Максим Кабир - Мухи

— Какие мерзкие, — прошептала Саша.

— Папа называет их «отрыжкой девяностых».

— Ты где научился так драться, историк?

— Не умею я драться. Дал бы им шанс, они бы из меня котлету слепили.

— Но ты не дал.

— Длинные грабли. — Он махнул рукой. Пошевелил пальцами.

— Не вывихнул?

— Вроде нет.

— Ты что им сказал, убегая?

— «Приятного отдыха».

— Вот черт! — Саша до сих пор не верила, что им удалось выйти без потерь из передряги. — Возомнил себя Брюсом Уиллисом?

— Арнольдом Шварценеггером вообще-то. Аста ла виста, бэби.

Они шли, изображая боевые приемы, смеясь. Адреналин бушевал в крови.

— Не обижайся, в яхт-клуб ты меня теперь не заманишь.

— Есть общественный пляж за вокзалом. Ты не очень испугалась?

— Издеваешься? Я дрожала как осиновый лист. А ты? Как тебе не было страшно?

— Было. За тебя. Да и за себя. — Он шмыгнул носом. — Помнишь, я рассказывал про отморозков с битами? Из монастырского леса?

— Погоня по центру Шестина?

— Так вот, они снились мне несколько лет. Да совсем недавно снились, шли за мной по яхт-клубу в тумане. Шесть лет прошло, и я часто о них думаю. Что будь я взрослый тогда, защитил бы родителей. Отмудохал бы гадов.

— И ты отыгрался на Тошике и Святозаре? — догадалась Саша.

— Фу, — скривился Рома, — не произноси их имена. Собственно, да. Я представил, что это они, те весельчаки. Мысль… она была как кастет в кулаке.

— Хотела бы я пересмотреть на видео этот момент. Как ты лупишь придурка в зубы.

— А я никогда больше не хочу их видеть.

Дом промышленника Махонина мирно пасся в степи. Выставлял на солнышко свои богатства: скукожившиеся ягоды, обветшалые гипсовые плоды. В подъезде было привычно пасмурно и прохладно. Рома транспортировал Сашин велосипед на второй этаж.

«Они уберегли меня от изнасилования, — подумала Саша, — студент-историк и черно-синий дорожный байк».

— Завтра я устраиваю вечеринку, — сказала она. — На всю ночь. Пригласила подружку, будет ее бойфренд. И тебя жду.

— Ни за что не пропущу такое.

— Ты рыцарь, Ром.

— Не. Рыцари мылись раз в квартал. У них были вши и кариес, и гадили они порой, не снимая лат. Никакой романтики.

— Ты милый.

— Маме расскажешь о?..

— Чтобы она заперла меня дома?

Они обменялись благопристойными поцелуями. Рома пошел на первый этаж, а Саша прислонилась к стене.

«Я бы на твоем месте догнала его», — сказала Шура.

«Несомненно», — поддакнула Александра Вадимовна.

— Ром! — Саша сбежала вниз по ступенькам. Парень стоял у почтовых ящиков. Вскинул брови.

Она шагнула вперед. Приподнялась на цыпочки. Взялась руками за его плечи, закрыла глаза.

Сердце затрепетало. Сухие губы коснулись ее губ. Слились, и стало мягко и тепло. Она скользнула ноготками в кучерявые волосы. Теснее прильнула к вздымающейся груди. Сердца прыгали, как радостные собачки, встретившиеся после долгого расставания. Рома пах летом, полевыми цветами, рекой и чем-то очень мужским.

Она разрешила его языку проникнуть в ее рот, покружить в жадном танце с ее языком.

На втором этаже щелкнул замок, кто-то вышел в коридор.

— Это мама. — Саша с неохотой оторвалась от Ромы. Он смотрел на нее зачарованно. Счастливый, как щенок. — Иди.

Он притянул ее к себе, нежно поцеловал на прощанье.

Саша поплелась по ступенькам, улыбаясь, рассеянно трогая губы.

«Вот это денек», — пробормотала она, не зная еще, что за углом подстерегает очередной сюрприз. Она свернула в тамбур и налетела на родителей. Мама отпрянула от папы, словно ее ужалила пчела. Стушевалась.

— Привет, — сказала Саша и пошла к квартире, прямая как столб.

Она села на кровать и уставилась в темный экран телефона. Мысли путались.

«Что? — спросила она себя, представляя облака, как в комиксе выскакивающие из головы. — Что, блин?!»

Пока дочь спасалась от насильников, ее предки лобызались, как долбаные подростки. Мамочка-вдова и женатый папочка. Чувства нахлынули, бляха-муха. И родители сосались, лизались, долбились в десны.

Она пыталась решить, плохо ли это, когда твои родители целуются. В ее случае — точно нехорошо. По отношению к покойному дяде Альберту. Еще больше — по отношению к бедной красивой Нике, папиной жене. И малышке Кристине.

«Все мужики одинаковые, — сказала Шура, — предлагают помощь, а потом тискают бывших жен».

Мамочка со всей вероятностью рискует попасть в ад.

Саша включила на телефоне игру. Шинковала фрукты.

Скрипнул пол, мама вкатила в прихожую забытый Сашей велосипед. Встала в дверях, затравленно посмотрела на дочь.

«Явление Христа апостолам», — прокомментировала мысленно Саша.

— Чего папа приходил? — спросила вслух безразлично.

— Принес новые смесители.

— Ну, ясно.

Она разрубила пополам банан.

— Солнышко. Я не понимаю, как так вышло.

— Вышло что?

— Я его поцеловала. Хотела просто чмокнуть, а получилось…

«А получилась легкая эротика», — закончила Саша, откладывая телефон.

— Ты его любишь?

— Нет, — сказала мама, устало улыбаясь, — то есть люблю как твоего отца, как человека. Но не как мужчину. Это была ошибка. Глупость. Я знаю его так давно. Он мне словно брат.

— Не нужно оправдываться. Правда.

Мама помолчала, глядя в пустоту.

— Угости сигаретой.

Просьба ошарашила.

— Я не…

— По-твоему, я совсем дура или твои жвачки перебивают запах табака? — в мамином голосе не было ни капли негодования.

Саша достала из шкафа пачку «Винстона», отдала маме.

— Забирай все.

Мама повертела сигареты в руках.

— Не надо курить, доча. Легкие себе испортишь. И зубы пожелтеют.

— Я… я и так собиралась бросить.

Мама удалилась на балкон, оставив изумленную Сашу думать о разном.

Гости нагрянули к девяти. Прошли по двору — грудной хохот Ксени Саша бы ни с чем не спутала. В жерло тамбура влились смех и гомон. Хозяйка опередила звонок, распахнула дверь.

— Привет, старушенция!

Ксеня не стеснялась своей полноты и носила обтягивающие ультракороткие платья. Вечерний макияж и укладка контрастировали с домашним нарядом Саши.

— Привет, стервочка!

Девушки обнялись. Позади топтался парень, веснушчатый и замечательно лопоухий.

— Это моя Санька! — объявила Ксеня. — А этот красавчик — Эдик. Я про него рассказывала.

— Эд, — поправил парень.

Ксеня говорила: он был на три года старше девушек, читал рэп и танцевал брейк-данс.

— Как добрались? — спросила Саша, впуская гостей в квартиру.

— Нормально, — сказал Эд. — Заблудились немного.

— У Эдика топографический кретинизм. Он потащил меня в сторону вокзала.

— Я первый раз в твоих краях.

— Все тут в первый раз.

Ксеня повертелась, рассматривая коридор: