Наталья Тимошенко - Тень за моим плечом

— Все, я здесь, отойди.

Он послушно освободил место рядом с девочкой настоящему врачу, уже слыша приближающийся вой сирен «скорой помощи». Оставалось надеяться, что у них получится отвоевать Свету, но пока ничто не предвещало счастливого исхода. Дементьев с досадой отвернулся, не желая смотреть, как Долгов пытается реанимировать, по сути, еще совсем ребенка.

Только теперь он заметил крупную надпись, аккуратно выведенную мелом на доске:

«Никто не выживет».

17 июля 2017 г.

Ольга так и стояла у окна, не шевелясь, не делая ни шагу, не позволяя себе даже сесть. Она вслушивалась в тишину эфира в наушнике и ждала, обняв себя руками, когда Дементьев или Долгов сообщат хорошие новости.

Но время шло, в передатчике не раздавалось ни звука, даже начало казаться, что он сломался. Поэтому Ольга не выдержала, нажала кнопку включения микрофона и сама спросила:

— Эй, что там у вас происходит? Как Света?

В ответ еще какое-то время звучала лишь тишина, а потом усталый голос Долгова глухо объявил:

— Мертва. Сердце не запустилось.

Торопливо выключив микрофон, Ольга сорвала передатчик с уха, зажимая себе рот рукой. Но как она ни старалась сдержаться, громкие рыдания все равно вырвались из груди, а по щекам потекли слезы, проверяя на прочность водостойкую тушь.

Ольга плакала и никак не могла остановиться. Она не помнила, когда такое происходило с ней в последний раз. Иногда, конечно, к глазам подкатывали слезы и в горле вставал ком, но чтобы вот так рыдать — громко, некрасиво, буквально задыхаясь от нахлынувших эмоций, — такого не случалось уже давно. Она не знала, кого сейчас оплакивает: девочку, которую они не смогли спасти, или саму себя. Ведь до момента оплаты оставалось чуть больше двенадцати часов.

Постепенно рыдания удалось унять. Ольга смогла сделать глубокий вдох и вместе с ним почувствовала, как стало немного легче, хотя грусть и ощущение потери не исчезли, не рассосались. Голова болела, глаза саднило, нос заложило, и, увидев свое отражение в зеркале в ванной комнате, она равнодушно отметила, что макияж теперь проще нанести заново, чем поправить. Лицо покрыли красные пятна, особенно досталось области вокруг глаз. Третья кряду бессонная ночь тоже не добавляла шарма и блеска.

Ольга чувствовала себя уставшей и разбитой, хотелось залезть под одеяло, свернуться клубочком и пролежать так ровно до тех пор, пока «джинн» не придет за ней. Но если бы она поддавалась такому желанию каждый раз, когда оно накатывало, она все еще лежала бы на диване в квартире своей матери, тоскуя по несбывшимся мечтам.

Вернувшись к себе, Ольга тихо проскользнула в свою ванную комнату, стараясь не разбудить мирно спящую Карину. Все плохие новости девочка может узнать и после того, как выспится. А Ольгу ждали освежающий душ и успокаивающая кожу маска для лица, после которой можно будет заново накраситься. Она пока не планировала ложиться спать.

Ольга не торопилась в своих сборах, понимая, что Дементьеву в ближайшее время и без нее есть чем заняться. Он уже наверняка связался с Макаровым и сообщил об очередной гибели подростка в старой школе, так что какое-то время у ее коллег уйдет на общение с полицией.

За окном уже совсем рассвело, поэтому в комнате можно было спокойно заниматься своими делами, не зажигая свет. Ольга вскипятила в чайнике воду, заварила во френч-прессе кофе. Одну чашку выпила сама, вторую перелила в термокружку. Карину ее действия разбудили ровно на три секунды, в которые Ольга заверила ее, что все в порядке, еще рано и она может спать дальше. Девочка перевернулась на другой бок и моментально уснула снова. А Ольга, взяв термокружку, вышла из номера.

Поскольку газель ночью дежурила у здания школы, а седан забрал Долгов, идти пришлось пешком. Можно было, конечно, попросить ночного администратора вызвать такси, но гостиница находилась недалеко от школы, и пешком не требовалась петлять так, как на машине, следуя схеме движения, а Ольге совершенно не хотелось разговаривать ни с кем посторонним. Поэтому она предпочла двадцатиминутную прогулку бодрым шагом, и та пришлась очень кстати: разогнала по венам кровь, разогрела мышцы, прогнала остатки сонливости и тумана из головы.

У школы, помимо их газели и седана, стояли две полицейские машины. Вызванная Ольгой «скорая», видимо, уже уехала, а машина для перевозки мертвых тел еще не приехала. Никакой тревожной суеты или хотя бы просто движения, какое обычно сопровождает любую трагедию, не наблюдалось. У школы не толпились зеваки, жаждущие поглазеть на труп, и, соответственно, не скучали полицейские, которые охлаждали бы энтузиазм толпы. Пока не было видно даже предупреждающей ленты. Слишком рано и пусто, чтобы суетиться.

Первым, кого Ольга встретила, оказался как раз Дементьев. Он сидел на ступеньках лестницы, ведущей на крыльцо главного входа. Двери оказались открыты нараспашку, хотя Ольге помнилось, что раньше они были заперты. Но сейчас она не придала этому факту значения. Просто подошла к лестнице и остановилась в паре шагов от мужа.

Тот поначалу сосредоточенно рассматривал пачку сигарет, которую крутил в руках, потом заметил ее, скользнул мрачным взглядом и снова уставился на пачку.

— Я тебе кофе принесла, — объявила Ольга.

— Спасибо.

Прозвучало довольно безразлично, но она все равно расценила это как добрый знак, подошла ближе и села на ступеньку рядом с ним, сжимая термокружку в руках.

— Ты не виноват в том, что случилось. Не всех можно спасти.

— Да? — глухо отозвался Дементьев. — Очевидно, я вообще никого не могу спасти.

— Это неравная битва. Мы даже не понимаем, с чем имеем дело.

— Угу, а знаешь, что бесит меня больше всего? — вдруг усмехнулся Дементьев. И тут же сам ответил: — Что даже сейчас ты говоришь о девочке, а я думаю о тебе. О том, что время практически вышло, а я так ничего и не смог сделать. И уже не смогу, хотя решение есть. Тебе как будто на все это наплевать, но мне — нет. Я не могу тебя потерять…

Она отставила термокружку на ступеньку и повернулась к мужу, коснулась его плеча, пытаясь заглянуть в лицо.

— Ты ничего не можешь изменить. Единственное, что в нашей власти, — изменить отношение, принять то, что произойдет…

— Ты не дала мне времени! — почти зло перебил он, наконец снова посмотрев на нее. В его глазах поблескивали с трудом сдерживаемые слезы. — Ты все решила сама за нас обоих! Я могу понять, почему ты не сказала сразу. Я был для тебя никем, просто раздражающим поклонником, за которого ты ухватилась, испугавшись. Но мне казалось, что со временем я стал для тебя что-то значить. Нет, я не рассчитывал, конечно, что ты влюбилась в меня так, как это делают твои героини. Я и сам не герой из романа. Но, по крайней мере, я чувствовал себя нужным. А теперь понимаю, что просто обманывал себя. Даже это, — он поднял руку с обручальным кольцом, — просто фарс. Как я должен все это принять, по-твоему? За три-то дня?