Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

Марти и Карис спали вместе в его односпальной кровати: долгий полезный сон. Если ребенок в комнате под ними и плакал в ночи, они его не слышали. Не слышали они и сирен на Килберн-Хай-роуд, полицейских и пожарных машин, мчавшихся на пожар в Мейда-Вейл. Рассвет в грязном окне тоже не разбудил их, хотя шторы не были задернуты. Но однажды ранним утром Марти повернулся во сне и, открыв глаза, увидел в стекле первые лучи солнца. Вместо того чтобы отвернуться от него, он позволил ему упасть на веки, когда они снова опустились.

Они провели вместе полдня в квартире: мылись, пили кофе, почти не разговаривали. Карис промыла и перевязала рану на ноге Марти; сменили одежду, сбросив ту, что была на них прошлой ночью.

Начали разговаривать только в середине дня. Диалог начался довольно спокойно, но нервозность Карис усилилась, когда она ощутила растущую потребность в дозе, и разговор быстро превратился в отчаянную попытку отвлечься от трепета в животе. Она рассказала Марти, какой была жизнь с Европейцем: унижения, обман, ощущение, что он знает ее отца, и ее тоже, лучше, чем она думала. Марти в свою очередь попытался перефразировать историю, рассказанную ему Уайтхедом в тот последний вечер, но она была слишком отвлечена, чтобы сосредоточиться. Ее разговор становился все более возбужденным.

– Мне нужна доза, Марти.

– Прямо сейчас?

– Очень скоро.

Он ждал этого момента и страшился его. Не потому, что не мог найти ей запас, – он знал, что сможет. Но он надеялся, что она будет сопротивляться этому желанию, находясь с ним.

– Мне очень плохо, – сказала она.

– С тобой все в порядке. Ты же со мной.

– Он придет, ты знаешь.

– Не сейчас, он этого не сделает.

– Он рассердится и придет.

Мысли Марти снова и снова возвращались к тому, что он пережил в комнате наверху на Калибан-стрит. То, что он там увидел или, вернее, не увидел, испугало его сильнее, чем собаки и Брир. Это были физические опасности, а то, что происходило в комнате, – угроза совершенно иного порядка. Он почувствовал, вероятно, впервые в жизни, что его душе – понятию, которое он до сих пор отвергал как христианскую чепуху, – угрожает опасность. Что имелось в виду под этим словом, Марти толком не знал, но подозревал, что священники говорили о чем-то другом. Так или иначе, какую-то его часть – более существенную, чем конечность или жизнь как таковую – едва не поглотила тьма затмения, и Мамулян был ответственен за это. Что еще обрушит на них эта тварь, если на нее надавить? Теперь его любопытство было чем-то большим, чем праздное желание узнать, что скрывается за завесой: это стало насущной потребностью. Как они могли надеяться вооружиться против этого демагога, не имея ни малейшего понятия о его природе?

– Я не хочу знать, – сказала Карис, прочитав его мысли. – Если он придет, то придет. Мы ничего не можем с этим поделать.

– Прошлой ночью… – начал он, собираясь напомнить ей, как они выиграли стычку. Она отмахнулась от этой мысли, не дав ему договорить. Напряжение на ее лице было невыносимым, наркотическая жажда сдирала с нее кожу.

– Марти…

Он посмотрел на нее через стол.

– …ты обещал, – сказала она обвиняющим тоном.

– Я ничего не забыл.

Он произвел в уме мысленную арифметику: не стоимость самого наркотика, а потерянная гордость. Ему придется пойти за героином к Флинну; он не знал никого, кому мог бы доверять. Теперь они оба стали беглецами – и от Мамуляна, и от закона.

– Мне нужно позвонить, – сказал он.

– Сделай это, – ответила она.

Казалось, Карис физически изменилась за последние полчаса. Кожа у нее была восковая, в глазах горел отчаянный блеск, дрожь усиливалась с каждой минутой.

– Не облегчай ему задачу, – сказала она.

Он нахмурился:

– Облегчать?

– Он может заставить меня делать то, чего я не хочу делать, – сказала она. По ее щекам текли слезы. При этом не было рыданий, просто потоки воды из глаз. – Может, заставить меня сделать тебе больно.

– Все в порядке. А теперь я пойду. С Чармейн живет один парень, он сможет достать наркоту, не волнуйся. Ты хочешь пойти со мной?

Она обхватила себя руками.

– Нет, – ответила она. – Я буду помехой. Просто иди.

Он натянул куртку, стараясь не смотреть на нее; смесь слабости и аппетита пугала его. Пот на ее теле был свежим: он собрался в мягком проходе за ключицами, струился по ее лицу.

– Никого не впускай, ладно?

Она кивнула, ее глаза обжигали.

Когда Марти ушел, Карис заперла за ним дверь и села на кровать. Слезы потекли снова, не сдерживаемые. Не слезы горя, а просто соленая вода. Может, в них была какая-то печаль: за вновь обретенную хрупкость и за мужчину, который спустился по лестнице.

Он был виноват в ее теперешнем дискомфорте, подумала она. Он стал тем, кто соблазнил ее, заставив думать, что она может стоять на собственных ногах. И куда это привело ее, их обоих? В тепличную камеру посреди июльского дня, где столько злобы, готовой вот-вот обрушиться на них.

То, что она испытывала к нему, не было любовью. Подобное чувство оказалось бы слишком тяжким бременем. В лучшем случае влюбленность, смешанная с тем чувством надвигающейся утраты, которое она всегда испытывала, когда становилась близка с кем-то, будто каждое мгновение в его присутствии внутренне оплакивала то время, когда его больше не будет рядом.

Внизу хлопнула дверь, когда он вышел на улицу. Она прилегла на кровать, вспоминая, как они впервые занимались любовью. Как даже этот, самый интимный акт подсмотрел Европеец. Мысль о Мамуляне, однажды начавшаяся, была подобна снежному кому на крутом холме, который катился, набирая скорость и размер, пока не стал чудовищным. Лавиной, белой мглой.

На мгновение Карис усомнилась, что просто вспоминает: ощущение было таким ясным, таким реальным . А потом сомнения исчезли.

Она встала, пружины кровати заскрипели. Это была не память.

Он пришел.

– Флинн?

– Привет. – Голос на другом конце провода был хриплым, заспанным. – Кто это?

– Это Марти. Я что, разбудил тебя?

– Какого черта тебе надо?

– Мне нужна помощь.

На другом конце провода воцарилось долгое молчание.

– Ты все еще здесь?

– Да.

– Мне нужен героин.

Грубость покинула голос, на смену ей пришло недоверие.

– Ты сидишь на белом ?

– Мне нужно для друга. – Марти почувствовал, как по лицу Флинна расползается улыбка. – Ты можешь мне что-нибудь добыть? Быстро.

– Сколько?

– У меня есть сто фунтов.

– Нет ничего невозможного.

– Скоро?

– Да. Если надо. Сколько сейчас времени? – Мысль о легких деньгах заставила мозг Флинна включиться словно смазанный механизм. – Час пятнадцать? – Он сделал паузу для подсчетов. – Приходи примерно через три четверти часа.