Анатолий Даровский - Часы бьют полночь [СИ]

Повисло неловкое молчание, которое разбавлялось только мерным звоном чайной ложечки о чашку с какао. Оля не могла ничего придумать. Расспрашивать было некого, а сам Фролов не подпускал к себе ни на шаг. Теперь он вообще не появлялся в одиночестве.

Ей не нравилось, к чему всё шло. Но своими подозрениями Оля пока не делилась.

— Может, попробовать связаться с его родителями? — брякнула она.

— Отличная идея. Так и представляю: здравствуйте, у вашего сына из плеча растёт монстр, который гипнотизирует наших одноклассников, а ещё из-за него нас считают преступниками. Повлияйте на него, пожалуйста. — Женька отхлебнул какао и добавил. — А если его семья тоже видит, тем хуже. В таком случае они про тварь наверняка уже и сами знают. И, судя по тому, что ничего не сделали… сама понимаешь.

Оля понимала. Либо не могут, либо не имеют ничего против, и при любом из этих вариантов обращение к ним только ухудшит и без того нерадостную ситуацию.

— Они распускают слухи, будто я нож в школу ношу, — фыркнул вдруг Женька куда-то в чашку. — Об этом настолько из каждого утюга говорят, что я уже начинаю думать, будто это не самая плохая идея.

— Сдурел, что ли? Мало тебе проблем?

— Кто знает… порой кажется, что хуже уже не будет.

Хуже могло быть. Это понимали оба.

Подозрение, которое ворочалось в глубине души Оли, становилось сильнее с каждым днём. Что, если замысел Фролова не менялся с того момента, как он предложил ей помощь? Вдруг единственное, что он сделал — переключился на другую цель, поставив её для верности в невыносимые условия? В условия, которые схлопнутся вокруг намеченной жертвы, как капкан, и заставят её принять его предложение.

Чтобы получить силу, спасающую не только от тварей, но и от людей.

В том, что «предложение» подразумевает превращение в такого же, как он, ни Оля, ни Женька уже не сомневались.

Но поделать ничего не могли. Оставалось лишь ждать, пока вторая сторона сделает ход, и надеяться, что этот ход не станет для них последним.

Единственной неувязочкой в стройной теории оставалась излишняя сложность плана. Слишком умно, слишком запутанно для Гоши. При всей его дьявольской власти особой хитростью Фролов не отличался. Если всё это было правдой — значит, не он один был замешан в этой потусторонней афере.

Звучало откровенно бредово. До сих пор ни Оля, ни Женька не слышали о других «видящих»: разве что Гоша явно был в курсе чего-то, но он разве расскажет? Существование неведомой силы, которая ловит детей со способностью и превращает их в симбионтов чудовищ, казалось абсурдным. Кому они нужны? Кто о них вообще знает?

И всё-таки, когда Женька не встретил её, как обычно, у школьных ворот после уроков, Оля обеспокоилась. Как оказалось — не зря.

В последнее время они каждый день виделись после уроков. Женька уходил первым, привычным движением просачиваясь сквозь толпу и утекая в гардеробную — как у него получалось делать это настолько незаметно, Оля и понять не могла. Сама она собиралась нарочито медленно, одевалась вместе со всеми, чтобы потом, отбившись от стайки ребят, завернуть за угол и встретить его у раскидистого дерева неподалёку от ворот.

Одноклассники всё равно с ней не общались и старались держаться подальше от «ручной крысы живодёра». Обидное прозвище, брошенное Ленкой, прилепилось дурацким ярлыком. Оля почти чувствовала: ещё пара недель — и её тоже начнут травить.

И всё равно она не сдавалась. И общаться с Женькой не прекращала, проводя с ним больше времени, чем с кем-то ещё. Ни с кем другим особенно и не получалось — разве что с приятельницами из других школ. Но выкроить хоть несколько часов на общение с ними удавалось нечасто.

Поэтому, когда Женьки не оказалось на обычном месте у дерева, Оля встревожилась. В последние дни ей казалось, будто он мутит что-то за её спиной. Мерещилось, что они отдаляются друг от друга, растворяясь в холодном ноябрьском мареве. Но пока что эта дружба — единственное, что у них оставалось, чтобы не сойти с ума под волной всеобщего презрения и ненависти.

Может, что-то случилось? Может, просто задерживается?

Оля позвонила ему, но номер не отвечал, а сообщения так и оставались висеть непрочитанными.

После десяти минут бестолкового стояния под деревом у неё закончилось терпение. Руки начинали мёрзнуть даже под перчатками, а от колючего, почти зимнего воздуха закладывало нос. К тому же поднялся жуткий ветер: он трепал косу и не давал как следует присмотреться, задувая в глаза.

Вскоре мёрзнуть начали и ноги. Намело в последние дни много, и теперь Оля стояла по щиколотку в снегу, едва-едва протоптав себе дорожку через сугроб. Комок снега попал в голенище полусапога и медленно таял внутри. Мало того, что холодно, так ещё и мокро.

Минутку. Сугроб! Что с ним не так?

Дерево, которое Оля и Женька использовали для встреч, стояло в стороне от дороги. Другие люди вокруг него обычно не ходили: с собаками возле школы не гуляли, а других поводов лезть в снег Оля не могла себе представить. Обычно единственные следы, которые они здесь видели, принадлежали им самим. Тонкая цепочка: две пары ног, идущие от дороги к дереву.

Тогда почему сейчас от ствола удалялась тропинка, которую явно вытоптало несколько человек?

Это могли быть младшеклашки, которые часто бесились неподалёку от школы. Это могли быть пьяные: им всё равно, куда и какой дорогой идти. Это могли быть случайно заблудившиеся собачники или стайка молодых людей, увлечённая разговором.

Но…

Оля присела и внимательно осмотрела тропу. Снег по обе стороны от неё был примят и взрыхлен, будто неведомая процессия тащила кого-то с собой — а тот вырывался, пытаясь увернуться, отбежать в сторону.

Это выглядело совсем уж нехорошо.

Контрольный звонок Женьке не дал результата, и Оля, ведомая нехорошими предчувствиями, осторожно ступила на тропу. Ей очень хотелось верить, что в своих подозрениях она неправа.

Дорожка уходила в сторону от школьного двора, куда-то за гаражи, будто вышедшие из фильмов про девяностые. Туда обычно убегали курить, когда прогуливали занятия, и там же выпивали, швыряя бутылки прямо на землю. Оля слышала, что в крупных городах такие закутки почти изжили — но в их захолустье прогресс доходил медленно.

Голоса из-за гаражей она услышала, ещё не дойдя до конца тропы. И один из них совершенно точно принадлежал Фролову.

— …так, сука, — он снова тянул гласные, но сейчас в его голосе не было и намёка на фальшивую доброжелательность, — на этот раз ты расскажешь мне всё.

Оля приблизилась и осторожно прислонилась спиной к ребристому боку ближайшего гаража. Не хватало ещё попасться Гоше на глаза. Не сейчас. Сначала она должна понять, что он делает.