Эд Курц - И создал из ребра я новый мир

Сатана же, напротив (писал Кестлер), худ, аскетичен и фанатично предан логике .

Старый добрый логичный Сатана…

В вестибюле кто-то пронзительно закричал.

Джоджо вернул газетную полоску на место и бросил книгу обратно. Опрометью выскочил в вес-тибюль, на ходу сжимая-разжимая кулаки. Только бы поспеть, пока самое плохое не случилось.

Чарльз стоял у сигаретного автомата, слегка сгорбившись и придерживая упавшую в обморок женщину, в которой Джоджо узнал одну из медсестер из гигиенического шоу — ту, что посимпатичнее, умеющую улыбаться. Она все еще была в форме медсестры, хотя чепчик и чулки отсутствовали, а блузка была расстегнута до самой груди.

Она вся была забрызгана кровью.

— Босс Уокер! — воскликнул Чарльз, и его лицо превратилось в маску ужаса. — Скорее сюда! Босс Уокер!

Объяснений не требовалось. На бегу Джоджо инстинктивно потянулся к своему боку, нащупывая пистолет, которого не было. К Чарльзу он подоспел с пустыми руками, он принял вес женщины на себя, осторожно приобнял за голову. Ее глаза закатились за верхние края век, рот был приоткрыт. Она жалобно стонала.

— Давай-ка отнесем ее на диван, — предложил Джоджо.

Чарльз кивнул, и они вместе отнесли окровавленную медсестру в тесную гостиную, уложили поперек кушетки. Она сильно задрожала, и, как раз в тот момент, когда, казалось, вот-вот потеряет сознание, ее тело напряглось и она издала еще один громкий крик.

— Всё в порядке, леди, — заверил ее Чарльз. — Босс Уокер, конечно, страшен как грех, но плохого вам ничего не сделает, клянусь!

Джоджо бросил на Чарльза скептический взгляд. Негр виновато пожал плечами.

— Вы не ушиблись?

«Медсестра» испуганно задрожала, беззвучно шевеля губами, но ничего не говоря.

— Чарльз, сходи позвони доктору Горнеру.

— Уже бегу! — И Чарльз впрямь побежал к стойке портье.

— И шерифу Ричу тоже! — крикнул ему вслед Джоджо. Сама мысль о том, что Эрни Рич, чертов ублюдок, обладает хоть каплей власти в этом городе, претила, но тут ничего не попишешь. Так много крови на этой девице…

И, судя по всему, это не ее кровь.

— Мисс, — окликнул ее Джоджо, легонько шлепнув по окровавленной щеке тыльной стороной ладони. — Мисс, мисс, успокойтесь. Лучше расскажите мне, что случилось.

— Босс Уокер, я вызвал врача! — крикнул Чарльз через весь вестибюль. — Уже звоню в полицию!

Джоджо кивнул и шлепнул истеричку по лицу еще раз. Та бессвязно забормотала.

— Боже, — буркнул Джоджо, — я не скоро до нее достучусь.

Чарльз поспешно вернулся из-за стойки портье, его глаза были широко раскрыты, на лице блестел пот.

— Они все уже в пути, мистер Уокер.

— Зови меня просто Джоджо, Чарльз, я же говорил…

Женщина вновь закричала, заглушив голоса обоих.

— Я схожу наверх, — сказал Джоджо с глубоким вздохом.

— Может, лучше подождать полицию? — забеспокоился Чарльз. — Вдруг шерифу не понравится, что…

— Мне плевать, что нравится шерифу, а что нет. Хочу засвидетельствовать все лично, пока этот хвастливый говноед не добрался сюда.

Джоджо встал и посмотрел на дрожащую женщину на диване, задаваясь вопросом, сможет ли она когда-нибудь пережить то, что с ней случилось.

— А как же я? — спросил Чарльз. В его надломленном голосе звучали панические нотки. — Не бросите же вы меня здесь одного…

— Она не кусается, Чак.

