Роуз Сабо - Какие большие зубки [litres]

– Элеанор, – сказала она, – как же чудесно увидеть тебя спустя столько лет. – Она говорила по-английски, но с легким французским акцентом, звучало очень мелодично.

– Ты знала обо мне? – спросила я.

– Разумеется! Твоя мама написала мне много лет назад и сказала, что родила дочку, у которой рот в точности как у меня!

Рот у нее был действительно похож на мой: широкий, с тонкими губами, подчеркнутыми яркой помадой. Когда она улыбалась, ее лицо словно трескалось напополам. Она казалась такой дружелюбной, такой открытой. Я испытала небольшой прилив гордости. Пусть моего лица нет среди портретов в зале, но вот оно, передо мной.

– Я так рада с тобой познакомиться, – сказала я.

– Я много о тебе слышала. – Она опустила взгляд. – Но никогда не думала, что нам представится возможность встретиться.

– У тебя, наверное, было много дел там, за океаном.

– О, после войны не так уж много. Это было ужасно. – У нее был такой чудесный акцент, что мне пришлось приложить усилия, чтобы перестать улыбаться и изобразить сочувствие. – Мне чудом посчастливилось пережить это время. На войне творились такие вещи, просто… ужасные.

– Мне так жаль, – сказала я. – Я не хотела напоминать о грустном.

– Не беспокойся, дитя, – сказала она. – Иди же, поцелуй меня.

Я легонько клюнула ее в щеку, а она притянула меня к себе в скромные объятия. От нее приятно пахло тальком и чем-то соленым. Она опустила ладони мне на плечи и развернула меня лицом к маме. Позади мамы, в глубине зала, Маргарет с трудом поднималась по лестнице, словно муравей-рабочий под грузом чемоданов.

– Какое прекрасное у тебя дитя, милая, – сказала grand-mère маме. – Я уже люблю ее.

И тут она заметила в дверном проеме Луму.

– А кто это? – спросила она.

– Это… Лума, – ответила мама. Хоть она и пыталась казаться веселой, в ее голосе проскальзывали нотки ужаса и растерянности. – Твоя вторая внучка. О ней я тебе тоже писала.

– Конечно.

– Ей двадцать один, – продолжала мама. – И она настоящая красавица.

Я не видела лица grand-mère , но ее пальцы чуть крепче сжались на моих плечах, словно она пыталась притянуть меня ближе к себе, чтобы защитить.

– Ты ведь умеешь разговаривать, моя дорогая? – спросила grand-mère .

Лума угрюмо кивнула.

– Так поговори же со мной, прошу, – продолжала grand-mère . – Мне не терпится услышать твой голосок. Ты всегда носишь… такое?

Лума насупилась.

– Не думаю, что это вообще тебя касается. Я не ребенок.

Это меня удивило. Я выпучила глаза, глядя на Луму, пытаясь намекнуть ей, что сейчас жду от нее хороших манер. Если она спугнет grand-mère , я ее убью.

– Вполне справедливо, – сказала grand-mère . – Ты юная леди. Я просто удивилась, что ты оделась как на маскарад.

Лума раскрыла рот, но тут же его закрыла. Она проиграла эту партию и сама не понимала как. Вместо ответа она зарычала.

Grand-mère склонила голову, глядя на нее.

– Прости, – сказала она. – Я не понимаю, почему ты так мне не рада.

Казалось, Лума вот-вот расплачется. Оттолкнув маму, она побежала прочь, к той же задней двери, за которой не так давно скрылся Рис. Мы слышали, как дверь захлопнулась за ее спиной. Ошеломленная мама стояла на месте, словно боясь пошевелиться.

– Любопытно, – сказала grand-mère . – И здесь с вами еще живет… мальчик?

– Кузен девочек, Рис, – сказала мама. – Он, должно быть, на улице.

– Что ж, полагаю, нас всех ждет общий ужин?

– Да, – сказала мама. Судя по голосу, она испытала облегчение. – Конечно, mère .

– Надеюсь, я сумею изменить это ужасное первое впечатление, – продолжала grand-mère . – Мне очень не по себе из-за того, что я была так строга к бедняжке. Я ведь знаю, как это важно для юных леди, чтобы их воспринимали всерьез. Это помогает избежать стольких неприятных ситуаций.

– Я с ней поговорю, – сказала мама торопливо. – Уверена, все будет в порядке.

Мне удивительно было видеть, как эта женщина укротила мою маму и сестру тоже. Сложно было даже вообразить, как она выстоит перед дедушкой Миклошем, но, похоже, и это ей по силам. Она занимала слишком много места для обычного человека. Я не могла себе и представить, чтобы Рис мог что-то предпринять в отношении Артура, пока она здесь. Ее присутствие успокаивало, и я накрыла руками ладони, лежавшие у меня на плечах, и сжала их. Я почувствовала, как она склонила голову ко мне, так что ее горячее мятное дыхание согревало мой лоб.

Но какой-то червячок сомнений грыз меня. Ей ведь не обязательно было так жестоко обходиться с Лумой, не так ли? Я вспомнила, что сказала Рису тогда, на похоронах, и как он посмотрел на меня: как будто я его укусила.

– Почему бы нам не подняться наверх? – спросила меня grand-mère . – Я очень устала, а чемоданы еще даже не распакованы.

– Я могу попросить Маргарет, – сказала мама и шагнула вперед. – Или… я сама могу тебе помочь.

– Нет-нет, – сказала grand-mère . – Я хочу поближе познакомиться с внучкой. Мы и так уже потеряли столько времени.

Я вывела ее из гостиной, пытаясь избегать маминого взгляда, когда мы обходили ее. Я была почти уверена, что она разочарована во мне, что ее что-то гложет, но мне было не стыдно. Что она вообще сделала для меня хорошего? Вечно только мокнет в ванне да ходит хвостиком за отцом, которому, судя по всему, уже давно нет до нее дела – если вообще когда-то было. Она никогда не проявляла ко мне особого интереса, не называла меня красивой. Она даже не пыталась искать меня, когда бабушка Персефона отослала меня из дома. А grand-mère предложила мне дружбу.

Поддерживая grand-mère под руку, я помогла ей подняться по ступенькам. Она двигалась грациозно, но осторожно, словно канатоходец или балерина. Я подумала: интересно, умеет ли она танцевать? Мне хотелось узнать о ней все.

Пока мы шли по лестнице, из леса донесся вой. Это был голос Лумы. А потом – Риса. Странный был вой, какой-то особенный. И тут я поняла, что они зовут меня, просят присоединиться к ним в лесу. Но я никогда не умела отвечать на их зов. У меня не было голоса. Все твердили, что голос появится, как и зубы, но этого так и не случилось.

– Они огорчились? – спросила grand-mère . – Может, тебе стоит проведать их?

– С ними все будет в порядке, – сказала я. – Давай обустроим твою комнату.

Мы стали искать место, куда Маргарет могла отнести вещи. Наконец чемоданы нашлись в спальне в передней части дома: окон там было мало, а кроватью не пользовались целую вечность. Я похлопала по покрывалу, и в воздух поднялось облако пыли.

– О, – сказала я. – Прости, пожалуйста. Видимо, никто не знал, когда ожидать твоего приезда.

– Никаких проблем! – сказала grand-mère . – Однако я придерживаюсь мнения, что одна спальня всегда должна быть готова к приему гостей. Это признак гостеприимства. Так приятно знать, что тебя всегда ждут.