Рене Ахдие - Падший [litres]

– Нет мне никакого дела до Падших и Братства, Никодим. Никогда не было. – Кассамир не сдается. – Однако мне не безразличен Бастьян. И покуда мое смертное тело дышит, я будут бороться за то, чтобы вернуть ему его человечность. Как бы вы ни старались отрицать этот факт, ему нужна эта юная особа. Он должен узнать, что значит жить .

– Себастьян бессмертен. – Никодим выпрямляется во весь рост. – Жизнь уже дарована таким созданиям, как он.

Кассамир тяжело вздыхает.

– Жизнь это не данность. Как и любовь. Даже сто тысяч лет не помогут вам постичь эту истину. Просто примите ее как факт. – Каждый должен принять и понять это самостоятельно. – Он поворачивается ко мне. – То, кто ты есть, никак не влияет на то, кем ты можешь стать, Себастьян. Человек или демон, все зависит лишь от тебя. Никогда не поздно стремиться стать лучшей версией себя. – Не дожидаясь ответа, Кассамир уходит вниз по лестнице.

Хотя мой дядя продолжает стоять неподвижно, я ощущаю его гнев. Он стиснул зубы, как и я стиснул свои. Локоны его темных волос поблескивают в полумраке, когда он смотрит на меня, крепче сжимает в кулаке рукоятку трости.

Никодим смотрит на всех собравшихся, внимательно оглядывая бессмертных, которые собрались кольцом вокруг меня. Я по-прежнему не могу вымолвить ни слова. Меня все еще преследуют слова Селины. И жестокая правда, которую произнес Кассамир.

Кто я есть, никак не влияет на то, кем я могу стать. Селине бы понравилось порассуждать на подобную тему.

Я почти что улыбаюсь при мысли об этом.

Без предупреждения Никодим гневно переворачивает стоящий рядом чайный столик – все, что стояло на нем, летит в разные стороны. Испуганные возгласы следуют за звоном бьющегося стекла и трескающегося фарфора.

– Думаешь, это все игра? – говорит мне дядя, его глаза чернеют, и клыки становятся заметными. Одним взмахом руки он скидывает с подставки бесценную вазу времен династии Мин, наблюдая, как смертные и бессмертные отстраняются в страхе перед его гневом. – Сколько еще ты намереваешься растрачивать дар, данный тебе, Себастьян? Сколько еще ты собираешься изнывать от скуки, как избалованный ребенок?

Он ждет ответа, поэтому я продолжаю молчать.

Внезапно Никодим расправляет плечи. Улыбается. Когда он снова говорит, его тон становится размеренным, проникновенным, в нем звучит магия, голос наполнен многослойными чарами.

– Все наши гости забудут о том, что происходило здесь последние двадцать минут. За пределами этих стен никто не скажет об этом ни слова.

Ритм его приказа резонирует у меня в костях. Я вижу, как лица этириалов, гоблинов, ведьм и полукровок расслабляются, принимая вид блаженного спокойствия. В следующий миг беседы и смех возобновляются, как будто ничего не случилось.

Это могущественная магия. Такая магия, которой смертная девчонка, вроде Селины, должна была подчиниться.

Никодим смотрит на меня.

– Это все. – Он обводит взглядом зал, сердито косясь на абсент и опиум, и на обнаженные тела, прячущиеся в тени. – Все это закончится сегодня же, – шепчет он. – Время твоего маленького мятежа подошло к концу. Я запрещаю тебе такие примитивные развлечения. С завтрашнего дня ты начнешь работать вместе со мной над тем, чтобы сделать будущее, которое я вижу для тебя, реальностью. – Он хватает меня за ворот и притягивает ближе к себе. – Еще с тех времен, когда ты был ребенком, я намеревался наделить тебя статусом и властью в смертном мире. Может, сделать сенатором. На худой конец, государственным деятелем с безупречной репутацией. У меня были на тебя планы. Ты должен был стать триумфом моей работы на смертных землях. Уважаемым человеком с деньгами и влиянием. Через тебя я хотел дать начало династии, достойной нашего имени. – Его пальцы сжимаются на ткани моей рубашки. – Я думал, что потерял все это, когда ты стал вампиром. Но я не позволю вновь все отнять у меня. Ты будешь делать то, что тебе велит твой создатель, и вернешь нашей семье ее законное место на рогатом троне.

Я хочу отказаться, просто чтобы насладиться его реакцией на мое неповиновение. Чтобы получить шанс обрести контроль хоть над чем-то. Над своей жизнью, которая даже для бессмертных не данность. Над любовью, которую никто не имел права отнимать.

Кто я есть, никак не влияет на то, кем я могу стать.

Уверенность греет меня, пока я смотрю на своего дядю. Ибо впервые с того момента, как я проснулся вампиром, у меня появилась цель. Я и правда не обязан быть демоном, которым меня сделали. Я могу выбрать собственный путь. Построить собственное будущее.

Будущее, которое, однако, будет куда легче воплотить в действительность, если я не буду тратить время и энергию на то, чтобы ссориться с Никодимом.

Да, я сделаю, как велит мне мой дядя, но только для вида. Сыграю в игру, в которую он желает играть, стану мастером в этой игре. А сам тем временем буду создавать для себя жизнь, которая мне нужна. И если ради этого мне придется обрушить небеса и поколебать землю, я готов на все, чтобы вернуть то, что у меня забрали. Чтобы вернуть Селине то, что забрали у нее.

Я найду способ изменить свое будущее. И как только Селина узнает правду, я сделаю, как она скажет, даже если она попросит меня уйти и никогда больше не попадаться ей на глаза.

Вот что значит жить – избрать собственный путь и встретиться лицом к лицу с последствиями своего выбора.

– Прости меня, дядя, – говорю я, опуская плечи как проигравший. – Я воспринимал твой дар как нечто само собой разумеющееся. Моя неблагодарность постыдна. Скажи мне, что нужно делать, и я все выполню.

Удивление появляется на лице Никодима. Он меня отпускает и, расправив плечи, кивает. Он собирается что-то ответить, но вдруг его глаза снова чернеют, и злое шипение срывается с губ.

Я поворачиваюсь, и знакомый запах ударяет мне в ноздри. Резкий, как перезревший фрукт.

На вершине лестницы стоит Майкл Гримальди. Хотя он и не волк, запах его крови полон магии. Он недовольно смотрит на меня, но выражение его лица непроницаемое.

– Мне нужно было увидеть все своими глазами, – говорит он. – Я думал, ты умер, Себастьян. Все говорили, что ты умер.

Я улыбаюсь ему, но не показываю зубы.

– И ты, конечно же, был рад это услышать? – спрашиваю я.

– Нет. – Его губы складываются в тонкую линию. – Однако меня это не удивило.

– Если бы я умер, Майкл, – протягиваю я с насмешкой, – я бы не согласился на меньшее, чем самая роскошная траурная процессия из всех, какие только бывали в этом городе.

– Никто ничего не слышал о тебе несколько недель. – Майкл качает головой, все еще не веря своим глазам.

– И так бы все и осталось, если бы ты не оказался настолько глуп, чтобы притащить Селину Руссо в ресторан, – встревает Никодим.