данный момент совершенно нет времени.

Его ответ звенит в моих ушах диким ревом, сотрясая весь позвоночник. «Пришел мой час, пришел мой час, пришел мой час», – беснуется он. Но я пригвоздила его крепко-накрепко, так что ему не вырваться.

Тед неутомим. И держит нас при себе, привязав к спине. Жарко полыхает огонь, прокалывая мешок красными, острыми иглами света. Когда он тихо разговаривает с собой, я чувствую рокот его голоса.

– Мамочка, ты еще здесь?

Когда рассвет вот-вот собирается сокрушить ночной мрак, он наконец проваливается в беспокойный сон. Я чувствую его глубокое дыхание. Он спокоен. Наверху его выдохи вбирает в себя небо.

– Ты что-нибудь видишь? – спрашиваю я.

– Он у него в левой руке, – шепчет она.

Я тяну к нему нашу ладонь. Пользоваться рукой просто отвратительно – примерно то же, что носить перчатки из гнилого мяса. Я беру из его вялой ладони нож и понимаю, что он легче, чем мне казалось. Потом перегибаюсь через Теда и вонзаю его ему в живот. Острие входит в плоть с таким же хрустом, который издает яблоко, если его надкусить. Я думала, что его плоть будет мягкой и податливой, но внутри Тед представляет собой целое нагромождение внутренностей и тканей. Нож натыкается на сопротивление, воткнуть его очень трудно. Все даже ужаснее, чем можно было себе представить. Я плачу, но почти этого не слышу, потому как все звуки перекрывает вопль Теда. От его крика с соседнего куста срывается птица и взмывает ввысь в небо. Как бы мне хотелось улететь вместе с ней.

Перво-наперво приходит боль. От нее в нашем теле воспламеняется каждый нерв. Рушится черный занавес, и мы с Лорен падаем, утыкаясь лицом в жесткую лесную подстилку, а щекой врезаясь в липкое месиво из веточек и листвы. Мы наполовину лежим в ручье, по ногам течет холодная вода. Сердце в груди пыхтит, как автомобиль, который еще чуть-чуть и заглохнет.

– Лорен? – говорю я. – А почему у нас идет кровь? И почему мы не можем встать?

Ди ставит магнитофон на стол. Найти его оказалось далеко не просто. Ни один магазин по продаже электроники ими больше не торгует. Кончилось тем, что она заплатила за него заоблачную цену в магазине по продаже виниловых дисков в центре города.