Виктор Точинов - Темные игры – 3 (сборник)

Решили ехать на подземную прогулку в ближайший уик-энд. Вернее, Мила так решила и сама же определила состав: она со Стасом, плюс Наташа с Епифаном, – предполагалось, что под землю отправятся лишь две пары. Но Епифан объявил, что туда не попасть просто так, да оно и к лучшему – что за отдых, что за романтика в местах посещаемых, среди мусора, опустошенных бутылок и использованных презервативов? Короче, с ними пойдет диггер из настоящих в роли гида и проводника.

Услышав, что присоединится третий парень, Мила позвала Светку.

Со Светой у Милы отношения сложились дружеские. Возможно, причиной тому стала Светина внешность: ни с Милой, ни с Наташей подруга конкурировать не могла. Поклонников у нее было не густо, и Мила старалась помочь – знакомила Свету с парнями, и даже пару раз пыталась сплавить своих отвергнутых кавалеров.

Помогали личной жизни Светки эти старания мало… Можно сказать, совсем не помогали. Тем удивительнее было услышать, что она на подземное приключение согласна, но пойдет со своим парнем, – если Мила не против, конечно.

«Мой парень» – надо слышать, как эти слова прозвучали, с какой интонацией.

Мила изумилась. Светкин парень?! А она, Мила, ни сном, ни духом?! Наташа просто порадовалась за подругу.

В затеваемой экспедиции вновь стало нечетное количество участников: четверо парней и три девушки. Но приглашать кого-то еще не стали, уик-энд на носу.

Встречу назначили у касс железнодорожной станции Рыбацкое. Наташа, мягко говоря, удивилась – увидев, с кем пришла Светка.

Мало того, что парень оказался ниже подруги, девушки рослой, – так еще по виду типичный гопник «с раёна». И не только по виду. Если молодой человек представляется не Алексеем, а Лёхой, и первым делом интересуется, где здесь можно «затариться пивасиком», – это кое о чем говорит.

Затем удивление прошло, и Наташа выбросила проблему из головы: для Светы на безрыбье и рак рыба, найдет кого получше – наверняка избавится от своего маргинала. И она перестала обращать на Леху внимание.

Если бы Наташа знала, что ее жизнь напрямую станет зависеть от решений и действий Лехи – постаралась бы держаться к нему поближе, расположить к себе…

Хотя нет… Знала бы – рванула бы без оглядки, плевать, что подумают подруги и парни.

Но она не знала, и пошла со всеми, и оказалась здесь, в лагере, разбитом в пещере.

В лагере смерти.

Света лежала у костра на спине.

Лежать было жестко, и холоднее, чем сидеть, сжавшись в комочек, обхватив руками колени. Но лежа – если правильно выбрать точку – можно увидеть маленький кусочек неба. Совсем крохотный пятачок, синее пятнышко на фоне темного свода пещеры. Но это небо. Настоящее.

Увы, протиснуться в лазейку нет никакой возможности. На поверхность ведет обсадная труба пробуренной здесь скважины. Зачем ее бурили, не ясно, – искать тут газ или нефть смысла нет. Возможно, искали воду, артезианский водоносный слой. Не нашли, угодили в пустоту, в подземную каверну, – и бросили скважину вместе с застрявшей в ней трубой. Ее конец свисал примерно на метр со свода пещеры – высоко над головами, не дотянуться. А наверху, скорее всего, виднелся над землей совсем крошечный обрубок. Или не виднелся, скрытый кустарником или зарослями бурьяна.

Место для костра обустроили под трубой в надежде: вдруг кто-нибудь заметит сочащийся из-под земли дымок, заинтересуется, сообщит куда следует… И те, кто получат сообщение, догадаются, что дело как-то связано с исчезновением группы студентов.

Света надеждой себя не тешила. В трубу уходила малая часть дыма, остальной рассеивался по пещере. Если даже заметят слабый дымок и сообщат, – ведь не тем, кто ищет пропавших, а аварийной службе. Те исследовать феномен едва ли станут, заткнут трубу бетонной заглушкой, да и дело с концом.

К мысли, что скоро придется умереть, Света привыкала несколько дней. Потом привыкла. К любой мысли рано или поздно привыкаешь.

Когда-то она смирилась с тем, что будет одна – в смысле, без парня. Долго, а может вообще всегда. У сверстниц-подружек в школьные годы было все: и первые свидания, и первые поцелуи, и первый секс… Она оставалась одна.

Она терпеть не могла зеркал и того, что в них видела. Иные из одноклассниц уже замужем, одна даже успела развестись, – а Света как-то притерпелась, выстроила защитную линию: не это в жизни главное, она будет старательно учиться, станет хорошим специалистом, построит удачную карьеру… и может быть… когда-нибудь потом… а если нет, то нет.

Защита была хилая. Ночные сновидения взламывали ее на счет раз.

Потом в ее жизни появился Леха… Уселся на скамейку в парке, где уже сидела Света с томиком японской лирики в руках. Плюхнулся рядом – и стихотворение Оно-но Комати навсегда осталось недочитанным.

– Привет, меня зовут Леха, – сказал он. – Что читаешь?

Леха не умел знакомиться с девушками. Негде и не с кем было научиться на прямом жизненном пути: детдом – зона для малолеток – взрослая зона.

Он был на полголовы ниже Светы. И весил меньше. И книг в своей жизни видел – всего лишь видел, не открывая – меньше, чем она прочитала… Ей, здраво рассуждая, стоило пресечь на корню попытку знакомства, но…

Но вокруг бушевал апрель, а в крови у Светы бушевали гормоны. Солнце жарило так, словно вообразило, будто здесь и сейчас не то июль, не то флоридский пляж. Талые лужи ослепляли солнечными зайчиками, и Света впервые в этом году надела очки-хамелеоны. От Кронверкской протоки тянуло свежим запахом очистившийся ото льда воды, а от деревьев парка – терпким ароматом пробуждающейся природы. Синицы и прочие малые птахи надрывались, чирикали бесшабашно и оглушительно.

– Я зоопарк намылился, – сказал Леха. – Ни разу не был. Пошли вместе, а?

Они пошли, и не только в зоопарк, и в тот же день, вернее, уже поздним вечером, ближе к полуночи, Света потеряла девственность… И приобрела взамен Леху – через два дня он переехал к ней с вещами; те поместились в полиэтиленовом пакете и отнюдь не грозили его разорвать.

Переезду предшествовал нелегкий разговор с родителями. Света была девушкой покладистой, споры не любила и чаще предпочитала уступить; но если изредка упиралась в чем-то – не сдвинешь. Родители сообразили: чем пригрозила, то и сделает, – и на вечерний перейдет, и работу подыщет, и съемное жилье, – и согласились.

Мать после вселения поглядывала на негаданного как бы зятя с подозрением и начала запирать шкафы, выдвижные ящики столов и прочие шифоньеры, чем раньше не занималась; отцу Леха неожиданно понравился.

Зато как встретила Леху их студенческая компания, – тогда, на станции Рыбацкое, при первом знакомстве… Смотрели на него, словно английские лорды и леди на вонючего бомжа, невесть как затесавшегося на светский раут. На Свету же взирали с недоумением и жалостью, и это было еще обиднее.