— Я не про нее, босс Уо… Джоджо. Я про конторку — не могу же я там сесть!

— Придется. Гостиничный блюститель порядка тут я, черт возьми. Мне нужно пойти и все разведать.

— Но Джоджо! Если я сяду в конторку, мистер Гиббс меня на улицу выставит!

Джоджо, нахмурившись, упер кулаки в бока.

— Хорошо, как насчет того, чтобы ты пошел и посмотрел, откуда вся эта кровища?

Чарльз поник.

— Ты ведь не станешь звать меня трусом, Джоджо?

— Даже не мечтай об этом, приятель. Слушай, просто побудь в вестибюле. Когда врач и шериф прибудут, поговори с ними. А я поднимусь наверх. Я быстро, у нас сейчас занято всего девять комнат.

Чарльз опустил голову и застонал. Джоджо вернулся в свой кабинет, выхватил из ящика стола пистолет и сразу направился к лестнице.

— И не спускай с нее глаз, — сказал он, проходя мимо посыльного.

— Помилуй Боже, — выдавил Чарльз и перекрестился.

Поднявшись на второй этаж, Джоджо нос к носу столкнулся с мужчиной в шелковом халате и домашних туфлях. Тот при виде оружия ахнул.

— Всё в порядке, — заверил его Джоджо. — Я тутошний законник.

— Господи, а я-то перепугался! Тут кто-то кричал…

— На то у меня и пушка в руке, друг. Не просто же так я ее достал.

Застигнутый врасплох, мужчина отступил. Джоджо протиснулся мимо него в узкий коридор, тускло освещенный и серый, с хорошо утоптанным ковром цвета детской неожиданности (когда-то он был оранжевым). Из пятнадцати ламп, висевших в ряд под потолком, работали только девять. За дверью номера 203 красовалась пара лакированных туфель — гость, похоже, ошибочно счел, что остановился в приличном месте. Из номера 206 доносилось приглушенное пение радиоприемника.

Джоджо крепче сжал пистолет, его ладонь начала потеть. Он нахмурился от любопытной мысли, терзавшей его ум: этот пистолет не принесет никакой пользы .

Люди из передвижного шоу занимали комнаты в дальнем конце коридора — 213, 214 и 216. Двести пятнадцатый номер всегда оставался незанятым, в память о жене бывшего хозяина отеля, которая повесилась там одним пасмурным сентябрьским утром. Ни у кого из нынешнего руководства даже ключа от той комнаты не было, хотя Джоджо предполагал, что, имея толковую отмычку, справился бы с замко́м. Впрочем, он никогда не пробовал.

По его разумению, в убранстве коридора, купающемся в приглушенном свете, ровно ничего не изменилось с последнего его визита сюда. Ну разве что… да вот они — пятна темно-багрового оттенка на двери в номер 214, на ручке и дверных косяках. И на бурую подложку ковра тоже немного угодило. Джоджо потянул носом воздух и процедил через зубы, ощущая в гортани затхлый табачный дым и копившуюся десятилетиями пыль.

Джордж Уокер и раньше видел кровь, много крови.

Например, в бытность свою помощником шерифа, видал целую лужу крови, натекшую из Агаты Динвидди, второй жены Джона Динвидди, что вдвое моложе его. Дело было в одном из тех уединенных плантаторских домов, которые являлись частью Литчфилда только на бумаге. Жилище Динвидди от стандарта не отличалось: провисшая брезентовая крыша, окна из промасленной бумаги, грязь на полу (ну или пол из грязи). Сложно понять, как Агата вообще клюнула на Джона; только она и смогла бы объясниться, вот только муж распорол ее от носа до брюха, натурально загнал лезвие в живот и тянул вверх до самой грудины, где оно застряло в ребрах. В результате вышел ужасный беспорядок, и Рич сказал помощнику шерифа Уокеру, что заставил бы Джона Динвидди убрать все это, не разнеси тот самому себе голову из отцовского мушкета.