Рене Ахдие - Падший [litres]

Я делаю глубокий вдох. А затем киваю Джею:

– Действуй.

В следующий миг Джей отрубает Эмили руку до запястья.

Мы с Селиной возвращаемся в отель «Дюмейн» последними.

Я знаю, что мы оба медлим, прежде чем войти в здание. Ни я, ни она не хотим пересекать порог, чтобы узнать, что потеряли Одетту навсегда.

– Думаешь, есть надежда? – спрашивает Селина, когда мы останавливаемся в квартале от входа в отель.

Я знаю, что надежды нет. Одетта потеряла слишком много крови, ее рана слишком глубокая.

– Может быть, – отвечаю я вместо этого.

– Может, если я поговорю с матерью, – начинает Селина. – Если я дам ей обещание.

– Если и можно было научиться чему-то за время, проведенное в Сильван Уайль, так это тому, что давать много обещаний опасно. – Я беру Селину за руку и притягиваю ближе к себе.

Ее голос дрожит, когда она утыкается в мое плечо:

– Я готова пообещать что угодно, если мои слова помогут спасти жизнь Одетты.

Я обнимаю Селину крепче, а потом чувствую, как она замирает в моих объятиях. У меня раздуваются ноздри, когда я чую запах пороха в воздухе. Я тут же разворачиваюсь.

Мужчина с ухоженными усами стоит в нескольких шагах от нас, в руках у него шляпа-котелок. Его глаза сужаются, когда он выпрямляет спину. Мне достаточно мгновения, чтобы понять, что он был когда-то военным.

– Мадемуазель Руссо, – говорит он с явным французским акцентом. – Меня зовут агент Буше, я представляю Национальную жандармерию Французской республики.

Я делаю шаг вперед, заслоняя Селину, и с вызовом встречаю взгляд мужчины.

– А также я представляю маркиза де Фенелона, – продолжает он.

Селина ахает у меня за спиной, ее пальцы сильнее сжимают мое плечо.

Агент Буше шмыгает носом:

– Маркиз де Фенелон уверен, что вы можете поведать ему о судьбе его сына, Франсуа. – Он делает шаг нам навстречу. – У меня с собой документ, подтверждающий, что вы обязаны отправиться вместе со мной обратно в Париж для допроса.

– Нет, – шепчет Селина. У нее трясутся руки.

Мне этого достаточно. Одним быстрым движением я хватаю французского полицейского и затаскиваю его в аллею рядом с отелем. Он пытается сопротивляться, но моя рука смыкается у него на горле, чтобы отнять его жизнь.

– Бастьян, – говорит Селина, слезы начинают течь по ее щекам. – Пожалуйста, не убивай его.

– Он здесь, чтобы увезти тебя обратно в Париж. Они повесят тебя за убийство того мальчишки, Селина.

– А если ты убьешь его, маркиз просто пришлет кого-нибудь другого. – Ее голос дрожит, когда она добавляет: – Мне нужно исчезнуть. Нужно подождать, пока они оставят попытки меня найти.

Я сдавливаю горло полицейского сильнее.

– Прекрати, – восклицает Селина, дергая меня за руку. Она поднимает руку с золотым кольцом, которое подарила ей мать. – Я вернусь в Сильван Уайль. Оставь его тут. Отпусти.

Я смотрю на нее, и мои клыки удлиняются. Демон внутри меня берет верх.

– Пойдем со мной, – говорит она.

У рода Гримальди кровавое прошлое.

Начиная с времен, когда Антонио Гримальди был правителем деревни в сердце Сицилии шестьсот лет назад, и до момента, когда прадедушка Майкла сел на корабль, что привел его в Новый свет, их путь был усыпан телами. Оборотни, как и их враги, помазаны кровью. Укус оборотня в целях обращения часто приводил к смерти, поэтому среди своих они редко прибегали к подобному решению. Риск был слишком велик. Семья Гримальди узнала это путем проб и ошибок, через боль. Недостаточно просто родиться в семье волков, нужно самому проложить свой путь. Был один верный способ для трансформации, жуткий по своей природе – чтобы превратиться в волка, нужно было отнять жизнь одного из членов семьи. Волк за волка.

Так поступил Майкл, который отнял жизнь Луки. И неважно, что он совершил убийство по ошибке. Цена магии – не предмет для дискуссий.

«Один должен умереть, чтобы другой смог жить».

Все началось, когда рассеялись облака.

Майкл знал, чего ему ждать. И все равно, когда его позвоночник начал трансформироваться, он стиснул зубы, едва удержавшись, чтобы не закричать. Что-то зашевелилось в его груди. Он склонил голову, чувствуя, как внезапно участился его пульс. Каждая мышца в его теле напряглась, шея начала удлиняться, а подбородок поднялся к луне.

Он уставился на ночное светило, уставился на темные кратеры на поверхности луны, буквально ощущая, как бледный, холодный свет окутывает его. Кровь понеслась по венам еще быстрее. Лицо вспыхнуло. И несмотря на то что Майкл пытался побороть эту силу, его печальные попытки цепляться за свою человеческую сущность не увенчались успехом. Он упал на колени, ударившись руками о влажную землю, и впился пальцами в почву.

Превращение. Становление. Никогда больше ему не быть прежним.

Осознание этого пробрало его до костей. Майкл закричал, но рядом не было никого, чтобы услышать его вопль. Он ведь специально сделал все, чтобы рядом никого не оказалось – ушел к дельте реки, подальше от друзей и родных, понимая, что скоро станет совершенно другим существом.

Его крики превратились в вой и рычание. Руки в лапы с острыми когтями. Его четырехкамерное сердце вспыхнуло огнем в груди, толкая обжигающую кровь по венам. Он вспомнил, как был десятилетним мальчишкой и завидовал Луке, который отнял жизнь отца по его собственной просьбе. Это было милосердие. Отец Луки получил ранение во время битвы Братства с Падшими. За несколько секунд до собственной смерти он дал в руки Луке пистолет. Сказал, что нужно делать. Слезы брызнули из глаз Луки в тот момент, и он поклялся, что отомстит пиявкам за все, что они сделали.

Вот и Лука теперь отдал свою жизнь во имя той же цели.

Боль пронзила тело Майкла. Он знал, чего ожидать, но лучше ему от этого не становилось. Точно тысячи иголок одновременно насквозь пронзали его кости. Он опять закричал, и его голос пронесся над болотами воем.

Нет. Он не станет мстить за то, что потерял. Подобный урок для глупцов.

У него есть иная цель. Он вернется к самым истокам войны.

И сделает все, чтобы будущие поколения никогда не узнали подобную боль.

Из своего укрытия за болотом, где лягушки квакали у ног, Пиппа слышала, как кричит Майкл. Она слышала, как ломаются его кости со звуком трескающихся веток. Когда его крики превратились в нечеловеческий рев, она зажала уши руками, и слезы потекли по ее щекам. Ей дважды пришлось убеждать себя не выходить из тени. Благо, Майкла отвлекала его боль. Счастье, что Пиппе удалось ускользнуть незамеченной. Годы, потраченные на уроки фехтования, научили ее двигаться легко и беззвучно.

Что же с ним приключилось? Может, она зря отправилась следом за Майклом к дельте реки? Когда его крики превратились в животный вой, Пиппа замерла, кровь зашумела у нее в ушах.