Зои Аарсен - Легкий как перышко [litres]

Весь день во время занятий я не могла не гадать, сможет ли Кэндис, вернувшаяся позже тем же вечером, найти какое-то логическое объяснение всему произошедшему за последние несколько недель. Даже несмотря на все собранные доказательства, я все еще желала найти какую-то разумную причину всех странностей, свидетельницей которых стала. Папа учил меня, что логика – лучшая защита от сомнений, и, хотя я была уверена, что увиденное мною – правда, мне очень хотелось найти причину, почему это не так. Меня не удивило, что тем вечером Кэндис связалась с Мишей, прежде чем позвонить мне. Миша напечатала мне волнующее сообщение «Она все отрицает» за десять минут до звонка Кэндис. Я вежливо улыбнулась маме и прошла по коридору в мою комнату, чтобы она не слышала моего разговора с Кэндис.

– Так что говорят? Ты съехала с катушек? – поддразнила ее я.

– Совсем не съехала. Но я страдаю от дезориентации и от синдрома осложненного горя – но боюсь, это все, – вздохнула Кэндис. – Прости, что разочаровала.

Мне не хотелось выпытывать у нее больше информации и рисковать расстроить ее, но в то же время я отчаянно стремилась узнать больше о мнении психиатра об обстоятельствах смерти Оливии.

– Он спрашивал тебя об Оливии и происшествии?

– Ух, конечно. Мы какое-то время говорили об эмоциях, через которые люди проходят, когда кто-то из близких умирает. Все это было логично. Пытаясь рассказать ему о вечеринке Оливии, я поняла, что плохо помню, что именно произошло той ночью. Я все еще считаю, что с Вайолет что-то не так. Но насколько похожа ее история о смерти Оливии на то, что потом действительно случилось?

Я не могла поверить своим ушам. Казалось, что Кэндис промыли мозги. На другом конце провода раздался ее глубокий вздох.

– Я готова принять возможность, что могла придумать многие детали, которые меня расстроили.

На ум пришло миллион возражений, но я держала себя в руках, не желая нарушать спокойствие, которого Кэндис достигла во время встречи с доктором Эрнандесом.

– Сомневаюсь, что ты все придумала, – мягко заметила я. – Мы с Мишей тоже там были и последние несколько недель обе считали, что Вайолет виновна в смерти Оливии. Он говорил что-то о возможности гипноза? Что из-за него у нас странные мысли по поводу игры?

Кэндис секунду помолчала, а потом ответила:

– Честно, МакКенна, наверное, мне не стоит думать об игре. Я просто хочу закончить четверть и отправиться на Гавайи. Все, о чем я могу думать, – загар. И мне кажется, что и тебе стоит поговорить с психиатром. Не пойми меня неправильно, но, возможно, у тебя все еще остались нерешенные проблемы после смерти твоей сестры.

Естественно, я ощетинилась от такого заявления и не могла не задуматься, были ли это мысли Кэндис, или просто доктор Эрнандес, с которым я ни разу не виделась, но который точно все знал обо мне, поскольку работал с моим отцом, поделился своим мнением. Наш разговор подходил к концу, и Кэндис спросила, готова ли я к сбору денег в выходные. Я удивилась, что ее интересовали услуги по уборке. За последние несколько недель Кэндис настолько выпала из обычной жизни старшей школы, что я сомневалась, читала ли она постеры на стенах и слушала ли утренние объявления.

Хотя я надеялась, что папин друг-психиатр может найти какое-то разумное объяснение тому, что с нами происходило после игры, теперь я сожалела, что посоветовала Кэндис посетить его. Кажется, она совершенно не понимала, в какой опасности находится, даже когда я намекнула, что пляж на Гавайях слишком напоминает историю, рассказанную Вайолет для нее на вечеринке Оливии. Так или иначе, нам с Мишей придется сильно постараться, чтобы отговорить Кэндис от поездки.

Пока Кэндис пыталась игнорировать подозрение, что Вайолет причастна к смерти Оливии, происшествия в моей комнате всю неделю лишь усугублялись. Чтобы не разбудить маму, я начала ждать до глубокой ночи с включенным в комнате светом, и только когда убеждалась что она точно спит, спускалась в гостиную с одеялом и спала на диване. Ночевки в комнате Трея в воскресенье оказалось достаточно, чтобы мне расхотелось повторять этот опыт в ближайшее время. То ли будильник на его телефоне не сработал, то ли Трей неосознанно отключил его после первого звонка, но мы проспали. Заслышав громкий стук его мамы в дверь, я спряталась под одеяло. Меня не покидала уверенность, что очень неловкий (и, по сути, беспочвенный) разговор с мамой о сексе уже был не за горами.

Утром в пятницу, когда я пришла за апельсиновым соком после беспокойной ночи, мама уже ждала меня на кухне, уперев руки в боки.

– Когда я встала сегодня утром, одна из плиток была включена – и, кажется, она горела всю ночь, – сказала она едва контролируемым, сердитым голосом.

Уже подозревая, по чьей вине была включена конфорка, я изобразила удивление и заметила, что левый угол плиты потемнел от жара.

– Прости, – произнесла я, не зная, что сказать. – Даже не помню, когда в последний раз пользовалась плитой.

Я понимала, что нет смысла отрицать свою вину: нас в доме только двое, а обвини я во всем дух Оливии, мама отвезет меня в психиатрическую больницу, чтобы меня осмотрели, быстрее, чем я успею произнести: «Шучу». Я не удивилась, что Оливия сумела включить газовую плиту, учитывая, как, наверное, она злилась, что я избегаю ее попыток помучить меня в спальне. Я сняла все полки и фотографии в рамках со стен и убрала шкатулки и диски в коробки. Видимо, в отчаянии Оливия решила проявить свою силу в других частях дома – наверное, мне следовало опасаться, что она начнет вытворять свои фокусы и в спальне мамы.

– Честно, МакКенна, – удивленно произнесла мама, глядя на меня. – Что происходит? Ты не спишь по ночам, неосознанно делаешь всякое вроде этого. Ты что, ходишь во сне? Я и правда переживаю.

– Сомневаюсь, что я хожу во сне, – ответила я, не зная, как объяснить, что я невиновна в происшествии на кухне. – Но, наверное, возможно все. Я и правда не помню, как включала конфорку. Я же ничего вчера не готовила.

Мама ни на секунду не поверила в мою невиновность.

– Возможно, вся эта затея с ученическим советом была ошибкой. Если ты испытываешь слишком много стресса, то это в итоге может плохо кончиться.

– Дело не в стрессе, – быстро заверила ее я. – Мне нравится эта работа. – Но, уже произнося эти слова, я понимала, что пытаюсь убедить не только ее, но и себя.

В ту ночь Трей сказал родителем, что переночует у друга, и забрался ко мне в окно с рюкзаком. Он удивленно оглядел пустые стены и покачал головой.

– Словно ты съехала, – заметил он.

Дух Оливии вел себя необычайно тихо, не устраивая никакого переполоха. Это было жутко – я все время ждала, что, открыв утром дверь, увижу, что остальная часть дома просто исчезла.