Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Ритуал — это очень важно, но гораздо важнее то, что находится за пределами этих стен. — Рамона кивнула в сторону окна. — Мир.

— Это не мой мир, — ответил Билли.

— Он станет твоим. Ты боишься? Ты отступаешь?

Билли молчал. Случай со «Спрутом» нанес ему глубокую рану, а частые ночные кошмары постоянно бередили ее. Иногда он видел во сне выпрыгивающую из темноты кобру, а иногда держал в руках пистолет и не мог выстрелить в ползущее на него ужасное существо. Вскоре после возвращения домой он на автобусе направился в Бирмингем, в госпиталь, чтобы повидать Санту Талли, но медсестра сказала ему, что Санта Талли выписалась вчера и уехала в Новый Орлеан. Билли постоял в палате, где она лежала, понял, что больше никогда ее не увидит, и мысленно пожелал ей удачи.

— Я не боюсь, — сказал он. — Я просто не хочу, чтобы... со мной обращались, как с чудаком.

— И ты думаешь, что в институте в Чикаго с тобой будут так обращаться? Ты понимаешь, кто и что ты есть. А если в институте работают именно с такими, как мы, они смогут обучить тебя... и сами чему-нибудь научиться. Я думаю, там в тебе нуждаются.

—Нет.

Рамона вздохнула и покачала головой.

— Значит, я ошиблась. Ты еще недостаточно силен. Твоя работа еще не закончена — она еще и не начиналась, — а ты уже требуешь себе отдых. Ты пока его не заслужил.

— Проклятие! — резко выдохнул Билли и неожиданно вскочил со стула. — Оставь меня в покое! — Он разорвал письмо доктора Чудо в клочки и выбросил их в камин. — Ты не знаешь, как выглядел этот «Спрут»! Ты не слышала его голос! Ты не чувствовала его! Оставь меня в покое! — Он кинулся к двери.

— Билли, — тихо позвала Рамона и показала ему кусочек угля, лежащий у нее на ладони. — Я нашла это на твоем ночном столике утром. Зачем ты достал его из ящика?

Билли не помнил, доставал он его или нет. Рамона перекинула ему уголек. Тот был теплым на ощупь и сверкал, как черный таинственный амулет.

— Твой дом здесь, — сказала она. — Он всегда будет здесь. Я сама позабочусь о саде, о доме и земле; я делала это раньше. А ты должен отправиться в другой мир и побольше узнать о себе. Если ты этого не сделаешь, то потратишь зря все, что в тебе заложено.

— Мне нужно подумать, — ответил Билли. — Я пока не понял, что следует делать.

— Ты понял. Ты просто тянешь время.

Билли сжал кусочек угля в кулаке.

— Я буду спать этой ночью в лесу. Я должен остаться один.

Рамона кивнула.

— Я соберу тебе еду, если ты...

— Нет. Я буду есть только то, что поймаю или выкопаю. Мне нужен только спальный мешок.

Рамона вышла, чтобы найти то, что ему нужно. Билли положил кусочек угля в карман и вышел на террасу. Ему хотелось лежать под южным ночным небом, смотреть на звезды и ни о чем не думать. Это правда, что институт Хиллберна в Чикаго тянул его. Билли было интересно, что он собой представлял, как, впрочем, и сам Чикаго. Город казался ему таким же далеким, как и Китай, и таким же чужим. Правдой было и то, что он боялся.

Юноша взглянул на горизонт, блистающий красками поздней осени. Терпкий запах мертвого лета был похож на запах старого вина. Ему не хотелось взваливать всю работу на плечи матери, но он знал, что она права: Неисповедимый Путь тянул его вперед, и он должен идти.

«Готов или нет, — подумал он, вспоминая игры в прятки с Биллом Букером, подарок которого сейчас у него в кармане, — иду искать...»

Серебристо-синий «Челленджер» авиакомпании «Кэнад Эйр» находился в воздухе меньше часа и летел над центральным Арканзасом на высоте двадцати трех тысяч футов. Позднеоктябрьское небо было ослепительно белым, хотя внизу, под брюхом самолета, грозовые тучи полностью закрыли Литтл-Рок.

