Майкл Макдауэлл - Элементали [litres]

Затем, оставив канистру на кухонном столе – он был удивлен обнаружить там не пыль, а лишь тонкий слой песка, – Лоутон вернулся в столовую и с трудом прошел через дверной проем в гостиную, хрустя стеклом лампы, которая когда-то перевернулась и разбилась об пол. Он осторожно поднялся по лестнице, опасаясь сгнивших досок и не желая поскользнуться на тонком нетронутом слое белого песка, покрывавшем каждую ступеньку.

На втором этаже три двери в спальни были затворены, но четвертая – приоткрыта, и раннее утреннее солнце через восточное окно тускло освещало лестничную площадку. Лоутон толкнул дверь и заглянул внутрь. Комната была обставлена на старинный манер, и сюда тоже проник песок, покрыв все призрачным слоем тонкой белизны. Он проверил другие двери на лестничной площадке: они были открыты, и каждая вела в старомодную, полностью меблированную спальню. Только в последней комнате песок отвоевал себе максимальное пространство. На одно из окон снаружи навалилась дюна, пробила нижние стекла и высыпалась на пол несколькими кубическими метрами песка. В итоге Лоутон решил, что лучшее место для розжига – кухня; огонь горел вверх, так что вполне логично начинать снизу. Он повертелся в коридоре, заглянув еще раз в каждую из четырех спален, и собрался спускаться по лестнице в гостиную, когда легкий шум – вроде шага – задержал его и заставил сердце замереть на мгновение.

Звук доносился с третьего этажа.

Конечно же, это ерунда – дом всего лишь реагировал на присутствие человека, проведя тридцать лет без воздействия какого-либо веса, кроме песка. Но Лоутону все равно нужно было посмотреть – и теперь он ставил ноги на ступени, ведущие на третий этаж, осторожнее, чем когда поднимался с первого на второй.

Там не было двери, только отверстие в полу. Он остановился, просунув в люк только голову, и огляделся. Лоутон смог насчитать шесть полутораспальных кроватей, каждая с истлевшим синим покрывалом, бахрома которого болталась по полу. На всех досках лежало по полсантиметра песка, совершенно не тронутого. Никто не ступал по этому полу вот уже тридцать лет, так что тогда он услышал, как усаживается дом. Через окна в обоих концах комнаты виднелось только голубовато-белое безоблачное небо.

Лоутон развернулся на ступеньке и собрался было снова спуститься, обнадеженный – ему пришла мысль, что, возможно, и не придется тратить даже целую двадцатилитровую канистру на весь этот дом, – когда небольшое металлическое кольцо около пяти сантиметров в диаметре скатилось с одной из кроватей на пол перед ним. Вращаясь, оно оставило за собой на песке тонкий узор из дуг. Все еще думая о распределении бензина между тремя домами, Лоутон подобрал кольцо: это был чеканный серебряный браслет, по-видимому, предназначавшийся для очень крохотной ручки.

И он был теплым.

Лоутон потянулся к покрывалу кровати, с которой упал браслет, и дернул его. Гнилая бахрома в его руках превратилась в песчаную пыль.

Двумя большими шагами он преодолел оставшиеся до комнаты ступени и огляделся – настолько не ожидая что-то обнаружить, что даже не потрудился собраться с духом.

А следовало бы. На третьей кровати с западной стороны дома, в песчаной впадине, словно в люльке, лежал младенец. Он был живым, хотя и не должен. Большой, мясистый, с деформированными когтистыми руками и ногами. На голове, чем-то напоминавшей голову Лоутона, с массивной отвисшей челюстью и без какого-либо подбородка, виднелись вмятины на плоти там, где положено было быть глазам, и невскрытая плоть – на месте носа. Рыжие волосы слиплись от лихорадочного пота. Младенец шумно дышал ртом, заполненным мелкими острыми зубами, и молотил толстыми конечностями по двухсантиметровой насыпи песка на кровати. Когда ребенок перевернулся в своем бессмысленном судорожном телодвижении, Лоутон увидел у него гниющий рудиментарный хвост. Такие чудища не являлись ему даже в кошмарах.

Пожалуй, самым ужасным в этом существе была одежда: изящный синий накрахмаленный сарафан, правда, испачканный мочой и фекалиями. На деформированных пальцах были кольца, на толстых запястьях – браслеты. Чудовищно большие уши украшали золотые серьги. Нитка жемчуга удушающе вонзалась в чешуйчатую кожу шеи.

Его шумное дыхание и движение внезапно прекратились. Он повернул свою невидящую голову к Лоутону и протянул к нему руки. Его рот двигался, будто формируя слова.

Заикаясь от ужаса, Лоутон бросился вниз по лестнице на площадку второго этажа. Он шагнул на первую ступеньку, как вдруг его внезапно остановило то, что он увидел из окна спальни напротив. Оно выходило на залив, и там – в сотне метров от берега – покачивалась небольшая лодка с ярким красно-оранжевым парусом. В лодке стоял человек, беспечно держась за мачту, и махал в сторону Бельдама. «Мне», – подумал Лоутон, и с этой мыслью потерял равновесие. Он поскользнулся на песке, покрывавшем лестницу, и скатился в самый низ. Его нога оказалась под ним – сначала он услышал громкий треск бедра, и только потом ощутил мучительную боль.

Он понял, что сломал ногу – и сильно сломал. И все же ему нужно было выбраться из этого дома: он выползет, подползет к лодке, обогнет лагуну и доберется к заливу. Туда Лоутон выльет все, кроме одной, канистры бензина, а ее ему хватит до Галф-Шорс. Он не позволял вмешиваться в свои планы мыслям о том, что за штука там наверху и как она могла туда попасть; боль была почти в радость, потому что она отвлекала его от настоящего ужаса.

В поту и отчаянных попытках подавить стон – он не хотел выдать свое положение чудовищу на третьем этаже, потому что, хоть то и казалось беспомощным, но все равно могло обладать какой-то силой, – Лоутон полз к узкому пространству, ведущему из гостиной в столовую. Он считал, что ему повезло – крови не было, хотя бедро уже распухло вдвое по сравнению с нормальным размером, и каждое движение отдавалось сильной болью.

Наконец он добрался до дверного проема и на мгновение остановился на насыпи песка почти в полметра; она была удобнее, чем голый пол. Он смахнул пот со лба и осторожно маневрировал, чтобы пройти через это узкое пространство – когда снова услышал шум наверху. Послышались шаги, медленные и тихие, но не таящиеся. Лоутон попытался пролезть через дверной проем, но его нога задела косяк; он дернулся и чуть не потерял сознание от боли, пронизавшей все тело. Голова запрокинулась, но песок смягчил удар – и Лоутон услышал, как распахнулись двери спальни. Кто-то входил в каждую комнату, но все так же без спешки и скрытности.

Его искали.

Лоутон потянулся еще раз, дернулся и закричал в агонии; сломанная нога вырвалась из косяка, и он проскользнул в столовую. Он слышал шаги, довольно легкие, не шаги взрослого – и уж точно не того монстра. Кто-то прятался на третьем этаже, под одной из кроватей, глядя на него через истлевшую синюю бахрому одного из покрывал. «Под какой же кроватью?» – думал Лоутон, подбираясь к распашной двери на кухню. Почему он не заглянул под кровати? Кто-то должен был положить туда эту дрянь, она определенно не могла двигаться сама по себе. Кто-то…