Энди Дэвидсон - Дочь лодочника [litres]

Он распахнул ее, вступил внутрь.

Тотчас учуял что-то зловонное – похожее на запах давно не мытого тела. Сквозь затемненные стекла пробивался скудный серый свет, в котором вырисовывались очертания высоких растений, которые разводил здесь карлик. В глубине этого мрака, на гравии под широким гончарным столом, констебль увидел некую выползающую фигуру, маленькую и причудливую. И два карих глаза.

Риддл поставил виски на низкий столик рядом с лопатой, граблями и молотком.

Выудил сигарету из пачки в левом нагрудном кармане и спросил распухшими губами:

– Это кто?

Ответа не последовало – только тихое дыхание.

Риддл вставил сигарету в рот. Достал из кармана брюк спичечный коробок из таверны Шифти, открыл, зубами вынул оттуда спичку, потом зажал коробок между большим и указательным пальцами правой руки – иначе не мог, потому что чертова рука перестала слушаться, – и зажег спичку. Проследовал за ее светом в глубь оранжереи, где нашел создание, съежившееся под столом, настоящего участника шоу уродов.

– Да будь я проклят, – проговорил он.

Спичка обожгла ему пальцы, и Риддл, зашипев, бросил ее на землю.

Тут же чиркнул другой, и в ее свете сумел разглядеть шагреневую кожу мальчика. Риддл смотрел пристально, молча, завороженный представшим ему уродством. Но ведь это было еще не все, так ведь? Мальчик отчего-то казался знакомым.

Он взял виски со стола, содержимое плеснулось в бутылке, и резко сел на гравий. Что-то стрельнуло у него в спине. Он отставил бутылку, а когда она наклонилась и пролилась, сказал только:

– Черт.

Он качнул головой, затем выпрямился и вспомнил о сигарете между губами, которую так и не зажег. Проделал всю необходимую рутину, чтобы зажечь третью спичку – последнюю в коробке. Запалил сигарету. Швырнул коробок в мальчика. Левой рукой нашарил пустую бутылку, а когда нашел ее – встал на четвереньки, хрипя и влажно кашляя.

Наконец Риддл поднялся. Взял бутылку сперва за нижнюю часть, затем, не сводя глаз с мальчика, перевернул ее в руке, ухватив за горлышко. И, указав пальцем, произнес:

– Я тебя знаю. Ты мертв. Я видел, как тебя отсюда уносили, когда ты был совсем мал.

Риддл услышал, как что-то влажно барабанит по земле. И поверх устойчивой вони мальчика и едкого духа самих растений почуял еще один запах – мочи.

Констебль вяло моргнул.

– Может, ты и не умер, – сказал он. – Что ж эта ведьма сделала, оставила тебя? – Он вспомнил, что некоторые старожилы, часто бывавшие в Гнезде, говорили о Миранде Крабтри, спустя месяцы и годы после того, как исчез Хирам. Ее воспитывала старая ведьма, учила черным искусствам. – Миранда Крабтри, – проговорил констебль, следя за мальчиком, чьи глаза обратились к Риддлу, едва он услышал это имя.

– О, – сказал Риддл, – понимаю.

Он потянулся к поясу за спиной и, после продолжительного затруднения, сумел отстегнуть наручники. Подвесил их на пальцах одной руки, тогда как во второй держал бутылку. Неловко двинулся вперед и полез под стол. Мальчик стал царапаться по-кошачьи, но огромные руки констебля ухватили его за лодыжку, потом за бедро, и удержали его.

– Ладно, давай, – сказал он. – Иди сюда. Выходи. Выходи, сынок.

Риддл надел один наручник мальчику на запястье, после чего защелкнул второй вокруг металлической трубы, которая была ввинчена в кирпичную стену и оканчивалась где-то в другом месте в виде водопроводного крана.

– Не знаю, как ты сюда попал, но, поверь мне на слово, парень, ты отсюда никуда не уйдешь.

Риддл замахнулся бутылкой виски, и мальчик выставил свободную руку, чтобы закрыться от удара. Бутылка глухо звякнула, но не разбилась. Мальчик, зажмурившись и стиснув зубы от боли и ужаса, поник и прижал руку к телу.

Риддл заметил на гончарном столе пару кованых садовых ножниц. Бросил бутылку и взял их.

– Давай посмотрим на твои карие глазенки, – проговорил он.

Девочка выжимала воду из губки, чтобы намылить старому пастору спину, осторожно, чтобы не дотронуться до его обнаженной плоти рукой – «никогда больше не трону его, если смогу», – когда что-то твердое и невидимое ударило ее по левой руке. Она отлетела назад, поскользнулась на влажной плитке и упала на спину. Ошеломленная, со жгучей болью в руке, она лежала, уставившись в высокий решетчатый потолок, где между досок выползала черная плесень.

Встревоженный ее падением, старик выскочил из ванны.

«Мальчик. Он жив. Кто-то его обижает, но он жив».

«Он напуган, очень напуган, происходит что-то ужасное…»

Она закрыла глаза, сосредоточившись на боли, разливающейся от ее руки – которая теперь стала рукой мальчика, в темноте сарая… его сарая? Нет, это не сарай, какое-то другое место, сырое и темное, оно недалеко, и там едкий влажный запах.

Пастор нависал над ней, голый, с него капала вода.

Она постаралась убраться дальше в ту темноту, отпрянув от протянутой руки старика.

«Миранда», – подумала она.

Держа Грейс, завернутую у нее на груди, Тейя пересекла лужайку между «домом-ружьем» и «Плимутом». Под мышкой она несла тяжелый чемодан и два толстых стеганых одеяла. Открыв заднюю пассажирскую дверь, она не смотрела на переднее сиденье. Там был ужас – засохшая кровь и ошметки плоти; некогда белый винил покрылся красной коркой. Тейя расстелила одно одеяло на заднем сиденье и положила на него завернутого раздраженного ребенка. Потом взяла другое, сложив пополам, и расстелила на переднем.

Снова хлынул пронизывающий дождь.

Она пошарила в кармане, вставила ключ в багажник и открыла его.

Она ахнула.

Внутри лежал заместитель констебля, превратившийся в багровое месиво.

Тейя почувствовала, как у нее начали дрожать руки, угрожая распространиться по ногам, по позвоночнику, к зубам. Она стиснула зубы и, склонившись над багажником, взяла заместителя за ботинок и попыталась вытащить тело, но ботинок сорвался, и она завалилась на траву, тяжело приземлившись на зад. Отбросила ботинок в сторону. И уже хотела попробовать заново, когда услышала, как что-то разбилось в оранжерее.

Тейя увидела, что дверь распахнулась.

Она прислушалась, но уловила лишь размеренное пыхтение генератора.

Страх скрутил ее изнутри.

Она согнула длинную ногу заместителя, сунула обратно в багажник и захлопнула его. Села за руль, завела мотор и вывела машину на дорожку, припарковала на траве. И, оставив двигатель включенным, вошла в оранжерею.

Миранда проснулась в гамаке и увидела череп Хирама без челюсти, лежавший у нее на груди. Его глазницы были все в грязи. Ребра лежали вокруг нее, будто пытались утешить. Одежда на ней была сухая и жесткая, волосы спутались. В окно она видела, что снаружи было еще светло, небо заволокли быстро движущиеся облака, пока она спала. Маленький сарай сотрясался от грома.