Дженнифер Макмахон - Темный источник [litres]

Это был автопортрет, точнее – изображение лица Лекси, отраженного в воде. И не в какой-нибудь воде вообще, а в воде бассейна. Сходство было поразительным: светлые волосы небрежно собраны в «конский хвост», веснушки на носу, огромные, с легкой сумасшедшинкой глаза. Я никак не могла поверить, что моя сестра умела так рисовать, хотя и держала в руках доказательство. Да, в детстве она постоянно что-то рисовала – чем попало и на чем попало, а впоследствии, в колледже, даже посещала художественную студию, но ни одной «взрослой» ее работы я ни разу не видела.

– Когда я ехала сюда, – запинаясь проговорила Марсия, – я думала, что, быть может, этот рисунок… он… Как бы это сказать? Ну, немного не ко времени, но… Просто он нравился мне больше остальных, хотя почти все ее рисунки были очень похожи, все были частью определенной тематической серии. Больше всего она рисовала бассейн; иногда в нем отражалось ее собственное лицо, иногда – еще чье-то…

– Мне тоже очень нравится этот рисунок. Это просто поразительно! – сказала я совершенно искренне. – А чьи еще портреты она рисовала?

Марсия слегка пожала плечами:

– Женщин. Девочек. Вашей бабушки и вашей мамы.

Я подумала, что и на эти портреты мне тоже не мешало бы взглянуть.

– …Были там и лица, которых я не знала.

– А где сейчас эти… серии?

– Некоторые рисунки Лекси дарила, но большинство – продала. Я, кажется, уже говорила… Все рисунки, которые Лекси выставляла на ярмарке ремесел, были куплены. Замечательный портрет, – добавила она, переводя взгляд на акварель у меня в руках. – От него просто невозможно оторвать глаз.

– А вы не можете сказать, кто купил те, другие рисунки? Мне было бы интересно взглянуть и на остальные работы Лекси.

– Прямо сейчас – не могу, но, если хотите, я наведу справки и сообщу вам, если мне что-то удастся узнать.

В прихожую вышла тетя Диана.

– Ты не знаешь, куда девался твой отец?.. О боже! – воскликнула она, увидев портрет. – Невероятно! Этот рисунок я еще не видела.

Некоторое время мы молча разглядывали портрет. Или нет, не совсем так. Это Лекси смотрела на нас, не давая нам отвести взгляды. Наконец я снова завернула портрет в бумагу.

– Еще раз спасибо вам, Марсия. Не могу выразить, как много значит для меня этот подарок.

– Не за что, дорогая моя. И не сомневайтесь, я непременно дам вам знать, когда выясню что-то о других портретах.

– Спасибо огромное, – повторила я.

И я отнесла рисунок наверх, в свою комнату, а для большей сохранности положила его на кровать. При этом я на мгновение снова встретилась взглядом с сестрой. У меня было о чем ее спросить. Что она делала возле бассейна в свою последнюю ночь? Что означают все эти зашифрованные записи? Почему она решила, что смерть Риты, утонувшей много лет назад, не была несчастным случаем? Каждый новый вопрос порождал еще десяток других, и вскоре я почувствовала, что могу в них захлебнуться.

Диана говорила, мы никогда не узнаем, что привело Лекси к воде в ту роковую ночь и что происходило у нее в голове в последние дни перед смертью, но я знала, что это не совсем так. Моя сестра оставила нам кое-какие подсказки, которые могли бы помочь нам понять ее мысли, чувства, страхи, намерения. И подсказки эти следовало искать именно в ее записях.

Повернув голову, я посмотрела на стоящие в углу картонные коробки, где лежали страницы ее дневника, фотографии, копии журнальных статей. Вернуть сестру я не могла, но если бы я разобралась в ее записях – разобралась как следует, – мне, быть может, многое стало бы понятно. Не исключено, что я нашла бы ответы на большинство своих вопросов.

Я как раз открывала крышку верхней коробки, когда во дворе раздался какой-то шум. Кричали у бассейна. В мгновение ока я сбежала вниз и вихрем промчалась в кухню, но вспомнила, что кухонная дверь не открывается. Прежде чем выбежать обратно в коридор, я бросила взгляд в окно над раковиной и увидела, что возле бассейна собралась небольшая группа гостей. И по крайней мере один человек барахтался в воде!

Через считаные секунды я была уже на крыльце. Сбежав по ступенькам, я обогнула угол дома и помчалась по дорожке.

Когда я достигла бассейна, то увидела своего отца. Он сидел на гранитной плитке, кашляя и отплевываясь. Вода потоками стекала с его одежды. Рядом стоял на коленях Райан. Он тоже был мокр насквозь. Одной рукой Райан поддерживал отца за плечи, но взгляд его был устремлен на бассейн. Рядом стояла Диана.

– Принесите кто-нибудь полотенца! – распорядилась она, и две женщины, имена которых я позабыла, бросились к дому.

– Твой отец упал в воду, – сказала тетка, увидев меня. – Райан его вытащил.

Тед перестал кашлять.

– Со мной все в порядке, – заявил он. – И я вовсе не упал!

Я посмотрела на него. Его седые волосы свисали неряшливыми прядями, а на макушке я увидела изрядную проплешину. Мокрая одежда липла к худому телу. Он выглядел таким жалким и до того напоминал растрепанную, старую птицу, что я почувствовала невольный страх. Еще никогда отец не казался мне таким уязвимым и слабым.

Потом я посмотрела на бассейн. На воде у самого края покачивался какой-то предмет.

– Что это? – спросила я, ни к кому в особенности не обращаясь.

Диана проследила за моим взглядом и, наклонившись, достала из бассейна маленький бумажный кораблик, сложенный из тетрадного листка.

– Просто мусор, – сказала она, скомкав кораблик в руке.

– Ты свалился, когда полез доставать кораблик? – спросила я отца.

– Нет. И вообще, я не падал . Я сам прыгнул в воду.

– Зачем? – удивилась я.

– В воде кто-то был, – ответил он и добавил, понизив голос: – Мне показалось, что там Лекси!

12 декабря 1929 г.

Лейнсборо, Нью-Гэмпшир

Ребенок внутри меня растет. Ворочается, подает сигналы своей особой азбукой Морзе; кажется, даже смеется. Он будит меня среди ночи словно для того, чтобы сказать: «Привет, я здесь! Я плаваю в твоем животе!»

Мой живот еще больше разбух, но я стараюсь следовать привычной рутине. По воскресеньям я хожу в церковь. По понедельникам посещаю швейный кружок. По средам у нас заседание женского отделения Ассоциации ветеранов. В четверг я играю в бридж в клубе. В пятницу штопаю белье и занимаюсь домашними делами.

К сожалению, экономическая ситуация в стране продолжает ухудшаться. Литейный завод в Сент-Олбансе закрылся. Бумажная фабрика работает по полдня. У пациентов Уилла осталось так мало денег, что они платят нам продуктами – свежим молоком, яйцами, маслом, домашним вином, овощами. Некоторые и вовсе приходят очищать наш двор и подъездную дорожку от снега. По нам кризис ударил не так сильно (Уилл был прав, когда говорил, что врачи нужны во все времена), но люди вокруг с каждым днем живут все хуже и хуже. И это просто ужасно.