Андрей Птицын - Сшитое лицо

– Ничего, я в порядке… – проговорила она, поймав его взгляд.

– Тебе надо оставить меня. – вдруг сказал Бэркэ.

– Нет, я не оставлю тебя, – тихо отозвалась она. Закрыв глаза, она подставила лицо каплям дождя. Чувствуя слабость, она старалась не двигаться.

– Так, мы много не пройдём. Моя нога… Я задерживаю нас… – Бэркэ поморщившись, согнул ногу в колене, растирая больное место ладонью.

– Оставь меня. Я объясню тебе путь. Приведёшь помощь.

– Нет. Я не брошу тебя. Мы дойдем вместе, – Айыына с трудом села и посмотрела на Бэркэ.

– Послушай меня, мы не дойдём так. Без еды, и с таким темпом мы потеряем время и силы… Ты дойдёшь быстрее, у тебя получится. Я только задерживаю нас…

После недолгого спора, Айыына все же согласилась с доводами Бэркэ. Он объяснил ей маршрут и ориентиры, которых ей нужно придерживаться. Обсудив все подробности, они некоторое время молча лежали вместе, не решаясь расстаться. Дождь омывал их запрокинутые к небу лица, раскрытыми ртами они ловили капли дождя. Бэркэ в который раз заметил за собой, что подглядывает за лицом девушки, не в силах отвести взгляд.

– Опять вымокли, – грустно сказал Бэркэ, глядя на их мокрые одежды.

– Ничего… Я люблю дождь, – произнесла Айыына с закрытыми глазами.

– Любишь дождь?.. Я тоже, – улыбнулся Бэркэ.

– Люблю… Особенно зимой, когда вспоминаю о лете. Мне не хватает его. Почему лето такое короткое?

– Зимой всегда хочется лета… – отозвался Бэркэ.

– И дождя… Зимой воспоминания о летнем дожде… волнуют мне душу, – тихо сказала она. Они опять встретились взглядом и замолчали.

Уходя, Айыына, пройдя несколько шагов, вдруг остановилась и обернулась. Сидящий на земле Бэркэ встретил её тревожный взгляд и ободряюще моргнул ей обоими глазами.

Небо освободилось от туч, сменив их рябью белых барашков, через которых яркое солнце ласкало зелёную тайгу. Пробежав до полудня вдоль речки, Айыына покинула ее, как сказал ей Бэркэ, и повернула на восток. Одежда ее вся истрепалась, руки саднили от царапин оставленных ветками деревьев. Не в силах больше бежать, она все больше держась за стволы деревьев, брела по лесу. Падая и поднимаясь, Айыына чувствовала, что её опять бросило в жар – начался очередной приступ лихорадки. Её охватила слабость и, лёжа в траве, она вдруг ощутила приступ паники. Попробовала заставить себя подняться, но не смогла. Ее вырвало, и некоторое время она лежала без сил, потеряв счёт времени. Вдруг, в лесном шуме, ей послышался звук колокольчика. Показалось, подумала она, – я брежу… Но через мгновение она вновь услышала его. Приподнявшись на руках, Айыына, всматривалась в лес, и вдруг увидела мелькнувших среди деревьев оленей. Присмотревшись, она разглядела что они связаны друг с другом, и на некоторых из них уложены тюки. «Домашние!» – с волнением подумала она, и вскоре увидела их погонщика – одинокую сгорбленную фигуру на передовом учаге. Айыына вскочила, и шатаясь от слабости бросилась наперерез с криком о помощи. Силы были на исходе, она несколько раз падала, но с радостью увидела, что её услышали. Олений аргиш остановился, и седок на передовом учаге спешился. Выждав некоторое время, он опасливо двинулся к ней. Айыына чуть не падая от изнеможения, двинулась к нему навстречу. Она издали заметила что-то знакомое в фигуре приближавшегося к ней, и хромающего на одну ногу, старика. «Эчинэй!» – с радостью вспомнила она имя этого седобрового старца, в прошлом году указавшего им с отцом путь.

– Помогите! – крикнула она, бросаясь без сил к нему.

– Айыына?! О, духи, что с тобой? Как ты попала сюда?! – воскликнул Эчиней, подхватив на руки падающую изможденную девушку. Испуганно оглядываясь вокруг, он постарался привести в чувство оказавшуюся на грани обморока Айыыну. – Где твой отец? Где ваши люди?! Айыына, дочка… Что случилось?

– Они там… На реке… Бэркэ, Хонгу… – бессвязно залепетала она, на грани обморока. – Помогите, он ранен…

– Кто ранен?! Где на реке? – попытался растормошить её Эчиней, изменившись в лице.

– На реке… На слиянии… Двух рек… Недалеко…

– Ай, ай… На вот, попей, Айыына, – старик, достав из висевшей на олене сумы емкость с жидкостью, и приложил к ее пересохшим губам, – Это поможет тебе… Пей!

Айыына с жадностью сделала несколько глотков: мир поплыл перед её глазами, и она, окончательно потеряв сознание, погрузилась в темноту.

Айына очнулась от тихого возгласа и, открыв глаза, увидела, что она сидит за круглым столом сандалы посередине комнаты их балагана. Горящая на столе лучина, мерцая и колеблясь, скудно освещала окружающую темноту. Она не сразу разглядела в дальнем углу чью-то приткнувшуюся на край топчана-орона согбенную фигуру. Голос был до боли знакомый, и, в волнении приглядевшись, она по едва видимым очертаниям узнала свою мать.

– Айыына, – она опять позвала ее.

– Ийэ! Мама! – воскликнула изумленная Айыына, и в порыве хотела вскочить, но вдруг почувствовала, что что-то держит её за заведённые за спину руки. В полумраке, она не видела лица матери, но разглядела, как та вдруг грустно покачала головой.

– Айыына! – она опять услышала грустный голос матери, прозвучавший как полустон, на выдохе.

Она опять дёрнулась, но что-то крепкое с силой впилось ей в запястья рук. Она, задрав голову назад, попыталась разглядеть, что мешает её рукам, и с ужасом увидела тонкую змею, плотным кольцом обвившую её запястья. Покачивая своей копьеобразной головой, змея, встретившись взглядом с девушкой, высунула раздвоенный язык и зашипела. Айыына, дёрнувшись в ужасе, хотела закричать, но вдруг обнаружила что её рот также стянут чем-то узким и мокрым. Она попыталась вскочить, но заметила, что и ноги её обвиты змеями. Вдруг змеи исчезли, и почудившийся ей сонный морок сгинул. На миг очнувшись, она дернулась, но явственно ощутила как что-то все так же крепко держит ее. Она почувствовала холод, и открыв глаза, обнаружила вокруг себя полумрак. Часто моргая и пытаясь полностью очнутся, она мотнула головой и, всё же придя в себя, огляделась вокруг. На мгновение Айыына ощутила, как липкий холодок безумия легким ветерком прошёлся по её вискам. Нет! Не может быть! Это сон! Она не может быть здесь! С полумрака холодных стен пещеры, освещаемых всполохами горящего невдалеке костра, на неё смотрели мертвые головы. Она снова находилась в пещере шитолицых, привязанная к тому же столбу. Дрожа от охватившего её тело ужаса, она тихо завыла и бессильно сползла по столбу вниз.

Сознание, то исчезая, то вновь возвращаясь, в один из промежутков заставило Айыыну застонать от боли в руках и очнуться. Дым ел глаза, и они слезились. У нее закружилась голова – а казалось, что кружится пещера. Свет от костра плясал на стенах, и мертвые головы словно ожив, шевелились. Инстинктивно подавшись назад и ослабив натянувшуюся веревку, она почувствовала, как боль в запястьях отступила. Прижавшись спиной к столбу, к которому она была привязана, Айыына попробовала размять затёкшие руки. Сквозь приоткрытые веки она разглядела на фоне горящего костра чью-то согбенную фигуру. Эчиней, а это был он, почувствовав, что девушка пришла в себя, медленно оглянулся. Айыына, окончательно придя в сознание, разглядела за всполохами костра старика и лежащую перед ним на помосте человеческую фигуру. Приглядевшись, она заметила, что лежавший был одет в праздничный наряд северных народов. Украшенный бисером треугольник нагрудника, с причудливым, цветным орнаментом, так же украшенные унты из ровдуги, и оружие – пальма с луком и стрелами. Она узнала в нем Хонгу и с ужасом вздрогнула: ей показалось что он не мертв, а спит. Эчиней, посмотрев на Айыыну невидящим взглядом, отвернулся и, протянув руку к умершему, поправил лежащую на нем пальму. Застыв на некоторое время в задумчивости, он вдруг, прерывая редкий треск сучьев горящего костра, начал свою хриплую, неторопливую речь: