Литтмегалина - Дом на берегу

– Медленнее, Колин, – просила я. – Ты как будто пытаешься за неделю узнать все тайны мира.

Он рассказал мне о своих тренировках. Как ему было тяжело. Как поначалу он не верил в себя и не рассказывал мне о своих попытках, потому что делиться с кем-то своим поражением невыносимо.

Еще мы много смеялись. Все что угодно могло вызвать наш смех. То, как Колин изображает Леонарда, проделки Жюстины, даже сама ситуация, в которой мы находились. Последние преграды упали, и Колин стал мне настоящим другом. Он выглядел счастливым – но цветы в оранжерее почернели и рассыпались, как завитки сожженной бумаги. Только вот я еще не догадывалась, что это означает.

Я никогда не замечала в себе провидческих способностей. Не способна я заблуждаться и насчет того особенного, проникающего в каждую мою клетку ужаса, с ощущением которого я проснулась в то холодное, пасмурное утро – последнее утро в доме Леонарда. Полагаю, именно дом, пропитанный злобой Леонарда, безграничным мраком его души, уже чувствуя свой исход, стремился выразить мне всю свою ненависть. Мои спокойствие и воля, истощенные пережитыми страшными событиями, внезапно меня покинули. Я расплакалась и плакала долго, зажимая пальцами веки, не находя в себе сил взять себя в руки, с единственной надеждой, что приход Натали спасет меня из той пучины, куда я провалилась. Но прекратила я только когда исчерпался запас слез, после чего встала, оделась, умылась, причесалась, с неприязнью глянув в зеркало на свое припухшее, бледное, даже какое-то постаревшее, что нелепо для моих семнадцати лет, лицо. Мне было место в одном из шотландских замков, где стены сотни лет обрастают синим мхом – я походила на баньши, женщину-призрака, громким плачем уведомляющую о близящейся смерти кого-то из семьи.

Полная неостывшего ужаса, я побрела к Колину. Путь, известный мне и привычный, странно затянулся. К тому же лампа внезапно погасла, оставив меня в полной темноте. В доме будто все повымерли за ночь, такая стояла тишина. Приоткрытые двери холодили меня своим мертвенным дыханием. Я недолго храбрилась и вскоре побежала, спотыкаясь обо что-то, как будто пол, подобно кошке, выпускающей когти, выпростал все свои неровности. Что-то схватило меня, и я едва не поседела прежде чем сообразила, что всего лишь зацепилась юбкой за гвоздь, торчащий из половицы.

Ругая себя за панику и мнительность, запыхавшаяся, красная, я влетела в комнату Колина.

И не увидела его.

Все было как обычно, как каждое утро: незастеленная постель, приветливое чириканье Жюстины и россыпь карандашей на одеяле – но не было Колина.

– Колин, – жалобно позвала я. – Колин, ты здесь? Ты спрятался? Выходи, я не хочу играть.

В ответ я не услышала ни звука.

– Я не хочу играть! – закричала я, и острое чувство утраты пронзило меня.

Почему я подумала, что он мертв? «Мертв, мертв», – стучало у меня в голове, когда я бежала по коридору, по лестнице, через холл… Я не думала о последствиях и гневе Леонарда. Я просто чувствовала… скорбь.

В промерзшей оранжерее Колин лежал на полу. Такой маленький, едва живой. Я упала на колени рядом с ним, прижала его к себе, впервые осознавая, как его люблю.

– Зачем ты пришел сюда? – я едва не плакала.

Он смотрел на меня с непонятной полуулыбкой, весь посиневший от холода.

– Я хотел попросить совета у мамы. По поводу одного дела.

– Твоя мать умерла.

– Никто не умирает совсем.

– Еще как умирают.

– Нет. Мама пряталась здесь все это время. Она наблюдала за мной и знала обо мне все. Когда я грустил, она грустила обо мне, и ее цветы вместе с ней. Видишь? Они почернели от горя, – хотя его слова походили на бред воспаленного сознания, голос Колина звучал разумно и спокойно.

