Сергей Еримия - Маяк туманного мыса

Резко отшатнувшись, я ударился ногой о какую-то трубу. С трудом удержался. Медленно попятился назад, мечтая лишь о том, чтобы нащупать стену и лестницу ведущую наверх. Казалось, миновала вечность, когда рука наконец-то коснулась холодного бетона, до чего же он приятный особенно после недавних ощущений. Я прижался к стене, принялся часто дышать, широко открыв глаза и искренне боясь их закрыть. Я ведь точно знал, стоит отвлечься и…

Яркая в темноте, становясь с каждой секундой все ярче, перед глазами предстала жуткая картина, увиденная мною лишь несколько мгновений тому назад. Не было никакого хлама. То были тела. Несколько человеческих тел, окровавленных, обезображенных, они лежали на полу, там, посреди комнаты, всего в нескольких метрах от меня. Вот из-за чего красные стены, вот причина сладковато-приторной атмосферы. Тление, разложение, там мертвецы, а я ними дышу…

Тьма вокруг меня дрогнула и зашевелилась. То ли реальные, то ли воображаемые тени, те, что гуще сумрака, закружили вокруг меня. Неслышимые темные голоса разорвали тишину. Голова раскалывалась от беззвучных воплей, сердца сжималось и грозило остановиться. Хотелось кричать, вот только не мог я.

Руки обхватили голову, пальцы до боли сдавили уши, но ничего не менялось, да и не могло, ведь звуки были не в ушах, они наполняли черепную коробку изнутри. Резонировали и давили на перепонки.

Шершавый бетон шелестел по ткани бушлата, грозясь протереть мою единственную одежду. Об этом я не думал, меня занимали другие мысли. Нечеткие, неяркие они пробивались сквозь дикие крики, затмевали ясность сознания. Я понимал одно – мне нужно выбираться, как можно быстрее выбираться, пока рассудок не покинул меня.

Наткнувшись на ступеньку, я упал. Рука угодила на острый угол, выступающей из бетона железки, плечо уперлось во фланец трубы. Удар был сильным, но я его не чувствовал, ведь была цель, а где есть цель, нет места боли.

Передвигаясь исключительно на четвереньках, я выбрался из нижнего этажа. Там, наверху, через открытую дверь и многочисленные щели в потолке проникал свет. Расплывчатый, призрачный, он удивительным образом подействовал на меня. Нет, не успокоил, наоборот, напугал еще сильнее. Разукрасил он стену, превращая краску в потоки настоящей крови.

Мрачная атмосфера кровавого подземелья разом набросилась на меня. Тяжелое чувство надавило, стараясь втиснуть в пол. Ноги с трудом передвигались, им в меру своих сил помогали руки. Я полз, физически ощущая на себе груз атмосферы страшного места. Сомнений не было, здесь что-то произошло, что-то страшное, что-то, о чем знать не следовало, а пытаться разузнать не стоило…

Тишина, звенящая в ушах, сменилась шепотом. Хотелось верить в то, что он лишь плод воображения, игра фантазии, вот только разум упорно сопротивлялся. Восставал он против рациональности, отождествлял страшные звуки с не менее страшными тенями, населявшими призрачную темноту. Вместе они пугали, обездвиживали. Упрямые ноги, которые и так не спешили повиноваться, лишь вяло шевелились, перекладывая ответственность за мое спасение на руки. Они же не подвели. Скоро пальцы нащупали металлический угольник порога. Я подтянулся. Раз, другой. Напрягся. Кувыркнулся. Выкатился наружу. Упал на спину. Глубоко вдохнул.

Темные голоса остались позади, как и густая темнота. Вокруг же была живая полумгла. Удивительная слегка светящаяся полумгла густого белесого тумана, того, который движется, опутывает, сводит с ума.

Помогая себе руками, я медленно поднялся. В отяжелевшей голове все еще звучали отзвуки недавнего шепота, благо, затихающие. И без того приглушенные, они становились неразличимыми, сливались с густой тишиной. Стало удивительно легко и необычайно спокойно. Лишь на мгновение, разукрашивая воспоминания о недавних страхах в яркие цвета, в черноте дверного проема страшного помещения шевельнулась тень. Из нее сформировалось мрачное лицо со шрамом. Промелькнуло оно в моем сознании, или в воображении и сразу же исчезло. Растворилось, будто и не было его никогда.

Ревность

Окруженные туманом, который с каждой секундой становился плотнее, удивительно отчетливо виднелись окна соседей. В одном из них тусклый и нереальный горел свет. Он, блеклый и размытый, разбудил дремлющую обиду, напомнила она о себе, приглушая впечатления последних минут. Нет, ну где скажите мне справедливость! Это же, по меньшей мере, нечестно! У них свет, у них чистота, тепло, идеальные условия для жизни. Они имеют все, о чем только можно мечтать. Музыка каждый день, танцы, хочется душе праздника – пожалуйста! Нет никаких проблем, ни с едой, ни с алкоголем. Более того, даже кое-что серьезнее выпивки имеется, как вспомню последние посиделки! А вот у меня вообще ничего нет. Одни консервы да талая вода. Из освещения несколько слабеньких фонариков плюс коптящая керосинка. Об условиях для жизни и вовсе сказать нечего. Не жизнь это, а одно сплошное существование, да еще и на грани.

Пожалуй, можно было зайти на огонек, вряд ли соседи стали бы возражать, но нет, я гордо прошествовал мимо. Придушил ростки пробуждающейся черной зависти. Поднял повыше голову, отвел взгляд от столь манящего строения и пошел к себе. Прочь обиды, прочь унынье! Надо довольствоваться тем, что имеешь. К тому же у меня все не так уж и плохо, есть, как минимум, одно существенное преимущество. Как бы там ни было, но Надя приходит ко мне, и это несмотря ни на что…

Очередная порция сухого пайка пробудила мысль, новую, правильную и своевременную, не было в ней зависти, злости, одна лишь концентрированная логика. Я вдруг подумал о том, что запасы мои вовсе не безграничны, что они неминуемо закончатся, а вот что делать дальше, совершенно неясно. Отвратительная мысль, благо, она скоро растаяла, потерялась, приглушенная стуком каблучков в тамбуре. Знакомый звук! Удивительно мелодичный рисунок, мягкая поступь, несколько нерешительный, скорее, заплетающийся шаг.

Шаги приблизились к двери, затихли. Я непроизвольно улыбнулся, чувствуя накатывающую волну предвкушения, но тут все изменилось. Причиной опять-таки стали шаги, но уже другие. Твердые и уверенные. Мужская нога, тяжелые ботинки.

Новый персонаж вечерней пьесы также подошел к моей двери. Остановился. Тут-таки послышался голос, приглушенный, неразборчивый, мужской, он просочился в щелочку неплотно запертой двери, наполняя полутемную комнатку грязным шепотом, отвратительным и пугающим точно как тот, который я совсем недавно слышал, там, в подземном бункере.

Воспоминания, с таким трудом загнанные в глубины памяти медленно поползли наружу, пугая, обездвиживая, подпитывая воображение.