Катриона Уорд - Последний дом на Никчемной улице [litres]

Невероятным усилием я выдавливаю из себя смех, придаю голосу пьяное, дружелюбное звучание и говорю:

– Ума вам не занимать. Вечером вы проследили за мной до того бара?

– С тем парнем в туалете мне очень не повезло, – задумчиво произносит человек-жук, – иначе вы никогда ничего бы не узнали. Я слежу за вами уже не впервые.

Это же надо быть таким беспечным и слепым. Из-за этого он увидел мое истинное лицо.

– Вы вломились ко мне домой, – говорю я, – именно вы, а не та соседка, как мне казалось раньше. Но вы воспользовались другими гвоздями и тем самым допустили ошибку.

– Я понятия не имею, о чем таком вы говорите, – оскорбленно отвечает он.

И если бы я доподлинно не знал, что к чему, то наверняка бы ему поверил.

– Тед, для вас это шанс. Мы оба можем им воспользоваться.

– Как? – спрашиваю я. – Я не могу платить вам больше.

– Да денег хватит на нас обоих! На этом деле отлично заработаю не только я, но и вы! – говорит он и наклоняется ко мне ближе. – Видите ли, в жизни я планировал нечто большее дерьмовой врачебной практики, которая сводится единственно к тому, чтобы слушать рассказы домохозяек средних лет о том, как у них снизилась самооценка. Я был лучшим на курсе, понимаете? Да, в свое время у меня действительно возникли небольшие проблемы, но ведь лицензию мне в итоге вернули, понимаете? Я заслуживаю большего. Чем от меня отличаются эти ребята, книги которых возглавляют списки бестселлеров? Просто им представился шанс, не более того.

Повстречав вас, я сразу понял, что нашел нечто совершенно особенное – материал для своего собственного исследования. И месяцами размещал объявления об очень дешевых сеансах лечения. Как говорил мой отец, если достаточно долго ждать, зло обязательно появится. Мне подумалось, что вы можете дать мне то, чего я заслуживаю. В моей книге, Тед, вы главный персонаж. Только не волнуйтесь, ни одна живая душа не узнает, что это вы. Я назову вас совсем другим именем – Эдом Флегманом или вроде того. Мне надо только одно – чтобы вы были со мной честны. Честны по-настоящему.

– И что вы хотите от меня услышать?

Как же мне хочется заткнуть ему глотку. Сейчас придется сделать нечто такое, что мне совсем не нравится.

– Давайте начнем с самого начала, – произносит он. – Эта девочка, Лорен, или, если вам больше нравится, Оливия. Она у вас первая?

– В каком смысле?

– Она первая ваша «дочь»? – спрашивает он.

По его голосу я слышу, что это слово он взял в кавычки.

– Я правильно их назвал? Это ваши дочери? А может, жены? Или для вас это просто котята?..

– Идиот! – в ярости восклицаю я. – Мне казалось, что из нас двоих придурок я, а оказалось – ты.

Однако он все же достаточно умен для того, чтобы представлять опасность.

Человек-жук прищуривает налитые кровью глаза и спрашивает:

– Почему вы пошли в тот бар, Тед? За котенком?

Я хватаю его в охапку и шепчу на ухо:

– Не смей говорить мне, что я такое…

Он обдает меня вонью ошарашенной отрыжки. Я все крепче сжимаю его в объятиях, глубоко дыша и все сильнее прижимая к себе, пока не слышу скрежещущий хруст его грудной клетки. Человек-жук будто превращается в воду и разжимает руки. На стол падают два небольших предмета, отражаясь в лучах света. Это пара серебряных запонок, инкрустированных красными, как кровь, камнями, отсвечивающими неоновыми отблесками. Несколько мгновений я не свожу с них глаз, потом давлю его еще сильнее и шепчу на ухо:

– Да ты просто вор, крадешь все, что только можно, в том числе и мысли. А сам даже книгу написать не можешь.

Из его груди вырывается стон.

За моей спиной раздается крик, и из магазина кто-то выходит – тот самый сонный человек, у которого мы покупали пиво.

Я выпускаю человека-жука, и он кулем валится на стол. Потом бегу через дорогу в гостеприимные объятия леса. По лицу хлещут ветки, я спотыкаюсь, увязая по лодыжку в подстилке из опавших листьев. Не раз и не два падаю, но все равно не останавливаюсь, гоню себя дальше по устилающей землю скользкой листве, бегу и бегу домой. В груди рождается и рвется наружу крик, но я не даю ему воли – еще рано.

Когда за мной захлопывается дверь, я запираю ее дрожащими руками. Затем сжимаю кулаки и долго ору, пока не хрипнет голос, а горло не начинает терзать боль. Затем делаю несколько глубоких вдохов, сую в рот пару желтых таблеток и принимаю их, даже не запивая. Они с сухим щелчком сталкиваются друг с другом и застревают в горле, но я, хоть и с трудом, все же их проглатываю.

Не думаю, что человек-жук мертв. Мне надо молиться, чтобы он выжил. Ни для эмоций, ни для долгих приготовлений времени нет. Надо уходить.

Я быстро пакую вещи. Спальник, палатка, зажигалка. Таблетки для очистки воды, моток проволоки. Собираю все консервы, какие только есть в доме. Их совсем немного. Персики, черная фасоль, супы. На несколько мгновений мой взгляд задерживается на бутылке бурбона, после чего я тоже беру ее с собой. Потом сую мои самые теплые свитера. Когда мешок набит битком, надеваю одну поверх другой две куртки и две пары носков. Так будет слишком жарко, но приходится напяливать на себя все, что нельзя унести в руках. Рассовываю по карманам громыхающие в янтарных тюбиках таблетки. Если когда-то и нужно сохранять спокойствие, то сегодня как раз такой день.

Затем я иду в сад и выкапываю нож. Отряхиваю его от земли и цепляю на пояс.

В глубины моего сна проникает голос Лорен. В нем слышатся панические нотки.

– Помоги, – шипит она, – Оливия, он нас уносит.

Я повожу ушком. В окружающем меня мраке не слышно ни звука. Мне снились свежие сливки, от чего мне было очень приятно. Поэтому моя восприимчивость в данный момент отнюдь не на высоте.

– Что?

– Тед, – продолжает она, – он собирается утащить нас в лес. Ты должна помочь.

– Что ты говоришь! – холодно возражаю я. – Ты же сама назвала меня просто глупой кошкой. И помощи от меня, боюсь, не может быть никакой.

– Пожалуйста, – говорит она, – ты должна нам помочь. Мне страшно.

Ее голос напоминает скрежет чего-то твердого по стеклу.

– Прошу тебя, Оливия. Он прямо сейчас превратит нас в богов. Это наш последний шанс.

– Меня же на самом деле нет, – отвечаю я, – так что это, похоже, твоя проблема.

Она плачет, из ее груди вырываются судорожные, сдавленные рыдания.

– Да как ты не поймешь! Если он убьет меня, умрешь и ты! Я не хочу умирать.

Лорен хлюпает носом, и мне, помимо моей воли, становится ее жаль. Она ведь всего лишь обиженный, увечный ребенок. И сама не знает, что говорит.

– Ладно, попробую, – медленно говорю я, – но обещать ничего не буду. А теперь оставь меня в покое, мне нужно сосредоточиться.

По обыкновению, все полагаются на чертову кошку. Если честно, то все эти теды, на хрен, ни на что не годятся .