Дин Кунц - Мистериум [litres]

На небольшой парковке станции кондиционирования воздуха не было ни одной машины. Уж одна-то точно должна стоять. Или дежуривший внутри Эрик Норсман прогуливался пешком?

А вот и первый знак того, что дело неладно. Входная дверь станции открыта. Ветер не давал ей закрыться, и она с негромким лязгом билась о внешнюю стену.

В освещенном вестибюле виднелись три двери.

Вошедший полицейский распахнул правую и отошел. За порогом находился просторный зал с бойлерами, охладителями, баками-накопителями, насосами, нагромождением непонятных шерифу механизмов и лабиринтами пластиковых труб, тянущихся горизонтально и вертикально. Все это гудело, подрагивало и щелкало, находясь в полной координации между собой. К этим звукам добавлялся шелест воды, несущейся под давлением. Само место напоминало сцену из фильма о Джеймсе Бонде: повсюду глухие углы – только успевай поворачиваться.

Шерифу Экману не хотелось без крайней необходимости обследовать этот зал. Сначала нужно посмотреть, что находится за оставшимися двумя дверями.

Ему вдруг отчаянно захотелось помочиться. Экман объяснил себе, что потребность носит исключительно психологический характер. Уж лучше так, если он по-прежнему надеется однажды стать генеральным прокурором штата.

Левая дверь вела на балкон с видом на две трубы массивной башни охлаждения. Эта конструкция из листовой стали, змеевиков и барабанных вентиляторов тянулась на целых три этажа, первый из которых находился ниже уровня земли. Трубы опоясывались площадками и лесенками. Еще одна сцена из фильма об агенте 007 и такая же пугающая.

За третьей дверью, что была напротив входной, находился кабинет дежурного оператора. Помимо письменного стола, слева и справа стояли еще два, поменьше. Обстановку дополняли холодильник, микроволновка и пара шкафов для документов. В конце кабинета открытая дверь вела в пустой туалет. За соседней дверью, закрытой, угадывалась кладовка.

Шериф Экман был почти уверен, что Ли Шекет не поджидает их в кладовой. Убийца взял машину Эрика Норсмана и уехал со станции. Причиной его уверенности, а также утихшей потребности справить малую нужду было тело Тэда Фентона, распростертое на полу справа от двери. Другое тело лежало на столе. Состояние обоих трупов наводило на мысль, что Шекет считал их расходным материалом, брошенным при бегстве со станции.

Куски черепа Тэда с прилипшими окровавленными волосами лежали отдельно от тела. Мозг исчез.

Мертвец, лежащий на столе, был примерно одинакового роста с Шекетом. Беглец раздел его догола, забрав даже ботинки.

Голый преступник обзавелся одеждой.

Второй жертвой, скорее всего, был Эрик Норсман. Правда, личность придется устанавливать по отпечаткам пальцев, поскольку голова отсутствовала. Судя по изуродованной шее, Шекет ее попросту оторвал.

Когда первые серые лучи рассвета стерли пятна ночи с низких облаков, Карсон Конрой остановил «флитвуд-саутвинд» на мощеной дороге в никуда, обрывавшейся на краю луга.

Карсон находился в пяти милях от Пайнхейвена, на территории бывшего трейлер-парка, когда-то занимавшего девять акров участка, а общая площадь составляла сорок. Теперь это место называли Большим Ветряком. Там, где когда-то рядами стояли домики на колесах, чернели щербатые асфальтовые дорожки, а в буйных зарослях травы просматривались бетонные остовы. Власти штата купили трейлер-парк и окружающие земли, намереваясь построить ветроэлектростанцию. Когда начались изыскания, выяснилось, что ветряки окажутся на пути нескольких видов перелетных птиц. Орнитологи подсчитали, что тяжелые лопасти ветряных генераторов будут ежегодно убивать около четырнадцати тысяч пернатых. Сторонники проекта цитировали мнение экспертов. Те были настроены оптимистично: лет через семь-восемь птицы наконец поймут, что ветрогенераторы представляют угрозу, и изменят свой маршрут, по которому они летали два раза в год. О том, что пернатый мир недосчитается более сотни тысяч птиц, они деликатно помалкивали. К сожалению, оптимизм экспертов расходился с опытом эксплуатации других ветряных электростанций. Птичий инстинкт не поддавался перепрограммированию. Поля вокруг станций были усеяны таким множеством поверженных птиц и обилием перьев, что казалось, будто древние боги устроили «подушечное» сражение.

В ожидании первого посетителя Карсон прошел в спальню дома на колесах, снял ботинки и растянулся на матрасе.

Никогда еще он не был так физически измотан от недосыпания и стресса. И в то же время он никогда не чувствовал такого воодушевления. Его разум парил над волшебной землей новых возможностей. Он испытывал страх и радость в равной мере, что когда-то считал невозможным.

Шекет и то, во что Шекет превращался, приводило Карсона в ужас, как и характер исследований, которыми занимался персонал лабораторий в Спрингвилле. Человеческой природе свойственно зацикливаться на негативе, бояться, что мельчайшие искорки превратятся в адское пламя. Ожидая, когда сон сморит его, Карсон старался поменьше думать об ужасах генетического хаоса, а больше об удивительном Киппе и других собаках из Мистериума, с которыми ему предстояло познакомиться.

Изучая природный мир, он знал: природа – это зеленая машина, безразличная ко всем существам, от мышей до людей, которые пытались выжить в ее царстве. Однако каждая машина создается для того, чтобы ею пользовались, а потому, какая бы сила ни управляла природой и какой бы ни была цель управления, природа создавала чудеса. Человечество – одно из чудес природы. Второе чудо – Мистериум.

Исследования, которые по распоряжению Перселла велись в сгоревшем спрингвиллском комплексе, служили поиску пути в трансчеловеческое будущее, когда нынешнее и грядущие поколения избавятся от ограничений. Возможно, Перселл был прав, полагая, что люди смогут подняться на более высокий уровень, чем нынешний. Но он трагически заблуждался, думая, что этого можно достичь с помощью науки и технологий. При всех достижениях современная наука все еще оставалась грубым инструментом.

Карсон продолжал думать о силе, управляющей машиной природы. Возможно, эта сила сейчас и поднимала людей на новый уровень, совершенствуя качество их жизни, но действовала намного тоньше и элегантнее, чем примитивный метод «молота и наковальни», применявшийся Перселлом в «Рефайн». Что, если человечеству уготовано не быть единственным и одиноким венцом природы, а разделить это высокое положение с другими видами, которые будут не соперничать с человечеством, а дополнять его? Десятки тысяч лет назад собаки и люди впервые заключили союз против жестокости безразличной природы. Что, если процесс, начавшийся тогда, должен был неизбежно привести к постепенному развитию собачьего разума? Что, если любовь собак к людям заставляла их еще усерднее стремиться к пониманию и познанию своих благодетелей? Что, если узы, соединяющие людей и собак, стали значительно крепче и крепость уз стала волшебной силой, ускорившей перемены в собачьем разуме, пока среди них не появились собаки-телепаты? Телепатия заменила им отсутствующий голосовой аппарат.