Дмитрий Костюкевич - Темная волна. Лучшее

— Чего вам? — резко спросила Маруся.

Федотов посмотрел серьезно.

— Я что вышел сказать-то, чтобы без ушей лишних… Я вечерком съезжу, сам. Неофициально. Я сегодня до четырех, местоположение это ваше недалеко от Дубовки… — он моргнул, — ну, за пару часов управлюсь. Погуляю, принюхаюсь… Если что, завтра-послезавтра с операми съездим. Тут дело деликатное, тут не алкоголик дядя Федя в центре странных обстоятельств. Сами понимаете, Ольга Николаевна. И вы, Мария Васильевна…

Олька кивнула — коротко, все еще давясь своим невысказанным проклятием. Маруся вставила ключ зажигания, повернула.

Федотов покачал головой.

— Не вздумайте, — сказал он твердо. — Девочки, пожалуйста, не лезьте. Маруся, вам надо сидеть на попе ровно и думать о ребенке. Оля, а вам надо… просто сидеть на попе ровно.

Маруся выжала сцепление, повернула руль и выехала со стоянки за ОВД. Федотов остался стоять, достал сигареты, закурил, качая головой — Олька видела в зеркале.

— Открой бардачок, — сказала Маруся.

В бардачке лежали пистолет и розовая продолговатая коробочка с кнопками.

— Это тазер, электрошокер, пятнадцать миллионов вольт, — сказала Маруся, не отрывая глаз от дороги. — И красивенький. А пистолет — фантом, травматика. Я хорошо стреляю.

— Давай только по-быстрому чего-нибудь пожрем, прежде чем ехать, — сказала Олька, откидываясь на сиденье. — Тебе нельзя долго голодной.

Маруся расслабилась, складочка между ее бровями разошлась. Она чуть улыбнулась, кивнула.

— Зачем тебе такой арсенал? — спросила Олька.

— Я — жертва детского насилия, — пожала плечами Маруся. — Лолита-переросток. Повышенное стремление к самообороне. Когда до меня дотрагиваются против моей воли, планочка падает.

Олька потянулась и сжала ее руку. Маруся сняла другую с руля и ответила на пожатие.

Меня зовут Маруся Поронина.

Я веду машину со скоростью 90 км/час в сторону коттеджного поселка Солнечная поляна — мы уже проехали Лебяжью поляну, а на указателях видели Белую Поляну и Дворянскую Поляну. Если повторить слово «поляна» много раз, оно теряет смысл, разваливается на корявые кусочки. Если вмешать букву Д, получится «подляна». Я думаю, именно это нас там и ждет.

Рядом со мною сидит Оля, которую я знаю всего лишь сутки, а до этого о ней целый год думала. Санина жена. Она рассматривает кнопки на моем тазере, щурит серые глаза, лицо у нее решительное.

Интересно, какого цвета будут глаза у Девочки? Та только что перестала икать — целых полчаса живот дергался и подпрыгивал, толкая вверх тяжелые груди. Мне очень неудобно сидеть за рулем, я большая, как слониха, неловкая — а учитывая, зачем мы мчимся по дороге через нагретую степь, это нам не в плюс.

Я знаю, что Саня жив — если он умрет, я почувствую. Как всё в природе чувствует, когда солнце заходит за тучку. Или когда выходит — так и я будто согрелась и ожила, когда его полюбила. Его голос, его смех, его мысли, как он на мир смотрит, как шепчет мое имя, как относится к детям, животным, деньгам, возможностям встречи с инопланетянами и существования божественного.

Если провела всю жизнь в холодном сумраке, а потом вдруг согрелась, узнала, что такое солнечный свет, — как принять то, что он может снова исчезнуть навсегда? Что его заберет, жадно сцапает кто-то чужой, холодный, злой? Горе, горе, крокодил наше солнце проглотил. Я накупила книжек и игрушек для Девочки. Чуковского ей читаю, они же все слышат уже. И Саня читал.

