Дмитрий Костюкевич - Темная волна. Лучшее

Молодые сосны росли между камней, а посредине клуатра возвышался морщинистый дуб. Свет исходил из почвы, поднимался туманом над двором. В нём колыхались чёрный фигуры. Четыре повешенных ведьмы стояли в каждом из четырёх углов. Подбородки в засохшей крови, мокрые саваны.

В тени дуба стояла Кристина. Спиной к нему, он различал в прорези на сорочке обнажённую лопатку, родимое пятно, в которое угодил нож. Рана уже затянулась, лишь шрам белел.

На ветвях сидела старуха. Вместо носа у неё был совиный клюв, и широкая улыбка кривила серые губы.

— Дитя моё, — ласково сказала Сара Каллен. — Мой ребёнок. Мой первенец…

В тумане послышался звон металла. Бряцающих доспехов.

— Принц! — прошелестели ведьмы.

Харп заблудился во мгле. Он больше не видел призрачную старуху и Кристину. Он не видел собственных рук, внезапно ставших невыносимо тяжёлыми. Холодные тиски сдавили его голову и грудь. Шея едва поворачивалась, но зачем поворачивать её, если кругом один туман? Он шёл вслепую.

— Не бойся, милая, — проговорила старуха.

— Я не боюсь, — сказала Кристина, хотя её сердце колотилось о рёбра, в такт приближающимся из тьмы железным шагам.

— Ночь привела тебя жениха.

Харп услышал голос ведьм и пошёл на звук. Ноги едва волочились. Воздух стал плотным, будто он продирался через смолу, и каждый шаг давался с нечеловеческим трудом. Он врезался в стену, ударил кулаками по камням. Тупик.

Харп развернулся, и тут же забыл, откуда шёл. Ни единого ориентира в этом аду. Ведьмы путают его. Играют с ним.

На очередной возглас из пустоты он не отреагировал. Вместо того чтобы следовать к источнику звука, он пошёл на запах. Тонкий, почти не уловимый аромат. И чем дальше он шёл, тем легче становилось отчленять этот запах от болотного амбре.

Он шёл на запах волос Кристины.

…Эдвард — так его звали. Давно. Когда у Сары был пульс. И нос. Когда она была красива жгучей и преступной красотой. Он был богат. Он обещал ей золото, а ей были нужны лишь его объятия. Он не верил слухам.

Ночь дала ей долгожданное дитя. Ночь вошла в её утробу, чтобы стать частью плода.

Беременной Сара покинула проклятый Кроглин.

Чтобы растить ребёнка в лесу, у болот. Чтобы говорить ему о ночи.

…Кристина почувствовала, что одежда на ней рвётся. Она испуганно посмотрела на старуху, но та кивнула успокаивающе: «Так должно быть».

Сорочка спланировала на мох.

Полностью обнажённая, девушка встала лицом к лицу с пустотой. Из тумана к ней двигалась, бряцая латами, тень страшного жениха.

…Когда ребёнку исполнилось десять, Сара срезала с его груди отметку и отвела в соседнюю деревню. Они распрощались. Ночь помогла своему отпрыску, она хранила его и наставляла. И были ещё нити, связующие его с матерью. Мать приходила к нему во сне, чтобы указать путь.

Из тумана… на запах…

Серебрящаяся лунным светом фигура вышла из тумана. Принц был высоким и стройным, его тело укрывали доспехи, которые сломали бы хребет любому смертному, настолько тяжёлыми они были. Рогатый шлем венчал голову, и Кристина видела лишь глаза в узком окошке.

— Дитя! — торжественно проговорила Сара.

Рыцарь протянул к женщинам ладонь. В ней лежал кусочек человеческой кожи с родимым пятном, по форме напоминающим месяц.

Повешенные кроглинские ведьмы спорхнули с ветвей, и окружили принца. Подобострастно улыбаясь, они стянули с него латы.

— Сын, — сказала Сара Каллен. — Ночь привела тебя, чтобы ты делал свой выбор. Нашёл ли ты невесту?

— Да, — сказал рыцарь. — Я нашёл, мама. Эта девушка будет моей невестой.

— Благословляю вас.

Кристина кинулась навстречу рыцарю, и он обнял её. Губы слились в нежном поцелуе.

— Ты знал, — прошептала Кристина с лёгким упрёком. — Ты с самого начала знал, что это я.

— Я должен был ждать. — ответил рыцарь, лаская её волосы.

Ведьмы завыли, и совы образовали кольцо над их головами. Сара Каллен сложила руки на груди и умиротворённо улыбнулась. Лунный свет упал на неё лицо. Нос был на месте, морщины исчезли, волосы потемнели. Молодая и красивая, Сара ушла в тень дуба, чтобы раствориться в великой пустоте.

Туман и ветер, вой и совы в небе, всё исчезло в одночасье.

Остались принц и его избранница.

Колдовство, но уже другого порядка.

Рано утром на дороге, ведущей к Кроглину, появился всадник.

Одинокий старик опёрся о лопату, и ждал, когда гость подъедет.

Тучный человек спрыгнул с лошади, отряхнулся.

— Господи всемогущий! — ахнул он. — Это что, трупы?

— Ага, — безмятежно ответствовал старик, кивая на сложенные у обочины тела. — Двадцать восемь человек, во главе с нашим викарием. Весь город, почитай.

— Но что же здесь произошло?

Старик вытащил из грязной визитки флягу и сделал глоток.

— А я почём знаю? Умерли все.

— Но кто же вы?

— Вуд Грэм. Последний житель Кроглина. Подрабатывал здесь констеблем. Раньше. А вас как звать?

Гость ошеломлённо пялился на мертвецов.

— Меня? Калеб Харп. Генеральный следователь по делам ведьм. Прибыл по вашему письму, как только смог…

Старик ещё раз приложился к фляге и произнёс, сплёвывая:

— Вот и отлично. Снимайте-ка свой лапсердак, и помогите мне рыть яму. Один я не справлюсь. А потом… почему бы нам не выпить? В Кроглине выпивка отныне бесплатно. Правда, здесь самообслуживание. Отныне и до века…

Вуд Грэм рассмеялся тяжёлым кашляющим смехом.

За его спиной мёртвый Кроглин утопал в летнем зное и, кажется, уже начинал вонять.