Владимир Нестерцов - В гостях у Папского Престола

И вот тут началось самое интересное. Многие дамы приводили себя в порядок, обмахиваясь веером и мило улыбаясь стоящим рядом кавалерам. Посредине этой беседы некоторые дамы томно вскрикивали и начинали специальной палочкой тереть то место, которое, очевидно, пришлось по вкусу блохе. Разумеется, кавалер не мог не помочь даме. С ее согласия он или двумя пальцами, или просто всей рукой начинал искать кровопийцу на теле бедной женщины, порой достигая кое-каких интимных мест. Некоторые при этом негромко взвизгивали от подобных манипуляций. А одна пара так увлеклась этим занятием, что забыла обо всем на свете, и только громкое покашливание соседей дало им возможность оторваться друг от друга. В конце концов, нарушительница спокойствия была поймана, извлечена на свет и после демонстрации отправлена в ловушку. Не избегал участи быть укушенным этой негодницей и король. Правда, рядом с ним всегда находился верный паж, обученный искусству моментальной ловли блох и первой помощи после ее укуса, которая состояла в почесывании этих мест. Вполне очевидно, что все происходящее было в порядке вещей, потому что не вызывало ни удивлений, ни протестов у присутствующих. Лично меня все это очень впечатлило. Я сам чуть не попался на удочку, когда несколько дам начали призывно охать, поглядывая на меня и играя веером в знак того, что хотели бы моей помощи. Спасибо находящимся рядом кавалерам, которые сразу откликнулись на их призыв, сделав эту трудную работу за меня. В ответ на мою медлительность в этом вопросе, я получал презрительные взгляды от милых дам. На протяжении всего этого праздничного времени я находился рядом с Пьером, который посмеивался надо мной и пытался мне помочь в овладении этим сложным искусством. К концу бала к нам подскочил сияющий граф.

–Что, можно тебя поздравить с победой? – спросил его Пьер.

–Да, мой друг, наконец-то я восполнил потерю, причем у меня двойная радость. Вместо одной я нашел на теле моей прекрасной дамы целых две проказницы.

–И как глубоко они забрались туда?

–Эту тему настоящий кавалер обсуждать не будет. Скажу только одно, что мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы, соблюдая правила приличия, достать вторую, которая забралась достаточно глубоко. Но я справился.

–Так тебе придется кормить их своим телом в двойном размере, – подколол его Пьер.

–Ничего, для меня это только двойная радость.

И граф, слегка поклонившись, ринулся обратно к предмету своего обожания.

Бал закончился далеко за полночь, и мы, уставшие, отправились по домам. Это было моим первым выходом в свет. Затем я был приглашен еще на два бала, правда, рангом пониже, что позволило мне усвоить правила поведения и при необходимости следовать им. Того дружелюбия и открытости, которые существовали у нас дома, здесь не наблюдалось. Язвительность, высокомерие, нетерпимость к другому мнению и желание подставить подножку человеку были здесь в порядке вещей. Я осознал это только в конце своего пребывания в этом городе. Кроме этого, я научился по нескольким различным репликам составлять картину возможных событий, которые должны будут произойти, или составить портрет человека, с которым мне придется встречаться. Это качество пригодилось мне в дальнейшем и получило свое дальнейшее развитие, когда судьба неожиданно забросила меня в необычное место.

Каникулы мои были на исходе, нужно было срочно возвращаться домой. Мы с Пьером стали решать, каким путем лучше сделать это. Возвращаться так, как мы прибыли сюда, было небезопасно, потому что путь в одиночку по дорогам, кишащим разбойниками, был чреват всякими неожиданностями. В итоге Пьер предложил мне морской путь: сесть на шхуну, идущую в Гданьск, а там и до Львова было рукой подать, тем более, что по времени это было почти одинаково, но безопаснее. Поразмыслив, я согласился с его предложением, и мы выехали в Марсель, чтобы найти нужное нам судно. Здесь нас встретил свежий морской воздух и грязный, замусоренный порт. На удивление, мы быстро нашли то, что искали. Это была крепкая польская шхуна, которая завтра должна была отплыть с грузом вина на борту. Разговор с капитаном был достаточно сложным. Сначала он не хотел брать пассажиров, затем загнул очень большую цену, потом стал жаловаться, что у него не хватает матросов. В конце концов, мы нашли общий язык, договорившись, что часть денег я заплачу наличными, а то, чего не хватает, отработаю в качестве матроса. У меня действительно не было денег после парижских развлечений, поэтому я планировал отдать за проезд ту золотую монету, которая мне досталась ранее. Договорившись, что я заплачу, когда шхуна двинется в путь, мы решили пойти в портовый кабак, чтобы выпить на прощание вина. Так как шхуна должна была отправиться с первыми лучами утреннего солнца, то времени у нас было еще достаточно много.