Уэйн Фальконер, сидящий в «тихом кармане» — сразу за кабиной пилотов, — не успевал удивляться и восхищаться. По сравнению с этим бесшумным орлом его «Бичкрафт» выглядел неуклюжим мотыльком. Вылет из аэропорта Файета был одним из наиболее грандиозных ощущений, которые он пережил. А здесь, в небе, где стало вдруг так ясно и сине, ему казалось, будто он сбросил все свои земные обязанности и оставил их далеко внизу. Он хотел такой же реактивный самолет, он сделает все, чтобы его получить, и точка.

Интерьер самолета был выдержан в сине-черных тонах с вкраплениями хромированных и полированных деревянных деталей. Вращающиеся кресла с автоматизированным наклоном покрывали черные чехлы, а рядом с баром фруктово-овощных соков стояла комфортабельная софа. Столики из датского тика на случай болтанки были прикручены к полу; на одном из них лежали экземпляры красочного крестовопоходовского журнала. Все вокруг сияло невероятной чистотой, как будто кто-то специально отполировал каждую мельчайшую деталь. Джордж Ходжес заметил, что на овальных плексигласовых иллюминаторах нет ни единого отпечатка пальцев. Он решил, что этот Август Крипсин на редкость привередливый человек, хотя в демонстрации журналов «Похода» его что-то настораживало. Это было, пожалуй, чересчур умно и выглядело попыткой стремительно завоевать Уэйна. Помощник Крипсина, мистер Найлз, тоже настораживал Ходжеса. Он был вежливым, интеллигентным и много знал о деловых начинаниях «Похода», но его глаза беспокоили Ходжеса; они были слишком бездушными и слишком часто задерживались на Уэйне.

Ходжес сидел на несколько кресел позади Уэйна, ближе к высокому визгу спаренных реактивных двигателей, расположенных в хвостовой части самолета. Найлз, как заметил Ходжес, поспешил занять место через проход от Уэйна. Генри Брэгг листал «Поле и ручей», расположившись через два ряда у него за спиной. Брэгг радовался любой возможности отдохнуть вдали от жены и трех детишек мал мала меньше; он цедил через соломинку имбирный эль и смотрел, как за иллюминатором плывут облака. На его лице играла мечтательная улыбка.

Бет, привлекательная длинноногая стюардесса, прошла по проходу с бокалом апельсинового сока для Уэйна. Салон был более восьми футов в высоту, так что она могла свободно добраться до юноши.

— Вот, пожалуйста, — сказала она с ослепительной улыбкой. — Могу я предложить вам журнал?

— Нет, благодарю вас. Какова сейчас скорость самолета, мэм?

— Меня зовут Бет. Мы летим со скоростью пятьсот миль в час. А вы пилот?

— Да, мэм, то есть, простите, Бет. Я летал на «Бичкрафте Бонанза», но здесь все иначе. Я всегда любил самолеты и любил летать. Когда я летаю, то... В воздухе я всегда чувствую себя свободным.

— Вы когда-нибудь были в Калифорнии?

Уэйн покачал головой, отхлебнул из бокала и поставил его на свой откидной столик.

— Солнце и развлечения! — сказала Бет. — Это тамошний стиль жизни.

Уэйн натянуто улыбнулся. Бет напоминала ему полузабытый кошмар. Темноволосую девушку, оступившуюся на скользкой платформе, ужасный звук ударившейся о край головы, вздох боли и воду, сомкнувшуюся над телом, словно черный занавес. За последние три года Уэйн поправился, а его рыжие волосы стали плотными и жесткими. Его глубоко посаженные глаза были почти одного цвета с небом за бортом самолета. Но это были неспокойные глаза, хранящие множество секретов и скрывающие пурпурные пустоты. Он был очень бледен за исключением нескольких колоний угрей, цветущих на щеках.