Якуб Жульчик - Холм псов [litres]

– Мацюсь был у меня. Я последним его видел. Ну, почти последним, еще были те, кто его похитили, те тоже его видели, – сказал он через миг.

Я кивнула в знак того, что слушаю, а он только рассмеялся, и так знал, что я слушаю.

– Он был у меня. Бледный от страха. Белый как стена. Я говорил, что он не боялся, но тогда он – боялся. Ой, да еще как. Боялся, словно должен был умереть четыре раза. Небритый, грязный, вонючий, прятался, будто пес, по мотелям, в подворотнях. Он уже не был королем жизни. Больше походил на нищего, только деньги у него были спрятаны в карманах. Умолял меня, на коленях, буквально на коленях стоял и меня за штаны хватал, и стонал, и говорил: Тобек, только ты у меня и есть, больше никого. Чуть не ссался тогда, весь был такой вот просьбой.

– То есть его брат прав. Что первое его исчезновение было спланированным.

– Да, когда Бернат исчез, Мацюсь понял, что тоже должен исчезнуть. Это было сперва притворно, и только брат знал, – кивнул он.

– Чего он боялся?

– Боялся справедливости, как и все. Справедливость – это словно на крышу вылезть и сбросить вниз кирпич, на улицу, не глядя, куда упадет. Вот что-то такое, да. Именно это и есть справедливость. Страшная вещь.

– Справедливость за что? – спросила я.

В глазах его внезапно что-то сузилось, треснуло, радужка словно чуть изменила цвет. Я боялась, что в этот момент он менял свое решение.

– За то, что они годы назад сделали. Он, молодой Бернат и еще один.

– Какой еще один? – спросила я. Тобек покачал головой, но уже по этому одному покачиванию головы я вдруг научилась его читать. Я поняла, когда он молчит, когда врет, а когда говорит правду. В этом единственном движении было нечто, ломавшее шифр. Я улыбнулась, он тоже улыбнулся мне, подумал, что это просто улыбка.

– Не знаю. Не знаю, кто еще. Но я спросил его, что такого он сделал. Он долго не хотел говорить. Отвечал только – помоги мне, помоги, скулил, словно пес, я его пнул даже, сказал: не веди себя как собака, потому что собак пинают. Сказал ему: говори или сваливай. И он сказал. Сказал, что они сделали, а я ему тогда ответил, чтобы он шел к черту. Я его выгнал. Я не мог на него больше смотреть. Сказал, мол, иди к Кальту, иди к нему, это не для меня дела, я уже с тобой никаких дел не имею, и ты со мной не имей.

– А что он сказал?

– Что Кальт его убьет, если он к нему пойдет, что точно так же ими займется, что от Кальта никакой помощи не будет, только гибель, потому что Кальт – это дьявол, – говоря это, Тобек пожал плечами, словно сказал нечто совершенно очевидное.

– Какие такие «они»? Что сказали? – потом я поняла, что встала с кресла и повысила голос, но он не отреагировал, только через некоторое время поднял ладонь и медленно опустил ее в знак того, чтобы я села.

– Очень плохое дело они сделали. Очень плохое. Молодая девушка была. Молодая девушка была, а они ее в грязь опрокинули, изваляли, убили ее в конце. Пьяные были и под наркотиками. Под наркотиками, под тем дерьмом, которое вдыхали. Потеряли контроль, как сказал Мацюсь, – он наклонился ко мне и заглянул в глаза, словно заинтересованная собака. – И теперь за ними идет справедливость.

– Сын Берната, Мацюсь и…

– И какой-то третий.

– Когда? Какую девушку?

– Такую, что женой твоего мужа должна была стать, – он придвинулся еще ближе, я не могла освободиться от этого взгляда, от глаз из нескольких слоев стекла, кусочков грязного янтаря внизу, от глаз, будто старая мелочь.

– Но ведь вроде бы убил какой-то больной парень, – сказала я тихо.

– Он мне только это и сказал. Я совершенно ничего не знаю. Хорошо тайну хранили. – Он отодвинулся и пожал плечами, словно бы и не сказал ничего, словно ничего и не случилось, отряхнулся, встал и похлопал себя по животу, и посмотрел на меня, словно я пришла сюда проверить счетчики газа.

– А отец Берната? Какое ему до этого дело? Отчего он погиб?

– Сына спасал. Я это понимаю. Я тоже сыновей спасаю. Но я не говорю тебе, что они из-за этого исчезли. Говорю, что знаю и думаю – это совсем другое дело. Говорю то, что я знаю, – сказал он, а я понимала, что он врет.

– Где этот Мацюсь? Куда он отправился? – спросила я.

Он посмотрел на меня и показал пальцем на дверь. Я не знала, отвечает ли он таким вот образом на мой вопрос – или просто просит выйти.

– Куда-то туда пошел. Оттуда пришел и там исчез. Уже не придет сюда. Вот и все, что я могу сказать. И, пожалуй, я и так уже многовато тебе сообщил. Если ты умная – а ты умная, – то и с этим немало сделаешь.

Я посмотрела на дверь, словно бы Мацюсь вот-вот должен был там появиться.

Тобек взял два куска ветчины с тарелки, затолкал себе в рот. Еще раз пожал плечами в знак того, что аудиенция закончена.

– Он говорил о том чокнутом, что в лесу живет. Что еще к нему сходит. Что у него попытается спрятаться. И что там его никто не найдет.

– И Мацюсь пошел туда?

– Что ты за вопросы задаешь. Боже, боже. Я думал, что ты умная. Я уже тогда уже видеть его не хотел.

Он закончил есть. Облизал пальцы. Крикнул что-то по-цыгански. Сразу, словно его ждали, мужчины начали входить в комнату и снова присаживаться под стену. Я понятия не имела, что они собирались делать дальше, может, стали бы просто сидеть так целыми днями и смотреть на дверь, ожидая кого-то – не пойми кого, врага или друга.

– Ступай сперва в лес, – сказал он. – Ступай в лес.

– Счастливого праздника, – говорю ей в спину.

– Счастливого праздника, – отвечает она не поворачиваясь.

– А знаешь, с кем ты разговариваешь?

Я перекладываю корзину в другую руку, она тяжелая, в ней – шоколад, чай, кофе, витамины и упаковки жевательных резинок. Что он со всем этим будет делать – получать проблемы с сахарным диабетом или угощать приятелей по камере?

Теперь она оглядывается. Улыбается мне. В каждой ее улыбке есть что-то кислое, словно губы у нее всегда смазаны лимоном.

– Теперь уже знаю.

– А знала ли раньше?

Она смеется и заявляет:

– Ты глупый.

С этим сложно спорить.

Для второго дня праздника в магазине много народа. У них закончились кола, водка и сигареты. Стоят перед нами и за нами, формируя длинную, покрасневшую, нервно дышащую и уставшую очередь. Полки рядом с нами гнутся от нераспроданных перед праздниками продуктов, дешевых чипсов, конфет, средств для мытья посуды. В каком-то смысле они нас окружают. Мужик за мной глядит на батареи алкоголя, наполняющие стену за кассой, влажным взглядом голодного ребенка. Мне хочется обнять его, сказать, что все будет хорошо, кинуть пять злотых через страницу «Помогайки» [121] Польский сайт «Siepomaga.pl», известный коллектор спонсорской помощи больным и нуждающимся с персонализированными страницами для оказания такого рода помощи. .