Винные пары залетали в ноздри прохожего задолго до заветных дверей. Шум, гам и распитие вина начинались прямо перед входом. Здесь же шло и выяснение отношений или недоразумений между собутыльниками, а то и случайными людьми. Быстро пройдя эту опасную дистанцию, мы по ступенькам спустились вниз и направились прямо туда, где вино тягучей струей заливали в кружки. Особого выбора не было, и мы взяли то, что употребляли все. Это было молодое вино не лучшего качества, но вполне сносное, чтобы его положительно воспринял желудок. Так, попивая винцо и коротая время за беседой, мы дотянули до утра. В основном рассказывал Пьер. Он делился воспоминаниями о парижской жизни, из которых я узнал много интересного.

Под утро посетители стали понемногу покидать кабак и отправляться на свои корабли, собирающиеся отдать швартовые. Это послужило сигналом и для нас. Бодрым шагом мы направились в порт. Шхуна стояла на месте. Сквозь утреннюю дымку было видно, как матросы, подчиняясь команде капитана, быстро снуют по палубе, настраивая малые паруса для выхода в море. Увидев нас, капитан разразился руганью и приказал мне немедленно подняться на борт и подключиться к работе. Обняв Пьера, я быстро по дощатому трапу заскочил наверх и, пристроив свой мешок, включился в работу, выполняя распоряжения матросов, которые они отдавали мне на специфическом морском языке. Я, не понимая значения многих указаний, все-таки пытался их выполнить, чем вызывал буйных смех у команды. Постепенно я приловчился, и движения мои стали более осмысленными. Я даже не заметил, как шхуна вздрогнула и медленно двинулась в открытое море, лавируя между попадавшимися на ее пути судами. Когда вышли в открытое море, были поставлены все паруса, и шхуна, подхваченная утренним ветром, ринулась вперед, поскрипывая корпусом и раскачиваясь из стороны в сторону. На палубе остались рулевой и помощник капитана. Остальные спустились в кубрик, а мне было предложено пройти в капитанскую каюту. Капитан, шумно усевшись за стол, стал в упор смотреть на меня. Я, поняв его молчаливый вопрос, достал золотую монету и тихо положил на стол. В мгновение ока она оказалась в его руке, затем была попробована на зуб, после чего очутилась в его кармане. При этом лицо заметно подобрело. Грузно развернувшись на стуле, он крикнул матроса, стоявшего за дверью, и приказал ему отвести меня в матросский кубрик. Тот махнул рукой, и я, вскинув мешок на плечо, двинулся за ним. Пройдя через все время подпрыгивающую и норовящую выскользнуть из-под ног палубу, мы по деревянной лестнице спустились вниз. Здесь царил полумрак, пахло человеческим потом и еще чем-то кислым. Кто-то лежал на подвешенной парусиновой койке, кто-то сидел на корточках и курил, а группа матросов под чадящей лампой азартно резалась в кости. Было достаточно жарко, поэтому я, сняв свою суконную накидку, мигом забрался на указанную мне свободную койку в надежде отдохнуть после бессонной ночи. Присутсвовавшие здесь не обратили на меня особого внимания, так как мы уже успели познакомиться в ходе совместной работы на палубе. Команда корабля оказалась достаточно разношерстной. Здесь были и французы, и англичане, и поляки, и даже турок, каким-то образом оказавшийся в этой компании. Он лихо лазил по мачтам и реям, отменно справляясь с тяжелыми парусами. Держался он обособленно, не зная языка, но был отменным матросом, за что его и ценили, изучил все названия морских снастей шхуны, научился драить палубу и ходить по ней прямо, несмотря на сильную качку. Не сразу, но постепенно я приспособился залазить на мачты и достаточно спокойно чувствовать себя на смотровой площадке грот – мачты. Среди команды я получил кличку «школяр», что действительно соответствовало моим занятиям на тот период, так