Анатолий Даровский - Часы бьют полночь [СИ]

Ответа она не услышала: вместо него раздались шорох и скрип снега. Шум сменился глухим звуком удара и последующим вскриком. Слишком знакомым голосом, чтобы Оля могла перепутать его с кем-то другим.

— Я повторяю, — уже более напряжённо заговорил Фролов, — рассказывай. О себе, об этой девчонке и о вас двоих. Всё.

Когда Оля поняла, что происходит, ей с трудом удалось сдержать первый безрассудный порыв: броситься туда, оттолкнуть Гошу, ударить его чем-нибудь тяжёлым. Глупо и бессмысленно. Он там явно не один, и сейчас она ничего не сможет против него сделать. Сначала нужно найти что-нибудь, что ей поможет.

Побежать и позвать взрослых? Некогда! Кто знает, что случится здесь, пока она бегает не пойми где? Да и поверят ли ей, придут ли на помощь? Тем более — сейчас, днём, когда люди поголовно на работе и на улице почти никого нет.

В полицию? Нельзя. Всплывёт их связь с «кошачьим маньяком» — будет нехорошо. А она всплывёт: Фролов и компания не упустят шанса перекинуть вину на них.

Может, получится найти какой-нибудь камень?..

Оля попыталась придвинуться поближе. Нужно было своими глазами увидеть, что происходит. Точно: он не один. Вовка, верзила Глеб и Ленка сгрудились вокруг лидера, покачиваясь, как сомнамбулы, и явно пребывали где-то не здесь. Женьку держал Глеб, крепко перехватив его руки за спиной. Как ни пробуй — не вырваться. Вовка стоял на подстраховке. Лена смотрела в сторону соседней улицы — видимо, на стрёме. Даже сейчас, когда в их лицах не было ни капли осмысленности, ребята действовали слаженно и чётко, как единый организм.

Оле, безоружной, с ними не тягаться. Нужно было что-то придумать.

Гоша заговорил снова, и рука сама собой потянулась к телефону. Где, где там это злосчастное приложение для диктофона? Если у неё будет доказательство Женькиной невиновности, тогда…

— За этих троих не волнуйся, — гоготнул Фролов, так и не получив ответа. — Они ничего не поймут. И нашу маленькую тайну никому не выдадут. Знаешь ли, они и вправду верят, что «кошачий маньяк» — это ты…

— Что ты сделал? — сказал наконец Женька, и у Оли защемило сердце: голос звучал хрипло и глухо, точно доносился из-под земли. Выглядел он ужасно. Волосы, и без того вечно взлохмаченные, спутались и слиплись — хотелось верить, что не от крови. На лице виднелись ссадины, а по скуле расплывался синяк. Свежий, лиловато-красный.

Ей снова захотелось ударить Фролова, но она сдержалась. Диктофон наконец включился, и теперь Оля напряжённо шарила взглядом по окрестностям. Хоть бы пивную бутылку какую найти, что ли…

— Вопросы тут я задаю, — негромко пояснил Фролов и выдохнул Женьке в лицо клуб густого сигаретного дыма. — Ты, парень, не в том положении. Совсем.

— А если я откажусь отвечать?

Даже сейчас он пытался стоять на своём. Что же ты делаешь, взмолилась про себя Оля, ну наплети ему что-то, чтобы он отстал, ну зачем так-то!

Фролов хмыкнул и перекатился с пятки на носок, а потом обратно. Наверное, ему казалось, что это выглядит круто. С точки зрения Оли, так он становился похож на корову.

— Значит, заставлю этих ребят вспомнить, кто ты такой. А, «кошачий маньяк»?

— Кошачий маньяк здесь только ты, — тихо откликнулся Женька. Оля едва смогла его услышать. — Верно, Гош?

Ей очень хотелось, чтобы диктофон уловил эту реплику.

Фролов засмеялся. Запрокинул бритую машинкой голову, расфыркался, как лошадь, слишком долго простоявшая в стойле.

