Кларк Смит - Дверь на Сатурн [сборник litres]

Долгое время отвратительный разбойник оставался для меня не более, чем страшным именем, но определенный профессиональный интерес, с неизбежностью, возвращал к нему мои мысли. Многие верили, что Кнегатим Зум неуязвим для любого вида оружия. Рассказывали, как ему непонятным образом удалось сбежать из подземных темниц, откуда не под силу выбраться ни одному смертному. Но я, конечно, не принимал всерьез все эти сказки, потому что профессиональный опыт подсказывал мне, что людей, способных на такое, не существует. К тому же, мне хорошо была известна склонность к суевериям среди простого люда.

С каждым днем все новые слухи доходили до меня, в то время как я не уставал исполнять свой долг. Безжалостный Кнегатин, казалось, не удовольствовался обширными территориями его родных гор и прилегающих к ним холмистых районов с плодородными деревнями и густо населенными городами. Его участившиеся грабительские набеги становились с каждым разом все смелее. И вот однажды ночью он оказался в одной из деревень в непосредственной близости от Комориона, считавшейся его пригородом. Здесь Кнегатин Зум совершил немыслимо жестокие убийства и увел в пещеры ради своих непристойных целей многих селян. Прежде чем служители правосудия успели схватить их, грабители скрылись в глубине Эйглофиана.

Именно это наглое нападение заставило власти направить все свое внимание и силу на то, чтобы уничтожить Кнегатина Зума. До этого с его шайкой боролись пограничные отряды, но отныне его преступления превзошли компетенцию местных властей, потребовав участия армии Комориона. С тех пор все дороги патрулировали конные разъезды; города, в которых мог появиться разбойник, строго охранялись, везде были устроены засады.

Но проходили месяцы, а Кнегатин Зум избегал всех ловушек. Банда людоедов продолжала совершать набеги со все более устрашающей частотой. И только, вероятно, случайно или в результате безрассудного поведения разбойника, его, в конце концов, схватили вблизи столицы. Вопреки всем ожиданиям, а свирепость Кнегатина Зума была хорошо известна, он не оказал никакого сопротивления. Бандит сразу же сдался, как только увидел, что окружен лучниками в кольчугах и воинами с алебардами. Но при этом он как-то загадочно и криво ухмыльнулся. Эта ухмылка не одну ночь тревожила сон всех, кто присутствовал при аресте.

Никто так и не узнал, почему он оказался один в тот момент, когда его схватили, и почему ни один из его приспешников так никогда и не попался в руки полиции. Тем не менее, это не помешало всеобщему ликованию и радости в Коморионе. Каждый горожанин с любопытством стремился увидеть страшного разбойника. Но, наверно, наибольший интерес он вызывал у меня, поскольку именно мне после окончания официального следствия предстояло его обезглавить.

Наслушавшись страшных рассказов и легенд, которые, как я уже говорил, уходили корнями в далекое прошлое, я ожидал от преступника чего-нибудь необычного. Но он превзошел все мои, даже самые зловещие и неприятные, предчувствия сразу же, как только я увидел его в первый раз, когда Кнегатина Зума вели в тюрьму сквозь беспорядочную толпу. Обнаженный до пояса, он носил лишь в бурую накидку из шкуры какого-то длинношерстного зверя, которая грязными лохмотьями свисала до колен. Вид разбойника добавлял мало приятного к уже известным мне сведениям об особенностях его внешности, которые шокировали меня и вызывали отвращение. Руки и ноги, тело и даже черты лица бандита казались такими же, как и у остальных аборигенов, и даже полное отсутствие волос можно было объяснить тем, что Кнегатин своего рода карикатурна – издевательское изображение бритого жреца. Даже бесформенную пестроту его кожи, напоминающую окрас шкуры большого удава, можно было принять за экстравагантную неестественную пигментацию. Но за этими чертами притаилось что-то еще. Масляная мягкость тела, поразительная легкость, волнообразная гибкость, текучесть каждого движения говорили о строении несвойственном человеческому организму и позвоночнику. Порой возникало подозрение, что у Кнегатина вообще не было скелета, как, например, у змеи. В результате всех этих размышлений я впервые за всю свою жизнь взглянул на пленного и на предстоящую мне задачу с непривычным отвращением. Создавалось впечатление, что Кнегатин не идет, а скользит по дороге, да и сам вид его суставов – коленей, бедер, локтей и плеч – казался произвольным и неестественным. По всему чувствовалось, что внешний вид этого существа являлся своего рода уступкой анатомической условности, и его тело могло бы с легкостью принять самый невероятный вид и необъяснимо огромные размеры, свойственные представителям тех миров, которые расположены за пределами нашей галактики. Конечно, теперь-то я мог поверить в ужасные рассказы о его предках. И с ужасом, впрочем, не меньшим, чем любопытство, я жаждал узнать, что станет с ним в результате справедливого удара меча, и какой зловонный гной, вместо благородной крови, осквернит мой беспристрастный клинок.

Нет надобности описывать подробности судебного процесса и вынесения приговора Кнегатину Зуму за многочисленные его чудовищные преступления. Судебные власти действовали неумолимо, быстро и безошибочно, а беспристрастность их решения не позволила ни уклониться от исполнения приговора, ни затянуть следствие. Пленника заключили в потайную подземную темницу, находившуюся под главной подземной тюрьмой города. Темница представляла из себя узкую камеру на большую глубину. Единственным входом в нее служило отверстие, через которое при помощи длинного каната и лебедки опускали и поднимали преступника. Отверстие закрывалось большой каменной плитой и охранялось день и ночь дюжиной вооруженных стражников. Однако Кнегатин Зум не предпринял ни одной попытки бежать. Он казался неестественно покорным судьбе.

Я всегда обладал даром интуитивного предвидения событий. На этот раз мне показалось, что в такой неожиданной покорности таится нечто угрожающее. Кроме того, мне не нравилось поведение заключенного в ходе судебного процесса. Со времени пленения он не проронил ни слова. Хранил молчание он и перед судьями. Несмотря на предоставленных ему переводчиков, владевших грубым свистящим Эйглофианским диалектом, разбойник не отвечал на вопросы и не оправдывался. Но больше всего мне не понравился равнодушный вид, с которым он прослушал объявление смертного приговора в высшем суде Коморина, зачитанного последовательно восемью судьями и торжественно утвержденного затем королем Локваметросом. После этого я тщательно проверил, хорошо ли заточен мой меч, и дал себе обет собрать всю силу и проявить все мастерство, на которое только был способен, во время предстоящей казни.