как я осваивал морскую науку. Не скажу, что мне давалось это легко. Знания приходили ко мне через мозоли на руках, подзатыльники, ругань, физическое перенапряжение и элементарное недосыпание. Но другого выхода у меня не было, мне во чтобы то ни стало нужно было добраться домой, а не быть выброшенным на корм рыбам. К концу путешествия я стал сносным матросом и при желании мог наняться на любой парусник. Морской порт Гданьск встретил нас криком чаек и запахом рыбы. Попрощавшись с командой, я прихватил свой отощавший мешок и сошел на берег. Первые шаги по земле дались мне сложно, так как в отличие от качающейся палубы здесь царило спокойствие. Пришлось приспосабливаться, и, как результат, у меня получилась новая качающаяся походка, присущая людям, которые большую часть времени проводят в море. Я сразу отправился на ярмарку, которая шумно бурлила недалеко от порта. Покрутившись на ней, я пристал к чумакам, которые, распродав свою соль, собирались в обратный путь. Учитывая, что денег у меня почти не осталось, это был самый лучший вариант. Чумаки – народ добродушный, они едут не торопясь, так что можно и пешком рядом идти за волами, а иногда и подъехать на не слишком гружённом возке, да и кулиша могло немного перепасть на стоянках. Чумаки сначала не хотели брать меня, однако, узнав, что я студент, зауважали и разрешили их сопровождать, предупредив, что путь опасный и мы можем встретить по пути лихих людей. Приняв все это во внимание, я купил кусок ситного хлеба и, посыпая его солью, милостиво предоставленной мне одним из возчиков, быстро проглотил. Через час, поправив на волах упряжь, небольшой караван тронулся в путь. Волы медленно и горделиво прошли через город, изредка оставляя сзади себя дымящиеся кучи, и приблизились к входным воротам. Простояв в очереди, мы заплатили пошлину и вырвались за пределы города на свежий воздух, двигаясь в веренице повозок. Изредка нас обгоняли шляхтичи, мчащиеся во весь опор на своих скакунах, которые поднимали едкую дорожную пыль, медленно оседавшую на путниках. Постепенно поток повозок редел, струйками убегая в разные стороны на многочисленных перекрестках. К вечеру мы остались одни, и вскоре пришло время останавливаться на ночлег. Учитывая, что чумаки осуществляли регулярные поездки в эту сторону, места ночлегов у них тоже были давно определены. Это оказалась небольшая поляна возле реки, которая под кваканье лягушек тихо несла свои воды, изгибаясь из стороны в сторону. Пока распрягали волов, мне как самому молодому поручили сходить за водой. Тут же был разожжен костер, над которым на палке подвесили железный котел. Когда он нагрелся, туда бросили нарезанное кусками сало с луком и стали все это жарить. По поляне пошел удивительный запах, затем налили воды,после закипания которой засыпали несколько жменей пшена, посолили, поперчили и стали готовить варево. Пока все варилось, мужики обошли поляну и нарвали разной травы, чабреца, петрушки, а кто-то полез в камыши и нарезал сочных прикорневых частей речных водорослей. Затем все это было отправлено в котел, что придало вареву непередаваемый аромат. Исполняющий обязанности повара мужик снял котел с костра и водрузил его на камни,сложенные специальным образом, чтобы он не мог опрокинуться. Четверо чумаков, достав деревянные ложки, чинно пристроились возле котла, держа в одной руке ложку, а в другой – кусок только что разрезанной булки хлеба. Все ждали команды старшего, который и готовил это блюдо. Я скромно стоял в стороне, делая вид, что все происходящее мне не интересно и поглядывая на появляющиеся на небе звезды. Старший, сняв свою шапку, пригладил волосы и, посмотрев по сторонам, достал ложку. Прежде чем зачерпнуть из котла, он повернулся ко мне и, хитро прищурившись, произнес: