Юлия Фаро - Прощай, гуня-кандальник

Любочке вдруг почудилась, что она видела его раньше... Видела и этот высокий лоб, и волевой подбородок, и прозрачные чистые глаза на узком смуглом лице...

- О чём вы говорите? - еле разомкнув губы снова, прошептала она.

- Omnia mutantur, nihil interit! - повторил седовласый. - Всё меняется, ничего не исчезает! Всё едино и равнозначно! Так добро и зло - только по чьему-то произволу - получают то или другое название, какое кому нравится. Для Создателя всё прекрасно и справедливо, люди же считают одно - несправедливым, а другое - справедливым. В видимом противоречии, в безумии природы, в борьбе стихий, народов, страстей людских скрывается высшая сверхчеловеческая разумность, превышающая всякое человеческое понятие. Загадка Вселенной имеет своё слово, по которому всё творится - им всё зиждется, ибо оно всё различает и всё согласует. Так называемые блага и так называемое зло - они совершенно относительны: всё благо есть зло - в каком-либо отношении, и наоборот, раздор есть правда, а правда - раздор.

- Вы кто? - дрожа всем телом, пыталась было закричать Любка, но вместо крика из её горла раздался еле слышный хрип.

- Сегодня - я часть тебя, а тогда - две тысячи шестьсот лет тому назад - наша кровь текла в венах человека, которого звали Гераклитом Эфесским, позже - Зосимой Панополитанским, потом, через много веков, оживала кровь в деревенском колдуне Зосиме, после - в ученице его, и вот теперь - в тебе. Почему так? Это не важно. Ты же меня искала? Искала, чтобы не исчезнуть! В тебе часть моих знаний, я всегда передавал их лучшим... У тебя украли силу, но душу ты никому не отдавала! Верни своё! Верни...

- Прекратите! Отпустите мою руку! - закричала Любка.

У неё было чувство, что она на время умудрилась выпасть из реальности и теперь никак не могла вспомнить, о чём минуту назад рассказывал хозяин, расхаживающий за её спиной и переставляющий какие-то предметы с места на место.

Энергично тряхнув головой и окончательно очнувшись, Люба увидела, что стоит в просторной мастерской Дворжака и, держась за массивный подоконник, смотрит в окно на вечерний пейзаж курортного города, сверкающего в сумерках жёлтыми огоньками уличных фонарей.

- Так вот... - донёсся из-за спины голос Сэма. - Удивительное ощущение! Мне когда Мариночка рассказала об этом сеансе погружения по методу Лорес Энон, то я сразу и не поверил. Но как это у русских говорится про Мамеда и гору?

- Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе, - машинально подсказала Любочка, тщетно пытаясь вникнуть в смысл повествования.

- Точно, Магомед идёт к горе! - обрадовался Сэм. - Не прошло и недели после нашего разговора с Мариной, как к нам в Хевиз приехали сподвижники этой мадам Энон и стали проводить свои сеансы для всех желающих...

- Регрессивное погружение, - вспомнила Люба. - Я тоже проходила такой сеанс.

Она наконец отвернулась от окна и наблюдала, как старик устанавливает на подставку-треногу накрытую белой тканью картину.

- Да... - не отрываясь от своего занятия, рассказывал Сэм. - Устоять против натиска моей экзальтированной супруги было невозможно, и мне пришлось на себе испытать воздействие регрессивного метода. То, что я увидел на сомнамбулическом уровне, перекроило моё сознание. Мой мир перевернулся! После чего я буквально за неделю нарисовал эту картину. Представляете? Что скажете? Смотрите! Очень внимательно смотрите! - настойчиво попросил он.

А когда он театральным жестом наконец сдёрнул ткань, Любка покрылась холодным потом!

Полотно было исполнено в духе великого Иеронима Босха. От обилия маленьких людских фигурок, разодетых в наряды разных эпох и словно исполняющих роли на сценах разных времён, сначала зарябило в глазах.

- Смотрите, не стесняйтесь и не торопитесь, - Дворжак подал гостье большую лупу. - Уверен, даже мелкие детали будут иметь для вас значение.

В верхнем левом углу картины Кандальникова рассмотрела фигуру античного философа, сидящего на камне со скорбным выражением лица и читающего развёрнутый свиток. За его спиной, облокотившись на выступ скалы, стояла высокая женщина в длинном хитоне, красивыми волнами струящегося по телу. В руке она держала посох, наступив ногой на лежащего у ног змея.

- Эйрена, - пояснил Дворжак. - "Мирная жизнь". Кстати, в наши дни её имя звучит как Ирен или Ирина. А вам она никого не напоминает?

- Коркина? - робко спросила Любочка.

- Вот и мне кажется, что похожа на мадам Ирину, которая мне позирует вместе с девочками, - согласился Сэм.

Далее шли сцены из жизни древней Греции: войны, сражения, плывущие по волнам галеры. Однако, внимательно разглядывая сквозь увеличительное стекло сцены баталий, Кандальникова невольно обратила внимание на тонкую красную нить, петляющую по всей поверхности картины.

- Что это? - удивлённо спросила она художника.

- Сам не знаю! Я рисовал под впечатлением увиденного при погружении в регрессию. Скажу больше: стоило взять в руки кисть, как я снова будто погружался в транс. Обратите внимание - эта кровавая нить или дорожка - она связывает только нескольких героев картины.

После этих слов Любочка начала рассматривать полотно, сосредоточившись только на фигурах, которые были соединены красной нитью. Несколько мужских изображений в старинных хитонах или чёрных монашеских плащах были ей незнакомы, но седьмая фигура показалась узнаваемой. Этот красивый старик с длинными седыми волосами и пристальным взглядом прозрачных зелёных глазах сидел на широкой лавке, держа в руках "Чёрную Книгу".

- Зосима! - непроизвольно прошептала Кандальникова. - А это - Лукерья...

Она ткнула пальцем чуть ниже, указав на молодую красавицу, бредущую по лесной тропинке. Между Лушей и колдуном тоже явственно виднелась алая дорожка.

Дальше со всех сторон возникали сцены как из учебника по истории России: где-то крестьяне собирали урожай; где-то по холодной дороге брели каторжники; террористы взрывали бомбу; гражданская война; отечественная война...

Красная дорожка превратилась в мелкий пунктир, но продолжая петлять то вверх, то вниз... Она тянулась и тянулась до тех пор, пока Любка не узнала нарисованных отца и мать, склонившихся над детским манежиком, приближаясь к которому красная полоса становилась всё шире и ярче.

Цепенея от страха, Любочка посмотрела следующую сцену и ахнула. Маленькая девочка с залитым кровью лицом лежит, раскинув руки в разные стороны, а кровавая дорожка, совсем истончаясь, тянется вслед за женской фигурой в чёрном платье и широкополой шляпе на голове... На одной из рук эта "чёрная дама" держит маленького мальчика, который плачет, положив головку ей на плечо, и протягивает ручонки в сторону лежащей в крови девочки.

- Ужас! - прошептала Любочка и посмотрела на Дворжака. - А как вы узнали, что картину нужно показать именно мне?