Борис Ярне - Мария

– Но, мы даже не знаем о его превосходстве! – кричал Генрих.

– Барон, ты молод…

– Это же все только слухи! Слухи, распускаемые ведьмами.

– Никто не станет рисковать своими людьми только из-за одного набега. Не те времена. Мы бы и рады помочь, но кто встанет рядом с тобой, кто вольется с тобой в один строй, чтобы дать отпор Гумбольдту? Никто. Никто не хочет терять свою землю, своих людей.

– Но, он же растопчет нас всех по одному! – не унимался Генрих.

– Знать так тому и быть, – грустно заметил какой-то старец.

– Да что вы такое говорите? Герцог!

Герцог молчал.

– Там на юге, огромное войско, оно сомнет и нас и Гумбольдта, только золота у них нет. Поэтому, они нас разграбят и оставят хаос и голод на все времена. И зачем нам сначала пасть под Гумбольдта…

– Стойте! – остановил говорящего Генрих. – Вы намерены упасть под графа?

– Я, не совсем так хотел выразиться…

– Нет, мне показалось, что вы намерены просто сдаться и потерять все!

– Этому не бывать! – громко сказал герцог. – Мы должны дать отпор. Но, как? Подойди ко мне, – сказал герцог Генриху.

Тот повиновался.

– Если бы хоть кто согласился поддержать тебя, это дало бы надежду остальным, как, скажем, пример, но ушли те времена, – тихо проговорил герцог. И повысив голос, обращаясь ко всем, воскликнул: – Ты же видишь, молодой Траубе, никто не готов встать с тобой в строй…

– Я готова! – послышался женский крик.

Все обернулись на голос. Да, это была женщина. Это была Агнесса, облеченная в строгое платье.

– Я, графиня Зальм, готова дать отпор врагу, и встать рядом с бароном Траубе.

– Что может быть лучше Питера в мае? – спрашивала Маша.

– Питер в июне. Питер и белые ночи, – отвечал Виктор.

– Ночь должна быть темна и черна, страшна и непредсказуема, как…

– Как что? – удивился Виктор.

– Как чудо, – нашлась Мария. – Это Фонтанка?

– Да, прокатимся?

– С удовольствием.

Они запрыгнули в свободный катер и их повезли по каналам Питера.

– Боже мой! – воскликнула Мария.

– Не бойся, он тронулся.

– Прямо под таким низким мостиком.

– Мы еще выплывем на большую воду.

Фонтанка, канал Грибоедова, большая вода: стрелка Васильевского острова, Адмиралтейство, купол Исаакиевского собора, Зимний дворец…

– Это же Нева, – восхищенно произнесла Мария.

Спас-на-Крови, Казанский собор, Исаакиевский собор, Мариинский театр, три моста, Львиный, Банковский, Матвеев, Фонарный мосты и так далее.

– Слишком много новой информации, меня даже укачало, – смеялась Мария, когда они уже сошли с катера.

– Ты же была в Питере?

– Да, но не замечала, насколько тут чудесно. Идем гулять.

– Позвольте, – Виктор взял Марию под руку, и они пошли по набережной.

– Тут какая-то странная атмосфера! Действительно, как ты и говорил. Она волшебная! – восхищенно говорила Мария.

Виктор улыбался.

– Город, конечно, оставляет свой отпечаток, но дело, возможно не в нем самом.

– А в чем же?

– А ты не догадываешься? – хитро спросил Виктор.

– В том, что мы тут с тобой? – Мария спрятала взгляд.

– Так оно и есть, – серьезно ответил Виктор.

– Ну, тебя! – Маша рассмеялась. – Уже начинает темнеть. Когда мы будем встречать закат на Финском заливе?

– Сегодня мы уже не успеем. Давай завтра? Или, когда мы тут закончим все дела.

– Договорились.

Мария наклонила голову.

– Смотри, как красиво, – показал Виктор Марии на ее отражение в канале.

– Витя!

– А знаешь, что Маша?..

Что-то почувствовав, Мария отвернулась к каналу.

– Что такое, Маша?

– И где стихи?– вдруг спросила она

– Прости, забыл совсем. Ты сама, как стих.

– Давай же, – смеясь, сказала Мария.

Самый знаменитый стих:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала

И повториться все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Мария смотрела на воду.

– «Умрешь – начнешь опять сначала…» Ты веришь в то, что люди начинают опять сначала, поле того, как умирают?

– Не знаю, редко задумывался над этим. Но это было бы прекрасно. Особенно, если помнишь все свои промахи. – Виктор рассмеялся.

Мария молчала.

– Вот еще.

Все отлетают сны земные,

Все ближе чуждые страны.

Страны холодные, немые,

И без любви, и без весны.

Там – далеко, открыв зеницы,

Виденья близких и родных

Проходят в новые темницы

И равнодушно смотрят в них.

Там – матерь сына не узнает,

Потухнут страстные сердца…

Там безнадежно угасает

Мое скитанье – без конца…

И вдруг, в преддверьи заточенья,

Послышу дальние шаги…

Ты – одиноко – в отдаленьи,

Сомкнешь последние круги…

– Виктор! – воскликнула Марина. – Почему ты читаешь такое?

– Какое? – не понял Виктор.

– Такое, все… Я не знаю, это, возможно из-за меня. Прости.

– Мария! Машенька…

– Прошу еще. Еще светло. Еще можно бродить, видя все вокруг. Мне прочти, пожалуйста, только мне. Умоляю.

Они взялись за руки, и продолжили гулять вдоль набережной.

Прозрачные, неведомые тени

К Тебе плывут, и с ними Ты плывешь,

В объятия лазурных сновидений,

Невнятных нам, – Себя Ты отдаешь.

Перед Тобой синеют без границы

Моря, поля, и горы, и леса,

Перекликаются в свободной выси птицы,

Встает туман, алеют небеса.

А здесь, внизу, в пыли, в уничиженьи,

Узрев на миг бессмертные черты,

Безвестный раб, исполнен вдохновенья,

Тебя поет. Его не знаешь ты,

Не отличишь его в толпе народной,

Не наградишь улыбкою его,

Когда вослед взирает, несвободный,

Вкусив на миг бессмертья твоего.

– Маша, – Виктор остановился.

– Витя?

– Я хочу сказать только одно.

– Витя?

– Маша, я люблю тебя!

– Боже, Витенька…

Мария бросилась в объятья Виктора, и они долго не могли отпустить друг друга. Дыхания переплелись, превратившись в одно целое.

– Витя, – наконец тихо произнесла Мария.

– Маша?

– Мне это тяжело. Витя, послушай. Если я приму тебя по настоящему, то, боюсь, я не смогу тебя опустить…

– Это же чудесно! – воскликнул Виктор.

– Не все так весело, Витенька, – Мария улыбалась. – Понимаешь… прости, но в моей жизни было много мужчин… и…

– Ничуть не сомневаюсь, но мне до этого нет никого дела…

– В это хотелось бы верить, хотя, на практике это оказывается совсем не так.

– Маша!

– Шучу, шучу, это мы обсуждали…. обсуждали, да не до конца…. не так, не так я говорю. Ох, как красиво!

– Казанский собор.

– Не уверена, что такое… какое-то громко место, или же, даже, помпезное, сойдет для такого разговора… Витя. – Виктор видел, как Маша чуть ли не задыхается.