– Колин, мы потом обсудим все это. Не здесь.

Я подняла его – он был совсем легкий, душа, почти лишенная оболочки – отнесла в его комнату, закутала в одеяло.

– Я ушел так далеко.

– Далеко. Но о чем ты говорил? Какое дело?

– Я старался ради тебя. Ты одна верила, что я способен встать с этой проклятой кровати. Ты одна относишься ко мне хорошо. Поэтому я сделаю все, чтобы ты была счастливее.

– Чтобы я была счастливее, Колин, тебе достаточно просто быть.

– Вот поэтому, потому что ты так думаешь, я готов на все ради тебя, – Колин закрыл глаза.

Он лежал рядом, но я заплакала, чувствуя, как он уносится прочь от меня.

– Он как ничего еще не понимающий ребенок, – сонно пробормотал Колин. – Вот только громадный и воинственный. Если его освободить, он начнет хаотично разрушать все, что попадается ему под руку. Это как игра для него, понимаешь? Но у него мои чувства, он ненавидит тех, кого я ненавижу, и не обидит тех, кого люблю я. По этой причине тебя и Натали он не тронет. Вот только, выпустив его, я не смогу заставить его вернуться обратно. А как я могу позволить бродить по миру чему-то столь опасному и могущественному?

– Колин, не думай обо всем этом сейчас. Тебе лучше согреться и поспать, иначе ты заболеешь.

– Ты думаешь, я слабый?

Я улыбнулась.

– Нет, Колин, ты сильнее всех. И твой бог здесь ни при чем. Ты сам, как человек.

– Но я не человек. Я и он – мы едины. Натали была права, когда говорила, что я чудовище.

– Все, я гашу лампу. Поспи хотя бы два часа, а потом я приду к тебе.

– Один последний вопрос. Почему ты подружилась с чудовищем?

Я пригасила фитиль лампы и поднялась. Его вопрос меня преследовал, звенел у самого уха, и я задержалась в дверях, чтобы ответить:

– Зеленая змея из сказки выглядела отвратительно, но ее сердце было добрым. Не все чудовища действительно чудовища. Некоторые – это заколдованные люди. Главное – понять, кто перед тобой.

Колин мурлыкнул, зарываясь под одеяло. Когда его дыхание зазвучало ровно и безмятежно, я вышла из комнаты.

У себя я долго неподвижно сидела за столом и смотрела, как темнеет на улице. Собирался буран. Небо было серым, как грязный снег. Снежинки роились, словно белые мушки. Я приступила к рисованию и продолжала это занятие, пока что-то, мелькнув за окном, не отвлекло меня. Я вскочила на ноги, всматриваясь. Желтое пятнышко метнулось снова. Оно уменьшалось в размерах, отдаляясь, но я смогла рассмотреть, что это. Жюстина. И мое сердце упало.

В комнату Колина я даже не заглянула, догадываясь, что опоздала. Не было его и в оранжерее. Я выбежала из дома, и полумрак вокруг густел – или же темнело у меня в глазах. Снег таял на щеках, как слезы. Приближаясь к берегу, я искала Колина взглядом, но не находила. Он собрал все оставшиеся у него силы, чтобы повторить путешествие. В последний раз.

Сквозь стук своего сердца я слышала шум моря. Среди беснующихся волн я смогла отыскать Колина взглядом. Море бросало его, как хотело, будто маленького котенка. Когда Натали однажды решила искупаться, я признала бесперспективность моей попытки вытащить ее и осталась на берегу. А сейчас я, не рассуждая, срывала себя одежду, бросая ее в снег. Я бросилась в воду и в первую секунду мне показалось, что она очень горячая. Прямо кипяток. Но вскоре я ощутила холод. Он добирался до моих костей, сводил мои пальцы в судороге, а я плыла, заглатывая горькую воду, уже сама не понимая, в каком направлении движусь и приближаюсь ли к Колину… Я не видела его. Я сама едва не шла ко дну.