Наталья Тимошенко - Запертые во тьме

В действительности же Айя терпеть не могла одиночество и страшно от него страдала. Причем так вышло, что всю жизнь. Она была единственным ребенком в семье. Родители работали много, чтобы прокормить хотя бы себя и ее, куда уж им было думать о еще одном рте? И куда уж им было уделять время ребенку? Накормлена, обута, одета — что ей еще надо? Книжки она и сама читать умеет. А Айе было нужно общение! Чтобы ее спрашивали, как дела в школе, что нового она узнала за день, чем живет и к чему стремится. Но даже подруг ей приводить было нельзя: родители боялись, что те обязательно что-нибудь разобьют или украдут. Откуда у них такой страх, Айя не знала. Ведь чтобы узнать, надо было спросить, а отвечать родителям тоже было некогда.

После того, как она открыла в себе талант справляться с любыми замками, держаться в стороне от подруг стало уже необходимо. Чем меньше людей знают о ее тайне, тем меньше шансов, что однажды узнают и те, чьи замки поддались ей. А уж после того, как Айя круто изменила жизнь и вообще стала Айей, одиночество навсегда вписалось в распорядок дня. И так бы все и оставалось, если бы однажды в умирающую деревню Дубки не приехали сотрудники Института исследований необъяснимого.

Сначала Айя вместе с ними переехала в пригород крупного города, где остаться в одиночестве шансов стало гораздо меньше, потом порой приходилось так или иначе участвовать в расследованиях. Чаще всего Войтех давал ей одиночные задания: что-то узнать, куда-то поехать, кого-то расспросить, но иногда ей приходилось работать и с остальными членами группы. И каждый раз Айю приятно удивляли отношения между ними: они могли спорить, доказывать друг другу свое мнение, иногда даже ссориться, но при этом всегда готовы были прийти на выручку, а после вместе выпить в кабаке вина или пива и забыть о любых трениях. И каждый раз ей все сильнее хотелось стать частью этого мира. Поэтому, когда появилось новое расследование, Айя напрямую сказала Войтеху, что хотела бы поехать. Он если и удивился, то виду не подал.

Оставшись одна в фургоне, Айя на всю громкость включила радио, которое в это время суток крутило одну только музыку, без раздражающих разговоров ведущих, и принялась за неторопливый обход всей аппаратуры, которую Ваня тщательно настраивал весь день. Необходимо было каждый час снимать данные и записывать их в журнал. Айя подозревала, что Ваня над ней просто подшутил: не может быть, чтобы в такой современной мобильной лаборатории у крутого программиста Ивана Сидорова стояла техника, неспособная сама записывать в память данные. Однако определенная польза в этом была: во-первых, это позволяло Айе не уснуть от скуки, а во-вторых, она сразу замечала изменения, если таковые происходили. Что делать с этими изменениями, было пока непонятно, Айя не знала даже названий большей части техники, что уж говорить о показаниях, которые та снимала. Но ее дело просто записывать.

Громкая музыка немного раздражала, но прятала в себе тревогу, поэтому Айя ее не приглушала. Откуда именно взялась тревога, Айя не знала, но стоило только прокатному автомобилю скрыться вдали, увозя коллег, как она непрошеной гостьей вошла в фургон и остановилась за спиной Айи. Легким дыханием щекотала волосы на затылке, невесомым перышком пробегала вдоль позвоночника. Пару раз Айе казалось, что она видит какое-то движение на периферии зрения, но стоило обернуться, как морок исчезал.

Ближе к трем часам ночи ее стало неумолимо клонить в сон. Казалось, даже если она просто присядет на стул в конференц-зале, то тут же уснет, поэтому Айя сварила большую чашку кофе и вышла на улицу.

Ночь выдалась теплая, ясная. Убывающая луна представляла собой еще большой жирный кусок, похожий на кривоватый масленичный блин, небо было усыпано огромным количеством звезд, и на фоне этого тень, укутавшая Кувандык, смотрелась еще более волнующе, чем днем.

Айя отхлебнула кофе, поморщилась: в хорошем термостакане он еще совсем не успел остыть, и она обожгла себе губы. Пришлось открутить крышку, чтобы остывал быстрее.

Одна мелодия, льющаяся за ее спиной, закончилась, вторая еще не началась, и в образовавшейся тишине Айя ясно услышала чьи-то легкие шаги в фургоне. Вздрогнула от неожиданности, но не испугалась. Кто бы это ни был, он на ее территории, а значит, он прячется, она — ищет. Искать всегда легче.

Айя поставила стакан на ступеньку, вернулась внутрь. Выключила музыку, чтобы слышать любой посторонний шорох, тщательно осмотрела каждый уголок и фургона, и прицепа. Залезла даже по небольшой лесенке наверх, где находились спальные места, но так нигде никого и не увидела.

— Надо меньше пить кофе, — пробормотала она себе, снова выходя на улицу. — И проветрить мозги.

Что, если прогуляться до тени? У нее еще есть время до следующего снятия показаний, должна успеть. Она неторопливо расстегнула браслет на левой руке, спрятала его в карман кардигана и подняла стакан с уже остывшим кофе. Вокруг не было ни одного человека, огни лагеря ближайшей группы таких же исследователей едва были видны вдалеке, а кто-то чужой не сможет пройти через оцепление, но так ей было спокойнее. Браслеты Нева оберегали ее от чужих эмоций настолько хорошо, что она совсем ничего не чувствовала, а без этого ощущала себя будто голой.

Стоило браслету скользнуть в карман, как она словно вынырнула из воды на поверхность: сразу же стали слышны чужие эмоции, но такие отдаленные, что дискомфорта не причиняли. Должно быть, до нее донеслись отголоски чувств той самой группы, огни которой виднеются на горизонте. Два или три человека. Один очень устал, но раздражен. Или раздражен, потому что устал. Второй полон энтузиазма. Эмоции третьего почти неразличимы, возможно, третьего и нет вовсе или он находится очень далеко и принадлежит к другой группе. Кажется, эти двое что-то обсуждают и каждый доказывает свою точку зрения: среди всех эмоций Айя уловила легкий флер нетерпения.

Стараясь не обращать внимания на раздражающие ощущения, будто те были всего лишь неприятной, но несмертельной стайкой мошек над головой летней ночью, Айя неторопливо направилась к тени. И чем ближе она подходила, тем глуше становились чужие эмоции, хотя по расстоянию к той группе она оставалась на прежней позиции: шла параллельно их лагерю. Странно, неужели тень глушит эмоции? Ванина аппаратура не зафиксировала никаких сигналов от нее, но и Айин дар едва ли лежал в той плоскости, которую могла фиксировать техника.

У самой тени стало совсем тихо. Айя даже расстегнула второй браслет, оставшись совсем без защиты, прислушалась специально. Тишина. Интерес пересилил страх, и она подняла руку, намереваясь коснуться тени. Для Войтеха это закончилось не очень хорошо, но она не Войтех, а Ваня засовывал руку внутрь без вреда для себя. Да она и не собирается засовывать руку, только дотронется. Что-что, а инстинкт самосохранения у Айи всегда был на высоте, и сейчас она не чувствовала никакой угрозы.