Александр Матюхин - Город Спящих [litres]

За две недели Тошик привык испытывать тревогу. Она застряла где-то в горле, как сухая корка хлеба, царапала сознание, не давала расслабиться. Тревога проникала в сны и в реальность, постоянно обозначала своё присутствие, заставляя чаще биться сердце, оглядываться по сторонам, вжимать голову в плечи, сторониться людных мест. Возможно, сейчас тревога взяла бразды в свои руки, и Тошик напрасно вглядывался в размытый пейзаж за окном, ожидая появления… чего-то, не пойми чего.

Ада сказала:

– Я встречаю новоприбывших, чтобы ввести их в курс дела. Они все попадают в мою гостиницу и привыкают к новому… существованию. Неважно, как вы сюда попали, важно, что вы сейчас здесь.

Тошик развернулся.

– Я постоянно слышу о сказках. Размышляю о них. Не могу выбросить из головы, – сказал он, встретившись с Адой взглядом. – Знаете, как это тяжело? Я в них не верил уже очень давно, лет с семи. Я в то время научился читать, проглатывал одну книгу за другой. Как-то взял с полки мамину книжку, самую первую. «Десять сказок на ночь». Сел на подоконник и начал читать. Все эти сказки мама мне рассказывала, когда я был очень маленький. И я понял, что она их все выдумала. Потому что правду в детских книгах не пишут. Правду не называют сказками. То есть мама брала всё из головы, она ведь писательница! Не знаю, почему мне раньше это не пришло. Может, я по жизни тугодум. Но в тот момент, на подоконнике, всё понял. Страшно разочаровался, даже не дочитал, понёс книгу обратно на полку. Мама спросила, понравилось или нет. А я что-то буркнул, чтобы не огорчать. Все её книги с тех пор казались мне фальшивкой…

– Но ведь иногда бывает наоборот… – начала Ада, но Тошик остановил её жестом руки.

Он продолжил:

– Когда Вика родилась и немного подросла, мама тоже стала рассказывать ей сказки. Те же самые, что и мне. Я их слушал вполуха, не воспринимая близко к сердцу. Глупо было в тринадцать лет сердиться из-за того, что ты верил в дом на краю света, через который проводят мертвецов в их мир, правда? Но потом я заметил, что Вика искренне верит. Как любой ребёнок. Эти сказки… она считала маму феей, которая прилетела в наш мир ради нас, своих детей. Какая-то детская чепуха, оправдывающая родительскую любовь… Но она верила. А я не мог её разочаровать. Это же младшая сестра, блин. И вот когда появилась Ленка-пенка, девочка непонятно откуда, передо мной встал выбор: верить или нет. Встать на сторону Вики или включить взрослый рационализм. На минуту тогда, в кухне, глядя на мёртвую маму и Забытого Зверя, я понял, что нужно решиться. Знаете, что я выбрал?

Ада несколько раз коротко кивнула.

– Вы же оба у меня в гостинице, – сказала она. – Я понимаю, что ты выбрал.

– Тогда вы, должно быть, поймёте, что я сейчас чувствую. Это странное место. Вы тоже странная. Пашка ваш. Омертвевший дом. Где-то здесь, возможно, потерялись мои друзья… Вы сказали, что встречаете людей и всё им рассказываете? Так расскажите.

– Конечно, – сказала Ада. – Конечно. Вернись, присядь.

Тошик бросил ещё один взгляд на окно, на дождь, который будто намерился вышибить из земли дух, и вернулся к столику.

Молодой человек тут же поднёс ему кусок бисквитного пирога. Юноша был бесшумный и аккуратный. Он растворился где-то в глубине отеля, оставив напоследок слабый запах туалетной воды.

– Все дело в проводнике, – начала Ада. Её тонкие пальцы с неухоженными ломкими ногтями продолжали вертеть полупустую бутылку. – Ваша мама рассказала суть, опустив детали. Проводник, сидящий в доме, показывает дорогу не мертвецам, а тем, кто готовится стать мёртвым. Но мало просто найти нас и отправиться по дороге к смерти. Надо быть уверенным в том, что делаешь. Это очень древняя легенда. Настолько древняя, что двести, триста лет назад люди уже рассказывали о ней, как о полузабытой байке. Потом надумали всякое, про Ягу, избу на границе миров, про путеводителей туда-сюда. Много, много легенд. Но правда одна. Вера беглецов должна быть крепка, а желание – бездонным. Потому что обратной дороги уже не будет.

Вика взяла Тошика за ладонь, крепко сжала. Забытый недоеденный леденец лежал на блюдечке. Где-то что-то гулко ухнуло и взвыло. Кажется, ветер. Скатерть на столе едва шевельнулась, пошла волнами, как кусочек встревоженного моря.

– Пока всё это звучит как ещё одна сказка, – сказал Тошик, чтобы немного сбить напряжение. Ему самому было некомфортно.

– Да. Ваша мама была находчивой женщиной. Знала, как замаскировать правду.

– Но при этом не могла молчать о городе. Она известная писательница, – добавила Вика. – Её все в моей школе знают. На автографсессию приходило человек триста или даже две тысячи!

– Я знаю, – кивнула Ада. – Я знаю о вашей маме и о Ленке. Она предупредила, что вы приедете. Мне нужно встретить вас и оберечь до наступления тумана.

Тошик спросил:

– А мои друзья? Вовка Зацепин, большой такой, и Шмыга, он носом шмыгает всё время, шутит по-дурацки. Про них что-то знаете?

– Я всего лишь хозяйка отеля, – сказала Ада. – Почти не выхожу отсюда. Дел, знаете, очень много. Каждый день регистрируются десятки новоприбывших. Каждому надо объяснить, показать, успокоить. Каждого поселить в номере, накормить, спать уложить. Встречаются разные люди. Одни боятся, другие торопятся… Я не смотрю по сторонам. Не задумываюсь. Мне хватает, знаете, жить так, как живётся в городе. А потом как-то раз пришла Ленка и всё рассказала. Велела ждать вас, а когда вы появитесь – защищать сутки, до рассвета. Вот и всё.

– Где Ленка, вы знаете?

– Да. Она в доме, как и всегда. Ждёт у моря погоды. Вы увидитесь завтра. А пока покушайте и отдохните. Непогода усиливается, а в непогоду нет ничего лучше, чем отдых.

Что-то громыхнуло снова, со стороны окна. Зазвенели стекла, всколыхнулись занавески и в тишину столовой ворвался резко нарастающий шум ветра. Замолотил дождь, будто он лил прямо здесь, с потолка. Ветер рванул скатерть, опрокинув бутылку воды, обжёг лицо непривычным холодом.

Ада вскочила, а за ней Тошик. Оба бросились к разбитому окну. Ада, путаясь в волнующихся занавесках, принялась их запахивать. Под ногами захрустели осколки стекла. Тёплый дождь с радостью принял Тошика в свои объятия, обдал с ног до головы, умыл лицо. Ветер рванул за волосы. Взвыл снова. Тошик увидел за занавесками дыру в окне, ощерившуюся кривыми тонкими осколками, а за окном задний двор отеля, «Форд». А вдалеке, в темноте цвета перезрелой сливы, вырастали от горизонта до неба огромные волны. Казалось, они вот-вот рухнут на город, похоронят домики, дороги, улицы в серой морской пене. Вода переливалась и шла рябью. Дождь ударялся косыми каплями, пронзал в множестве мест, превращал волны в решето.

А они не падали, только грозно, неотвратимо нависали.