— Тебе всё равно никто никогда не поверит, — наконец выплюнул он. — Я победил, и ты это прекрасно знаешь. А что, завидуешь, обсосок? Так же хочешь?

— Понимаю, к чему ты клонишь, но нет. Не хочу. Ни сейчас, ни когда-нибудь ещё.

Худшие опасения становились правдой. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, о чём ведёт речь Гоша и что именно он сейчас предлагает Женьке. Заманить в ловушку — и поставить такие условия, чтобы тот был вынужден согласиться играть по его правилам. Умно. Слишком умно для Фролова. И для чудовища на его плече, кровожадного, но глупого — тоже слишком умно.

Оля не видела выражения лица новенького. Он стоял вполоборота, и разглядеть она могла лишь бритый затылок. Увидела только, как Гоша резко подаётся вперёд и бьёт: под дых, без замаха. Женька судорожно выдохнул и повис на Глебе.

Нужно было что-нибудь сделать. Хоть что-нибудь. Она не могла так это оставить.

— Будем считать, я этого не слышал, — процедил тем временем Фролов. — У тебя последний шанс. Думаешь, я забыл, что ты пытался убить моего фамильяра? Нет уж. Тебя и твою бабу хотят видеть с нами, а я бы с радостью тебе вместо этого рожу сломал.

— Хотят? — тут же оживился Женька, приподнимая голову. Глаза блестели из-под спутанной шевелюры. — И кто же? Чем я так важен? С чего «им» вдруг сдалось разворачивать целую аферу с маньяками, только чтобы заполучить одного школьника?

Похоже, он намеренно не упоминал Олю.

Гоша помолчал, затянувшись. Швырнул окурок через плечо. Оля обмерла, подумав, что сейчас он обернётся и её увидит — но пронесло.

Хорошо, что Ленка, стоявшая на стрёме, смотрела не в её сторону.

— Ты чо, — наконец произнёс новенький, — кино тупого обсмотрелся? Думаешь, я тебе ща всё выложу? Совсем поехал, да? О конфиденциальности что-то слышал?

— А попробовать стоило, — вздохнул в ответ Женька. Фролов занёс кулак — но в последний момент передумал.

— Короче. Последний раз говорю. Рассказывай мне всё. Как давно видишь, что о них знаешь. Про бабу свою тоже. Никого ты с ней не обманул. Видит она. Ссалась с волка, на фамильяра моего смотрела. Не может она не видеть, не свисти мне.

— Почему бы тебе не спросить меня об этом уже после того, как я соглашусь на твоё предложение? — поинтересовался вдруг Женька. — Зачем устраивать допрос? И с чего моё согласие вообще так важно?

— Потому что не факт, что ты пере… — начал было Фролов, но змея на его плече тревожно зашипела, и он спохватился. — Потому что не ты тут вопросы задаёшь, вот почему! Я предлагаю тебе силу, здесь и сейчас, в последний хренов раз. И всё, что тебе для этого нужно — просто ответить. Откажешься — хуже будет. Так что разевай пасть и отвечай! Последний шанс: да или нет? И если да — выкладывай всё о себе и девчонке!

«Не факт, что ты пере…»? Пере — что? Переживёшь то, что должно случиться?

Повисла пауза. Оля вздрогнула: на миг ей показалось, будто Женька готов согласиться. Но он поднял голову, и у неё отлегло от сердца.

— Нет. Никогда.

— Ну что же, — медленно и угрожающе протянул Гоша. — Значит, скажу им, что не смог тебя уговорить. А это значит, что теперь я могу делать с тобой всё, что захочу. А я захочу. Я, мать твою, мечтал, что ты откажешься.

Он потянулся рукой к твари, что сидела у него на плече, и — Оля могла поклясться — погладил её по голове. Бережно и ласково: так гладят любимого питомца. Гоше эта ласковость не шла совершенно, смотрелась чужеродно и дико.