Торможу в конце улицы — за перекрестком ухоженный сквер, а за ним высокий решетчатый забор в обе стороны, насколько хватает глаз. Над воротами — красивые металлические буквы «Ранчо ВЕСЕЛАЯ ОХОТА».

Ранчо, прости господи.

— Сейчас, — говорит Оля, достает телефон. — У меня подруга тут, кажется, бывала с боссом своим, его приглашали, а она с ним спит. Ну чего ты, подумаешь…

Я проверяю пистолет, смотрю в окно. За забором — длинный въезд, лужайка. Здание трехэтажное, с угловатой современной архитектурой, я плохо разбираюсь, но красивое.

— Леночка! — говорит Оля в телефон, — Нормально, спасибо. С какой тварью? — она кидает на меня виноватый взгляд. Я усмехаюсь. — Да неважно, потом. Слушай — ты говорила, что на Новый год ездила с Полищуком своим на ранчо… Ага… Ага… А на втором этаже? А ты в клинику поднималась? Слушай, ну серьезно прям, а с охраной там как? Ага. Ну, спасибо, дорогая. Потом расскажу, зачем. Да, беги. Пока-пока.

— На первом — баня, бассейн, спортзал, банкетное всякое, — говорит Оля, расстегивая верхние пуговицы на блузке. — На втором — комнаты для гостей, десятка два. На третьем — частная клиника «Жизнь» — контракты с лучшими врачами города, оборудования выше крыши, всё, что можно купить за деньги. А за деньги, похоже, можно купить вообще всё…

Она достает помаду, прячет в сумочку тазер. Я смотрю.

— Иди приляг на заднем сиденьи, — говорит она. — Ключи давай. Вожу я хреново, но двести метров как-нибудь проеду…

— Приветики, — ослепительно улыбается она в интерком пять минут спустя. Я лежу под пледом, выглядываю. Если бы я в двадцать лет не испугалась и не пошла с крыши прыгать, у меня могла бы быть вот такая Оля — красивая, смелая, добрая. Я испугалась. Но теперь у меня есть Девочка, и я больше не боюсь.

— Мне дали адрес, — Оля надувает губы в камеру. — Познакомилась с парнем на сайте. Он говорит — приезжай, тут бассейн и баня шикарная. Я ехала больше часа, а теперь что-то засомневалась — у вас тут прям дворец… Миша Дронов зовут. Да я звонила, у него не отвечает телефон. Не, вживую еще не общались… Не, не обязательно именно с ним париться, если есть симпатичные… альтернативы. Ну ладно, заезжаю, познакомимся.

Ворота, дрогнув, расходятся в стороны. Двигатель ревет — ну кто так резко педаль топит?

— Жди здесь, — шепчет Оля, хлопает дверью. Я лежу, слушаю, как ноет спина — устала за рулем, и вчера весь день на ногах. Тянет, потом чуть отпустит и опять. Оля возвращается, открывает мою дверь.

— Выходи, — говорит. — Тазер — отличная вещица, даже страшно. Хотя поделом ему, похоть — грех, говорят. И не зря я смотрела все эти сериалы про маньяков — могу упаковать человека рулоном скотча. Да дышит он, дышит, не волнуйся, я знаю, что надо нос открытым оставлять…

Заходим потихоньку, дальше холла не заглядываем — наверняка тут еще персонал есть. Нам-то наверх, в клинику «Жизнь». Или кому жизнь, а кому как. Двери лифта открываются бесшумно, внутри много места, две каталки можно в ряд поставить. Едем на третий, я прислоняюсь к стене, морщусь.

— Спину тянет, — объясняю Оле, она смотрит тревожно, хмурится.

Выходим в коридор, он пахнет больницей, лекарствами, децинфекцией, линолеумом. Откуда-то доносится писк оборудования, свистящий звук насоса, тихие голоса. Оля дотрагивается до моей руки, я слышу ее мысли. Она хочет поскорее найти Саню и позвонить капитану Федотову, ей страшно и истерически весело, «да гори всё синим пламенем».