Андрей Буровский - Сибирская жуть-7

К 1924 году стало очевидно, что сил воевать больше нет, что на помощь никто не придет: ни отряду Соловьева, ни всей России. А тут еще начался НЭП, обманная операция коммунистов, которая у многих посеяла иллюзии: может быть, режим все-таки… ну пусть не перерождается… ну пусть хотя бы обретает пресловутое «человеческое лицо»?!

Основная часть отряда разошлась, и на какое-то время их оставили в покое. Но могу сказать сразу — никто из бойцов отряда Соловьева не пережил 1930-х годов.

В начале 1924 года Иван Николаевич начал переговоры с коммунистами. Ему обещали амнистию и выдачу документа на свободное владение землей и на личную свободу.

4 апреля 1924 года Н.И. Соловьев должен был встретиться один на один с начальником Красноярского чона Зарудневым. Соловьев приехал вместе со своим заместителем и адъютантом, но они остались в стороне от места встречи. А самого Соловьева скрутили выскочившие из засады чоновцы, связали и чуть позже застрелили связанного. А его заместителя и адъютанта тоже убили. Этих людей похоронили местные крестьяне и поставили крест, но через три дня чоновцы опять приехали, выкопали трупы и неизвестно куда увезли.

Даты рождения Ивана Николаевича мы не знаем, православная церковь чтит нескольких Иванов, в разные месяцы года. В.А. Солоухин предлагает поминать Ивана Николаевича в день Ивана-воина, 12 августа. Разумная мысль, на мой взгляд.

Вот, собственно, и вся фактическая сторона дела.

Соловьев и его «банда» использовались для пропаганды на протяжении всей истории Советской власти, но в разное время пропагандировались по-разному. До войны 1941—1945 годов, даже до смерти Сталина — как невероятной силы восстание, своего рода прямое продолжение Белого движения.

Позже говорили об этом восстании более реалистично — как все-таки о локальном явлении, охватившем самые небольшие территории, и как о проявлении эдакой крестьянской тупости и косности, неумения понять громадье и величие планов построения новой жизни.

Но и в эту эпоху было в описаниях «восстания» явное преувеличение. На материале «восстания» Соловьева писался роман А.И. Чмыхало «Отложенный выстрел», снимался фильм «Конец императора тайги», и везде получалось, что Соловьев — это такой очень масштабный разбойник, пусть даже не чуждый рассуждений о смысле жизни и готовности понять гибельность своего пути в никуда.

В книге Чмыхало под эпиграфом «Под копытами отбившихся от стада трава заново не зазеленеет» (вероятно, писатель точно знает, кто именно «отбился от стада»? Похвально-с… Только верится с трудом) часты перлы типа таких: «…в селах вчерашним бандитам старались всячески помочь налаживать свое хозяйство» []или «Советская власть терпела банду, а терпела потому, что в ней были обманутые бедные люди. Ради них позволялось гулять Соловьеву столько времени» []. Может быть, в начале 80-х годов нельзя было писать иначе? Возможно, но и в последнем издании «Отложенного выстрела», откуда взяты цитаты, престарелый писатель не изменил ни слова.

Конечно, все это очень далеко от действительности, и реальную, не пропагандистскую книгу о событиях написал только В.А. Солоухин, уже в 1990-е годы []. «Соленое озеро» отличается от книги Чмыхало и от «Конца императора тайги», как отличается хорошая художественная публицистика от любой идеологической литературы.

А параллельно с рассказом о космически громадном злодее Соловьеве формировалась легенда о великом воине Аркадии Гайдаре. До войны, до конца сталинщины, было не очень реально поднять его на щит — слишком многие помнили, чем на самом деле был славен Аркадий Гайдар, никакой не воин и не боевой командир, а каратель и палач, даже своих пугавший невероятной жестокостью. Известно, что первым «подвигом» А. Гайдара в Сибири было убийство 148 казаков в окрестностях села Тасеево. И остальные его «подвиги» точно таковы же, а боевых среди них, как ни старайтесь, не найдете — их нет. Вот о совершенно грязных убийствах и истязаниях мирного населения, включая женщин и детей, — об этом свидетельских показаний очень много [].

Взять хотя бы историю про то, как связанных хакасов, родственников тех, кто помогал отряду Соловьева, оставили на всю ночь на льду озера: чтобы назавтра, в свой день рождения, Голиков-Гайдар мог бы попраздновать: собственноручно их утопить.

Считается, что Голиков, исключенный из коммунистической партии и отправленный на лечение в Москву, никогда не подавал заявления с просьбой о реабилитации (воистину, свои же боялись). Но есть и поразительная версия, что все-таки однажды заявление он в ЦК подал, и Сталин собственноручно начертал на этом заявлении: «Мы его, может, и простили бы. Но вот простят ли его хакасы».

Но постепенно ушло поколение лично помнивших жуткие «подвиги» Голикова-Гайдара, и стало возможно обрушить на бедных подсоветских людей новый шквал пропаганды, рассказывая сказки про «героя гражданской войны» Гайдара. Создавалась новая легенда, своего рода культ нового советского «святого», обросший постепенно целым рядом назидательных деталей. Естественно, Гайдар противопоставлялся Соловьеву и назидательно-героически вел с ним, супостатом, сражения… А что сражения существовали только в воспаленном воображении пропагандистов, это уже второй вопрос.

И все места, где действовал Соловьев, были испещрены всякого рода названиями, связанными с Гайдаром: это «славное» имечко нам старались не дать позабыть. Именем Гайдара назывались школы, улицы и целые микрорайоны в новых поселках. Проводились конные и пешие рейды, которые поддерживали и военные, и местное начальство, потому что рассматривались эти рейды, как часть «патриотического воспитания молодежи». Что несравненно патриотичнее было бы провести подростков по местам, где прятался от Советской власти Соловьев и его люди, тогда никому не приходило в голову. А если и приходило, такие мысли не высказывались вслух.

Так что знать о Соловьеве мы, как нам казалось, знали. Но знали в основном то, что насовала нам в головы пропаганда и что нам позволяли о нем знать. Да и сведения были очень противоречивые.

В общем, тогда у костра мы поудивлялись, попо-жимали плечами, да как-то дело на этом и кончилось. «Наш опер» негромко и внушительно просил «об этом деле не распространяться», но «если что — сразу понимать, куда надо обращаться», и мы отреагировали невнятным мычанием и кивками. Он еще добавил, что на нас, людей образованных, он рассчитывает, и что будет хорошо, если мы сами соберем какие-то сведения…

Не знаю, собирали ли сведения мои тогдашние собеседники и передавали ли их в КГБ… Подозреваю, что нет. Вот что завхоз Андрей встречался с «этими», знаю точно. Спустя год на Круглом озере ловил он рыбу сетями (что запрещено) для прокорма нашей экспедиции, а тут к нему подошли двое «этих», вежливо поздоровались и спросили насчет рыбки. Андрей так растерялся, что чуть не спросил в ответ о здоровье Соловьева, потом предложил ведро рыбы… «Эти» рыбы не взяли, но охотно сделали по глотку из бутылки с портвейном, заели черным хлебом с тушенкой и исчезли в лесу, бросив что-то вроде «Прощевай, служивый!» Андрей так и остался с раскрытым ртом, долго не будучи в силах его закрыть.